Филлис Джеймс - Бесспорное правосудие Страница 33

Значит, Эша и девушку можно исключить из числа подозреваемых. Даже на быстром мотоцикле по пустым улицам нельзя меньше чем за пятнадцать минут добраться до Темпла. Время можно уточнить, но зачем? Венис Олдридж умерла задолго до десяти сорока пяти.

– Вот так, – сказала Октавия. – Вам не повезло. В этот раз придется искать настоящего убийцу. Почему бы не потрясти ее любовника? Этого негодяя Марка Ролстоуна, члена парламента? Спросите, из-за чего они ссорились во вторник вечером?

Кейт с трудом сохраняла самообладание. Потом спокойно произнесла:

– Мисс Камминз, ваша мать убита. Наша цель – найти преступника. Но сейчас для меня главное – убедиться, что с вами все в порядке. Вижу, так и есть.

– Что вы понимаете? Вы ничего не знаете обо мне. Лучше вам уйти.

Неожиданно она рухнула на стул и захлебнулась в рыданиях – внезапных, не поддающихся контролю – так плачут маленькие дети. Кейт сделала инстинк-тивное движение в ее сторону, но Эш опередил ее и молча встал между ними. Затем подошел к стулу и положил руки на плечи девушки. Поначалу по конвульсивному движению плеч Кейт подумала, что девушка его оттолкнет, но та подчинилась сильным рукам и постепенно истерические рыдания сменились тихим плачем. Голова упала на грудь, слезы лились на судорожно сжатые руки. Поверх головы девушки на Кейт снова смотрели те же черные, пустые глаза.

– Слышали, что она сказала? Уходите! Вы здесь лишние.

– Когда журналисты обо всем узнают, может возникнуть нежелательный ажиотаж, – сказала Кейт. – Если мисс Камминз понадобится защита, дайте знать. Нам нужно еще раз поговорить с вами обоими. Можно будет застать вас здесь ближе к вечеру?

– Думаю, да. Здесь или на квартире Октавии в цоколе. Около шести застанете нас там или здесь.

– Спасибо. Хорошо, если вы будете дома. Это сбережет время – не придется опять приезжать.

Кейт и сержант Робинс вышли, за ними последовала экономка. В дверях Кейт обратилась к ней:

– Нам нужно поговорить с вами позже. Где вас можно найти?

Руки женщины дрожали, в устремленных на Кейт глазах было знакомое сочетание страха и мольбы.

– Наверное, здесь, – ответила она. – Я хочу сказать, что обычно нахожусь здесь с шести часов, чтобы приготовить мисс Олдридж обед, когда она в Лондоне. У меня наверху небольшая спальня и ванная комната. Не знаю, что будет теперь. Думаю, придется съехать. Мисс Камминз скорее всего продаст дом. Наверное, ужасно думать сейчас о себе, но я не знаю, что буду делать. Здесь много моих вещей – мелочи на самом деле. Письменный стол, книги покойного мужа, китайский шкафчик, который я люблю. Когда мисс Олдридж взяла меня на службу, крупную мебель я отвезла на склад. Не могу поверить, что она умерла. И еще такой смертью. Это ужасно. Убийство – это все меняет, правда?

– Да, – согласилась Кейт. – Убийство меняет все.

Она решила, что дочери неуместно сейчас задавать вопросы, но миссис Бакли другое дело. В дверях много не спросишь, однако экономка провожала их к машине, словно хотела продолжить разговор.

– Когда вы видели мисс Олдридж в последний раз? – спросила Кейт.

– Вчера утром за завтраком. Она любит – любила – сама готовить завтрак. Апельсиновый сок, мюсли, тост. Но я всегда спускалась вниз узнать, придет ли она к обеду, не будет ли каких-то поручений. Она ушла в восемь тридцать, чтобы попасть в Верховный суд в Снерсбруке. Если мисс Олдридж уезжала из Лондона, то всегда сообщала об этом – на тот случай, если срочно понадобится и позвонят сюда, а не в «Чемберс». Но утром я не в последний раз с ней говорила. Вчера вечером без пятнадцати восемь я звонила в «Чемберс».

Кейт постаралась сдержать волнение в голосе:

– Вы уверены, что звонили именно в это время?

– Абсолютно уверена. Я сказала себе, что не буду беспокоить ее до половины восьмого. И точно в это время подняла трубку, но тут же опустила и решила не звонить еще пятнадцать минут. Так что во времени сомнений нет – я еще посмотрела на часы.

– А вы точно говорили с мисс Олдридж?

– О, конечно, с ней.

– И как она вам показалась?

Прежде чем миссис Бакли успела ответить, послышался топот, и, повернувшись, они увидели бегущую по садовой дорожке Октавию, вид у нее был гневный, как у разозленного ребенка.

– Она звонила матери, чтобы пожаловаться на меня. Если хотите говорить с моей экономкой, пройдите в дом – не стойте на улице, – выкрикнула она.

Миссис Бакли издала испуганное восклицание и, не говоря ни слова, заторопилась в дом. Девушка метнула последний взгляд на Кейт и Робинса и повернула за ней. Дверь за ними плотно захлопнулась.

– Не очень-то хорошо мы справились с заданием, – сказала, пристегиваясь, Кейт. – Я во всяком случае. Вот ведь какая маленькая негодяйка! Поневоле задумаешься, зачем только люди заводят детей?

– Но слезы были искренние, – заметил сержант Робинс и тихо добавил: – Приносить плохие вести не самое легкое в нашей работе.

– Слезы – от шока, не от горя. А вести не такие уж плохие. Она еще ребенок. И теперь получит все – дом, деньги, мебель и дорогую картину над камином. Наверху в гостиной, не сомневаюсь, тоже добра много.

– Нельзя судить людей по их реакции на убийство, – сказал Робинс. – Нельзя знать, что они думают или чувствуют. Иногда они сами этого не знают.

– Хорошо, сержант, всем известно, что ты являешься олицетворением гуманного лица полиции, но не перегибай палку. Октавия Камминз даже не поинтересовалась, как погибла мать. И вспомни ее первую реакцию. Дочку волновало только одно: как бы это убийство не повесили на так называемого жениха. Странный статус. У теперешних молодых людей нет ни женихов, ни невест – у них сексуальные партнеры. Как думаешь, чего он добивается?

Робинс минуту подумал, а потом сказал:

– Кажется, я знаю его. Это Гарри Эш. Его судили около четырех недель назад по обвинению в убийстве тети и оправдали. Женщину нашли с перерезанным горлом в собственном доме в районе Уэствэй. Я помню это дело: мой друг констебль занимался им. И тут есть одна интересная деталь: Венис Олдридж была на этом процессе защитником.

Автомобиль остановился у светофора.

– Да, знаю. Нам сказал об этом Дрисдейл Лод. Следовало сообщить это тебе по дороге. Прости, сержант, – виновато произнесла Кейт.

Она разозлилась на себя. Какого черта она смол-чала? Это не та информация, которую можно выбросить из головы. Она просто не ожидала застать Гарри Эша в доме, но это ее не извиняло. Кейт еще раз повторила:

– Прости.

Автомобиль тронулся с места. Теперь они ехали по Бромптон-роуд. Некоторое время они молчали, а потом Робинс сказал:

– Как ты думаешь, можно опровергнуть его алиби? Миссис Бакли кажется мне правдивым человеком.

– Мне тоже. Нет, она говорит правду. В любом случае, как мог Эш или девушка попасть в «Чемберс»? И как объяснить парик и кровь? Они не могли их найти. Нам сказали, что Октавия никогда не была в кол-легии.

– А как насчет предполагаемого любовника? Это правда, или в ней говорит злость?

– Думаю, и то и другое. Конечно, с ним нужно встретиться, хотя это ему вряд ли понравится. Молодой, подающий надежды член парламента. Не в «теневом кабинете», однако возможный кандидат в отдел для меньшинств. Будет защищать права объединений, где меньше тысячи членов.

– Ты много о нем знаешь.

– А кто не знает? Включи любой канал, и в каждом политическом шоу он обязательно что-то пафосное вещает. Ну-ка, взгляни на карту. Эти дороги путаные. Не хочется пропустить поворот на Седжмор-Кресент. Будем надеяться, что миссис Карпентер окажется дома. Чем быстрее мы поговорим с этими двумя женщинами, тем лучше.

Глава пятнадцатая

Дэлглиш и Пирс встретились с Гарри Нотоном в его кабинете. Дэлглиш решил, что клерк будет чувствовать себя свободнее в комнате, где работает почти сорок лет. Младшего клерка, Терри Гледхила, уже допросили и отпустили домой. Нотон предпочел остаться на случай, если возникнет что-то срочное. Сейчас он сидел за столом, упершись руками в колени, вид у него был изможденный. Клерк был среднего роста и телосложения, однако казался мельче, а усталое, встревоженное лицо заставляло его выглядеть старше своих лет. Редеющие седые волосы были тщательно зачесаны назад от шишковатого лба. А этот напряженный взгляд, подумал Дэлглиш, появился задолго до сегодняшней трагедии. Однако в его повадке ощущалось достоинство, присущее человеку, который хорошо делает свое дело и знает, что его ценят. Он был тщательно одет. Официальный костюм явно староват, но брюки сохраняли заутюженную складку, а рубашка – накрахмаленную свежесть.

Дэлглиш и Пирс взяли свободные стулья и сели посреди на вид беспорядочно организованного пространства этого офиса клерков коллегии. Дэлглиш знал, что сидящий перед ним человек мог рассказать больше, чем кто-либо другой, о том, что происходит в этом здании, вопрос лишь в том, захочет ли он это сделать.