Инесса Ципоркина - Ужасно роковое проклятье Страница 12

Встряхнув головой, чтобы разогнать остатки сонливости, я хриплым от долгого молчания голосом предложила всем пройти в зал, где будут окончательно и бесповоротно отобраны произведения для выставки. И мы двинулись в это чертово помещение, которое я уже видеть не могла. Кажется, итальянцы тоже не могли его видеть. Алессандро Кавальери, рысью обежав экспонаты, перечисленные мною в рекомендательном списке, со всем согласился безоговорочно, будто ему все равно, какие из опусов поедут пугать население Флоренции. Кавальери-младший, Чингьяле с Бриллой и даже переводчик вели себя куда серьезнее: периодически останавливались и рассматривали то одно, то другое страшило с брезгливым интересом, вполголоса перебрасываясь репликами — хорошо, что кроме меня никто по-итальянски не разумеет.

А после пробежки в синьоре Алессандро неожиданно пробудился живой интерес, доныне практически себя не проявлявший, и Кавальери-старший спросил, подозрительно широко улыбаясь:

— Скажите, синьорина Крапьюнови, а центральное изваяние вы считаете малопригодным для демонстрации в силу его громоздкости или неких иных качеств?

Надо было видеть это "центральное изваяние". Меня всегда изумляло, почему такой субтильный субъект, как Мыльцев, выбрал столь нелегкий путь к успеху — нелегкий в буквальном смысле этого слова. Чертов зануда паял из кусков труб, пластин, каких-то токарных отходов гигантские статуи — пионеры-сборщики металлолома его бы горном и вымпелом наградили за каждый "статуй", сдай только Мыльцев добровольно любое свое творение на пункт металлосбора. Истукан, о котором спрашивал Кавальери, должен был олицетворять преодоление человеком детских комплексов. Не знаю, каких именно. Если у человека комплексы такой тяжести, его место — в закрытой охраняемой лечебнице для особо опасных душевнобольных. Перед публикой представал огромный, примерно двух с половиной метров в высоту младенец, исполненный в кубистской манере. Из его головы, половина которой была аккуратно срезана, точно верхушка арбуза, с натугой вылезал человечек, размером и пропорциями похожий на лилипута.

Хуже всего в этой жертве фрейдизма было то, что огромная масса изваяния концентрировалась в жирном младенческом брюхе, а постамента чугунный монстр касался лишь слегка — пальцами одной ноги. Недоносок, зависший в жутковатом подобии балетного па над головами посетителей. Поставь Мыльцев свое детище на карачки, оно стало бы ненамного безопаснее. Когда пришлось воздвигать "акселератика", как рабочие прозвали мыльцевского урода, прямо посередь зала, на его укрепление была брошена вся бригада и использован весь арсенал крепящих деталей и инструментов. И все-таки я интуитивно предпочитала обходить "Рождение невинности" по периметру зала, вдоль стеночки. И вот, повинуясь интересу неугомонного иностранца, я с опаской подошла к малолетнему комплексатику двухметрового росточка.

— Я не уверена, синьор Кавальери, — начала я объяснение, — что эта скульптура удобна для перевозки. Кроме того, мы не можем гарантировать ее устойчивость… — произнося блеклые, если сравнить с ощущениями, фразы, я безотрывно следила за "акселератиком".

Чугунный вундеркинд просто надвигался на нас, демонстрируя последствия неудачно проведенной лоботомии. Статуе нельзя было отказать в определенной экспрессии: по ней чувствовалось, сколь она опасна. Ее бы стоило назвать "Не стой под грузом!" и выставить где-нибудь на территории завода, производящего арматуру, в качестве скульптурного предупреждения.

— Не-ет! Моя "Невинность" вполне устойчива! — вступил, вернее, ворвался на повышенных тонах в наш разговор Мыльцев, — Вот, смотрите!

Он размахнулся и нанес гигантскому безголовому путти удар, от которого изваяние явственно пошатнулось и загудело, будто знаменитый колокол Ревун с Ивана Великого. Алессандро Кавальери бесстрашно протянул руку в слабой попытке удержать летящую нам на головы тушу. И в тот момент, когда меня медленно-медленно, как в кошмарном сне, накрывало бездонно-черное металлическое брюхо, я услышала разбитый на отдельные звуки крик: "Со-о-онья-а-а!" и поняла, что взмываю в воздух, словно бы отделяясь от собственного тела.

Более ли менее я пришла в себя только через пару часов, тогда же и поняла, что осталась в теле, и даже не в очень пострадавшем: отделалась легким испугом и синяками-ушибами. Рухнувший статуй никого не задавил насмерть, хотя своему создателю, по общему для големов закону, сломал ногу в нескольких местах и вывихнул предплечье. Поганца Мыльцева задело только краем, потому он и остался жив. Но зато любителю монументальных форм был преподан практический урок физики. Глядишь, теперь он станет создавать "акселератиков" с большим числом точек опоры. Меня же и главу делегации спас мой герой — Франческо. Он метнулся орлом в нашу сторону и вытащил обоих из-под падающей мыльцевской "Невинности", практически сразу, пока проклятая скульптура еще качалась от "хука справа" своего автора. Как у Франческо хватило сил оттолкнуть отца в угол зала и подхватить меня, даму немалого веса, на руки, по всем канонам Голливуда? Видать, он настолько же силен, насколько благороден. М-м-м, обожаю!

Впрочем, даже после выхода из шока мне было не до романтических грез. Одна мысль крутилась у меня в голове: почему дурацкий болван обрушился именно сегодня, едва не убив синьора Кавальери и синьорину Хряпунову, хотя его сто раз проверяли на устойчивость? Ну, мои-то сомнения по поводу креплений чертовой "Невинности" объясняются мнительностью и нехорошими предчувствиями. А, в общем, рабочие на славу потрудились: шнуры, распоры, противовесы и я не знаю что еще. Наконец, по вундеркинду били кулаками раз двадцать, проверяя, не всколыхнется ли его железное пузо. Но тот никак не отреагировал, и купидончика-переростка оставили в покое. Что же произошло сегодня?

Через какое-то время, извинившись, убыли итальянцы, уводя бледного Алессандро Кавальери, удалились санитары, унося хныкающего Мыльцева, а обалделых коллег покалеченного ваятеля потащил в соседний ресторан выпить (то ли с горя, то ли с радости) Дармобрудер. Оставшись одна в зале, я внимательно осмотрела постамент и саму скульптуру. Сейчас было сложно выяснить причину отделения чугунного уродца от фундамента, но несколько крепежей, соединявших базу изваяния с пьедесталом, лежали отдельно. И ни один, тем не менее, не был разорван или сломан. Все они выскочили целиком, будто их заранее повынимали из пазов, а после падения "акселератика" подбросили к лежащей на полу "Невинности", имитируя несчастный случай: якобы ненадежные железяки сами повылетали. Таким образом, это саботаж. Или диверсия. Но, скорее всего — покушение. На меня? То ли мне надо лечиться от паранойи, то ли я действительно в опасности. Когда вполне устойчивое сооружение валится тебе на голову через сутки после того, как твоим кофе отравился человек, — это наводит на нехорошие мысли.

Унылым зомби я прошла в служебные помещения, и тут же была атакована коллегами: у них накопился целый миллион вопросов. Объясняя сослуживцам незначительные детали происшествия, но стараясь не выдать главного — своих подозрений, я попутно и сама их расспросила: кто заходил в зал с "акселератиком", были там посетители сегодня, кто оставался возле статуя надолго или возился у пьедестала, громыхая железом? К сожалению, никаких конкретных данных. Как всегда, в помещении вечером убиралась тетя Катя, но железного урода она не протирала, а только помыла пол. Я недобрым взглядом смотрела на уборщицу, которая охала и ахала с искренним чувством — не то восторженного испуга, не то пугливого восторга, как и подобает пожилой женщине, узнавшей, что кто-то едва не погиб. Неужели в падении мыльцевского путти виновата старая клуша?

Вечером, приехав домой, я сразу кинулась к Осе. Коли он так любит головоломки, пускай распутывает! Оська говорил, что может начаться форменная охота на мою особу — так оно и вышло. Что теперь делать бедной загнанной жертве? Уехать? Но я и так хочу уехать — в Италию, с выставкой! А если меня отловят там, во Флоренции, и похитят, замаскировавшись под "коза ностру"? Как бы мне поподробнее узнать про предмет их вожделений?

Иосиф, выслушав мой сбивчивый рассказ, сосредоточенно потер переносицу, а потом подытожил:

— Больше ты в одиночку ходить не будешь. Ночевать тебе лучше у меня, в свою квартиру заходить тоже со мной, а еще проще — переезжай пока ко мне. Когда ты на работе, я по очереди с кем-нибудь, ну, хотя бы с Данилой, подежурю возле тебя. Не волнуйся, у нас свободный график, мы побудем твоими "топтунами".

— Послушай, наблюдатель, а если мне звонить будут? Предупреждать всех моих знакомых, что я поменяла телефон и место жительства — глупо. Таинственный злодей — из их числа, скорее всего сослуживец. Узнав про телефон, он и адрес узнает в момент, и накрылись твои предосторожности. Неудобств масса, а пользы никакой. А насчет круглосуточного наблюдения… И сколько это безобразие может продолжаться? Ты же не будешь всю жизнь за мной ходить? Сам отказался на мне жениться, а теперь — никогда тебя не брошу, потому что я хороший!