Татьяна Сахарова - Бисер для трех поросят Страница 13

— А что есть?

— А что вы хотите? — Я вложила в интонации максимальное количество металла. Даст бог, сам сообразит, что ошибся дверью.

Он, видимо, оценил мой тон, поэтому молча достал из-за пазухи вполне приличное кожаное портмоне и выложил из него стопочку рублей в крупных купюрах. При этом работяга одарил меня насмешливым взглядом.

Сволочь! Где только деньги умыкнул? Наверняка портмоне ворованное. Потом, заработанные рублики в дорогом кабаке не спускают. «Что делать?» Подозреваю, на этом вопросе меня начала «любить» вся русская литература. Впрочем, если абстрагироваться, то у этого замызганного клиента следует-таки принять заказ.

Я жестом подозвала официанта и удалилась за барную стойку, бросая на работягу хмурые взгляды. И даже то, что он вымыл руки перед едой, ничуть не вселило в меня оптимизма. Люди в приличном заведении предпочитают видеть вокруг представителей своей социальной касты. Грязный мужик может изрядно подпортить аппетит остальным достойным клиентам.

Было бы удивительно, если бы беда пришла одна. Следующая напасть, сама того не ведая, явилась в образе напыщенного Хозяина жизни, который, поблескивая неизменным «Ролексом», развалился за столиком у окна. В самом его приходе, разумеется, не было ничего необычного, но у Женьки в глазах вдруг заплясали лихие чертики. Перегнувшись через стойку бара, она деловито зашипела мне на ухо:

— Пойди прими у него заказ.

— Не пойду! Это дело официантов.

— Немедленно ступай к клиенту! — не желала отступать Женька. — Прояви, в конце концов, житейскую мудрость. Такой мужик пропадает, а она из себя принцессу корчит.

— Не пойду… — Дальше я не успела продолжить.

Женька нырнула ко мне за барную стойку, и в тоже мгновение мою правую ступню пронзила резкая боль. Я легонько взвыла и согнулась в коленях. Прежде чем я сообразила, что произошло, Женька со всей дури лупанула каблуком по моей второй ноге. У меня из глаз радостным фейерверком посыпались искры. Сквозь туман пробилось повелительное шипение подруги:

— Падай в обморок! Падай, дура, кому сказала!

Боль в ногах напрочь парализовала сознание, и я послушно сползла на пол, распластавшись желейной массой на мягком ковролине.

— Господи, Машенька, — зазвенел в ушах озабоченный Женькин голос. — Боже мой, она сознание потеряла. Да помогите же кто-нибудь!

Я немного пришла в себя и, удивленно зыркнув на нее, предприняла попытку встать на ноги. За это она тут же наградила меня увесистым тумаком в грудь.

— Лежи, идиотка, смирно! Закрой глаза и предоставь дело мне! — просипела она тихонько, после чего заголосила иерихонской трубой: — У нее, наверное, снова приступ гипогликемии. Если срочно не доставить ее в больницу, она может умереть. — Рядом со мной наметилось вялое шевеление и групповое сопение. Не нужно даже открывать глаза, чтобы сказать с уверенностью, что вокруг столпились люди. Что, спрашивается, Женька задумала? Спинным мозгом чувствую, что разгребать последствия ее авантюры снова придется мне. Но пока ничего не оставалось, кроме как изображать бесчувственное тело.

— Мужчина! Мужчина, я к вам обращаюсь! — надрывно заголосила Женька. — Уверена, вы за рулем! Машу нужно срочно доставить в больницу. Вы ведь не позволите молодой женщине умереть в расцвете лет?

— Ну, я… у меня вообще-то того… типа дела, — послышался откуда-то чуть издалека мужской голос, который показался мне смутно знакомым.

Одно усилие мысли и — о ужас! — коварный Женькин план выстроился в моей голове во всей своей неприглядной красоте. Подруга принуждает Хозяина жизни везти меня в больницу. Она искренне уверилась, что этот индюк мне приглянулся, и сейчас занимается банальным сводничеством, не погнушавшись даже устроить подлую инсинуацию с потерей сознания. Пристрелите меня, если она не спланировала весь расклад заранее!

Между тем мужик с «Ролексом» продолжал растерянно упираться. С одной стороны, ему явно не было никакого дела до какой-то рухнувшей в обморок ресторанной администраторши, но с другой — было как-то неловко уронить себя в глазах собравшейся публики.

— Нужно вызвать «Скорую», — твердил он. — Вдруг ей в дороге станет хуже?

— Мы теряем драгоценные минуты, — нетерпеливо гнула свою линию Женька. — Пока «Скорая» приедет, Маша впадает в кому.

— Давайте я ее отвезу в больницу, — неожиданно вступил в переговоры еще один голос.

— Вы? — В голосе подруги просквозило недоумение. — Вы на машине?

— Да. Давайте-ка перенесем ее. Помогайте, мужики!

Я испытала здоровое чувство удовлетворения. Справедливость восторжествовала. Такой поворот сюжета Женькиным планом наверняка не предусмотрен. Тип с «Ролексом» непременно должен был согласиться везти меня в больницу. А дальше сценарий прост, как постные щи. «Спасенная» рыдает на широкой груди героя, сморкаясь в его эксклюзивный галстук. Хозяин жизни, преисполненный чувства гордости, несет ее на руках из больницы прямо во Дворец бракосочетаний. Зрители всхлипывают от счастья, а Женька срывает «Оскар» за лучшую режиссерскую постановку. Но где ей, бедной, было предвидеть появление безвестного самаритянина, который вытеснил из кадра главный положительный персонаж.

Тем временем заботливые руки подхватили меня и осторожно понесли на улицу. Женька семенила рядышком и даже попробовала пойти на попятную:

— Может, она все-таки сама в себя придет? К чему такая спешка? — Вероятно, таким образом, она дала мне команду очухаться и прекратить спектакль. Ну уж, дудки! Если играть роль, то играть до конца. Не буду приходить в чувства! Не буду, и все тут! Пускай везут в больницу. Только вот что за болезнь Женька мне придумала? Что-то похожее на гемофилию, но точно не она. К тому же женщины этой болезнью, кажется, не болеют.

Надо сказать, Женька оценила по достоинству мое актерское рвение и отплатила щедрой монетой:

— К сожалению, не могу поехать с вами. Нельзя оставлять ресторан без присмотра, — проворковала она кому-то, но я отчетливо различила ехидные нотки в ее голосе. Сама кашу заварила и тут же в кусты. А мне, как обычно, предстоит в одиночку из всего этого выпутываться.

Меня запихнули на заднее сиденье, и сразу же в нос ударил довольно сильный запах бензина. Пока водитель обходил машину, чтобы устроиться за рулем, подруга тихонько прохихикала:

— Успехов, дорогая!

— Спасибо, — буркнула я и рискнула слегка приоткрыть веки.

Меня окружала обтерханная обивка тесного салона, а боковое зрение зацепило фигуру моего спасителя. Похоже, жизнь уверенно повернулась ко мне своей пятой точкой, причем всерьез и надолго. По крайней мере, тогда я была абсолютно убеждена, что ничего худшего со мной уже не случится.

Женька еще разок хихикнула и упорхнула. Работяга в порванных джинсах устроился впереди и завел двигатель. Колымага поехала, издавая натужное пыхтение и противный скрежет.

Конечно, в дороге Федор Митрофанович распекал несчастного Федьку, как мог:

«Ну чего было лезть со своей помощью?! Кто тебя просил? Тысячи людей теряют в общественных местах сознание, но нельзя же буквально каждого собственноручно доставлять в больницу».

«Человек должен помогать ближнему!»

«Вот и помогай! Куда больше пользы будет, если закупить для больницы дорогие импортные лекарства. Каждый должен помогать ближнему соразмерно своему статусу».

«Ага, только этой девице никакая помощь ближнего может больше не пригодиться. Помнишь, я еще в школе учился, когда от гипогликемии умерла мамина троюродная сестра? Резкое понижение сахара в крови чревато летальным исходом», — ответствовал Федька.

«Помню, конечно. Но, кроме тебя, в ресторане было еще два десятка человек. И череда машин рядышком припаркована. Вечно тебе больше других надо».

«А кто, собственно, пострадает, если я доставлю администраторшу в больницу?»

Федор Митрофанович на этот раз не нашел, что возразить, и поэтому просто насупился.

С заднего сиденья послышалось сдавленное чихание.

Как, интересно, было не расчихаться, если к запаху бензина примешался легкий аромат перегара, а от обивки заднего сиденья отвратительно смердело псиной! Есть все-таки предел терпения у моего несчастного обоняния.

— Будьте здоровы! Пришли в себя? Как самочувствие? — осведомился водитель колымаги, не поворачивая головы.

— Кажется, лучше. Апч-хи-и-и…

— У вас простуда?

— Нет у меня никакой простуды. Просто я не выношу запах бензина и псины. Остановите, пожалуйста, я выйду.

— Не могу. Во-первых, здесь нельзя останавливаться, а во-вторых, мы едем в больницу. С вами случился приступ.

— Знаю. Но уверяю вас, со мной уже все в порядке, — заявила я, но какого-либо результата мое заявление не возымело. «Жигуленок» продолжал двигаться по проспекту с прежней скоростью.