Джорджетт Хейер - Тупое орудие Страница 21

– Вы… вам самому надо играть на бирже, мистер Ханнасайд, – тоскливо проговорил Бадд. – Удивительно, как вы все раскусили.

– И в вечер убийства вы поехали рассказывать мистеру Флетчеру сказку о том, почему у вас нет нужного количества акций?

Бадд кивнул.

– Так оно и было. Не повезло мне, мистер Ханнасайд. Не спорю, я поступил глупо, но…

– Я думаю, мистер Флетчер очень рассердился?

– Рассердился. Я его не осуждаю. Я его понимаю. Но что он мог поделать – он же не мог объявить об этом во всеуслышание. Он бы не стал этого делать. Понимаете? Он не мог допустить, чтобы люди узнали, что он через третье лицо скупает «Хакстон Индастриз». У вас нет ничего против меня, мистер Ханнасайд. Вы будете жалеть, если сделаете что-нибудь необдуманное. Мое вам слово!

Он все время с опаской глядел на Хайнасайда, капли пота проступили на его лбу. Когда он понял, что его, по всей вероятности, не арестуют, он шумно с облегчением вздохнул и отер лицо большим шелковым платком.

Ханнасайд удалился; теперь его интересовало финансовое положение Невила Флетчера.

Прибыв утром в Марли, сержант Хемингуэй застал констебля Гласса в обычном для него состоянии мрачного недовольства. У самого сержанта настроение было отменное, отчего он даже обратил внимание на унылый вид подчиненного.

– Что с вами? – осведомился он. – Рези в животе или еще где-нибудь?

– У меня все в порядке, сержант, – ответил Гласс. – Я пользуюсь прекрасным здоровьем.

– Если у вас такой вид, когда вы чем-то пользуетесь, надеюсь, что никогда не увижу вас, когда вам чего-то недостает, – сказал сержант. – Вы когда-нибудь улыбаетесь? Я уж не говорю, смеетесь – просто улыбаетесь!

– Сетование лучше смеха, – твердо отчеканил Гласс. – Потому что при печали лица сердце делается лучше.

– Если вы говорите о моем сердце, вы ошибаетесь! – мгновенно парировал сержант.

– У меня нет причины для радости, – сказал Гласс. – Я в тревогах, меня гнетут грехи, я скорблю весь день.

– Ну-ка давайте начистоту! – взмолился сержант. – У вас действительно есть о чем скорбеть или это ваш способ времяпрепровождения?

– Я вижу, как по причине смерти одного человека грех громоздится на грех. Я вижу, как нечист и растлен человек, пьющий беззаконие, как воду.

– Знаете, когда я приехал сюда, я чувствовал себя превосходно, – сказал сержант, усилием воли сдерживая себя. – Солнышко светит, птички поют, дело становится интересным. Но если я еще послушаю вас» у меня начнутся кошмары, а это не нужно ни вам, ни мне. Лучше забудьте о беззаконии и думайте о деле, которым вы предположительно заняты.

– Именно оно у меня на уме, – сказал Гласс. – Грешник убит, но его смерть обнажает сокрытые грехи. Никто из причастных к этому делу не может сказать: «На мне нет вины, на мне нет ни пятнышка».

– Величайшая мысль этого дня! – сказал сержант. – Конечно, никто не может сказать, что на нем ни пятнышка? А чего бы вы хотели? Знаете, ваша беда в том, что вы принимаете все слишком близко к сердцу. И какое вам дело до пятнышек на других людях? Я, может, меньше вашего знаю Библию, но как насчет сучка в глазу ближнего твоего?

– Вы правы, – сказал Гласс. – Вы справедливо осудили меня. Я исполнен грехом.

– Ладно, не огорчайтесь из-за этого, – посоветовал сержант. – Перейдемте к делу. У вас ничего нового?

– Я ни о чем не знаю.

– Пойдемте со мной в «Грейстоунз». Я сам хочу поискать это тупое орудие.

– Его там нет.

– Это вы так считаете. А что это я слышал от суперинтенданта, будто молодой Невил подсунул нам хорошее массивное пресс-папье?

Гласс нахмурился.

– Мерзость пред Господом – коварное сердце, – холодно проговорил он. – Невил Флетчер предан суете. Он ничтожный человек.

– Что вы о нем знаете? – осведомился сержант. – Все или ничего?

– Я полагаю, что он безбожник и не верует в Слово. Другого зла в нем я не вижу.

– А что скажете о Нортах?

– Говорят, что он честный человек, и я верю, что он такой. Она говорит лживым языком, но не она нанесла удар, поразивший Эрнеста Флетчера.

– Нет, если только у нее не оказалось под руками кувалды, – согласился сержант. – Я уверен, что, когда мы найдем Чарли Карпентера, он скажет нам, кто убил Флетчера. Вы ведь слыхали о нем?

– Слышал, но мало что понял. Что известно об этом Карпентере?

– Мелкий уголовник. Сидел в тюрьме, вышел с год назад. Мы обнаружили отпечатки его пальцев на столе покойного Эрнеста.

Гласс нахмурился.

– Как такой человек может быть вовлечен в это дело? Истинно, путь наш темен.

– Не так темен, как вы думаете, – откликнулся сержант. – Карпентер путался с одной из девиц покойного Эрнеста. Вы попали в точку, когда сострили про красотку на фотографии, что конец их горек, как полынь. Это была Энджела Энджел, которая покончила с собой шестнадцать месяцев назад. По-видимому, ей не захотелось жить, когда покойный Эрнест ее бросил – если предположить, что именно он был ее другом, а это почти наверняка так. Дурочка, конечно, но все равно, как не пожалеть бедняжку?

– Душа прегрешающая должна умереть, – резко сказал Гласс. – Считаете, что Карпентер убил Эрнеста Флерчера?

– Этого мы не можем понять. И не сможем, пока не заполучим его. На первый взгляд, конечно же, это он, но с другой стороны, это как-то не согласуется с тем, что мы про него знаем. Я думаю, что Чарли, используя смерть Энджелы, собирался подоить покойного Эрнеста.

– Это возможно. Но тогда он не стал бы убивать Флетчера.

– Вы бы не стали убивать, дружок, но, когда бы вы видели столько убийств, сколько я, вы бы поняли: чем неправдоподобнее выглядит дело, тем скорее оно оказывается фактом. Но я не спорю, в ваших словах есть смысл. Что до шефа, он считает, что Карпентер мог видеть настоящего убийцу.

– Как это возможно? – Гласс обратил на сержанта леденящий взгляд. – Почему же он до сих пор молчит?

– Это понятно. Он не из тех, кто побежит в полицию. Хотя бы потому, что ему придется объяснить, зачем он приехал в «Грейстоунз».

– Истинно так. Его жилище известно вам?

– Если б вы говорили на простом английском, мы бы ладили лучше, – заметил сержант. – Нет, оно нам неизвестно, но надеюсь, скоро будет известно. А пока что мы постараемся все узнать о друге Норта. – Он заметил вопрос в глазах Гласса и прибавил: – Вы ведь не знаете о пьесе-загадке? По раскладке шефа, миссис Норт решила, что человек, которого она видела в саду, был Норт. Что ей остается делать, как не изменить показания? Лживые уста – точный ее портрет.

– Почему она так решила?

– Потому что оказалось, что у него на это время нет алиби. Шеф сейчас его обрабатывает. Еще этот Балд. Тоже хорошая штучка, или я не я.

Тем временем они подошли к Трейстоунз «. У парадного входа Гласс неожиданно произнес:

– Вот придет день, пылающий, как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома!

– Может, так оно и будет, дружок, только вы до этого не доживете, так что не стоит об этом думать! – съязвил сержант. – Теперь ваш черед потрудиться. Дворецкий ведь ваш друг?

– Я с ним знаком. Я не зову его другом, ибо у меня мало друзей.

– Вы меня изумляете! – сказал сержант. – Все же то, что вы с ним знакомы, уже хорошо. Пойдите и побеседуйте с ним – не спеша, по-приятельски, обо всем понемногу.

– Нерадивая душа будет терпеть голод.

– Ну, не из-за нерадения с дворецким. И жажды не будет терпеть, – возразил сержант.

– Гибель вымышляет язык твой; как изощренная бритва, он у тебя коварный, – сказал ему Гласс. – Симмонс – честный человек, он избрал путь Света.

– Поэтому-то я и препоручаю его вам, – сказал сержант. – И хватит перечить! Разговорите дворецкого и посмотрите, что, из него можно выудить.

Через полчаса размышления сержанта, разглядывавшего одну из шпалер на ограде в конце сада, были прерваны появлением Невила Флетчера и мисс Дру.

– О, да здесь сержант! – воскликнул Невил. – Он милый человек, Салли, он тебе понравится.

Сержант оглянулся с дурным предчувствием. Монокль в глазу мисс Дру подтвердил его опасения. Хотя он не ждал от нее добра, но, будучи вежливым человеком, пожелал ей доброго утра.

– Вы ищете орудие убийства, – сказала мисс Дру. – Я тоже об этом немало думала.

– Я тоже. Я даже внес предложение, – сказал Невил. – Но Малахия сказал, чтобы я побоялся Бога и не грешил.

Губы сержанта дрогнули, но он сдержался и проговорил:

– Насколько могу судить, вы сами напрашивались на такой совет, сэр.

– Да, но он мне также предписал поразмыслить в сердце моем на ложе моем и утешиться, что, по-моему, неразумно в три часа пополудни.

– Хорошо бы написать этюд о Малахии, – заявила мисс Дру. – Очевидно, это очень интересный случай, с психологической точки зрения. Хорошо бы подвергнуть его психоанализу.

– Вы совершенно правы, мисс, – согласился сержант, глядя на нее почти с симпатией. – Десять к одному – выяснится, что все его нынешние бзики упираются в какую-нибудь детскую травму.