Дарья Донцова - Жена моего мужа Страница 31

Работал Антон почему-то не на «Мосфильме», а дома. Пришедшей к нему Гюльнаре он дал почитать «сценарий». Две мятые тетрадные странички, исписанные от руки неразборчивым почерком. Гуле предлагалось сыграть роль молодой и невинной графини, которую насилует жених.

Действие разворачивалось в спальне на большой кровати. В образе соблазнителя выступал огромный парень с туповатым лицом. Когда он начал раздеваться, Гуле стало плохо: во-первых, до дурочки дошло, что Антон снимает порнографию, а во-вторых, партнер обладал просто чудовищными по размеру гениталиями.

Гуля решила отказаться, но она уже лежала на кровати. Антон сделал знак, и великан-дебил кинулся на девушку. Гюльнара сопротивлялась, мужик сопел, камера стрекотала, режиссер удовлетворенно покряхтывал. Через полчаса все закончилось. Вручив зареванной манекенщице конверт с деньгами, Антон выпроводил «актрису». Обозленная Гуля бросилась к Веронике, но та восприняла информацию совершенно спокойно.

– Подумаешь, – заявила она подруге, – в конверт загляни, там целая штука баксов. Эка невидаль, с мужиком потрахалась. В первый раз, что ли? Когда ты еще за полчаса столько зарабатывала, ты что, Шарон Стоун? Да не волнуйся, киношку на заказ снимали, ее только владелец и увидит. Хороший, непыльный заработок, все лучше, чем голыми грудями перед мужичьем трясти.

Но Гюльнара была иного мнения.

– Что ж сама порнухой не зарабатываешь, а меня подсовываешь? – накинулась она на Нику.

Та усмехнулась:

– Видишь ли, Антон – мой брат, вот и вбил себе в голову, что не станет меня снимать, а так бы я с радостью – такой заработок!

Но Гуля решила больше не связываться с порнобизнесом и свела отношения с Никой до минимума.

– О покойных плохо не говорят, – вздыхала манекенщица, – но Ника, право слово, ненормальная. Выскочила замуж за старика Полянского и давай деньгами направо и налево сорить. Мы иногда сталкивались на тусовках, так она обязательно хвасталась то драгоценностями, то шубами…

Недавно Вероника неожиданно приехала к Гуле в гости и принялась жаловаться на тяжелую долю. Ролей ей не предлагали, а муж нашел другую, завел роман с молоденькой студенткой. Денег жене на всевозможные прихоти он не дает, ограничил траты сущими копейками. В месяц Нике теперь полагалось иметь всего какие-то жалкие две тысячи баксов. Вероника попробовала взбунтоваться, но муж показал когти.

– Вот что, дорогая, – процедил он сквозь зубы, – мне дешевле тебя убить, чем содержать.

Вероника не растерялась и сообщила муженьку, что никогда не даст ему развода. Судебное заседание можно затягивать до бесконечности – не являться по повесткам, демонстрируя справки от врача. Потом объявить себя беременной…

Макс, по ее словам, посинел от злобы и коротко бросил:

– Будешь мешать, и правда убью.

– А теперь он почему-то перестал требовать развод, – испуганно жаловалась Ника бывшей подруге, – может, на самом деле решил придушить? Ты имей в виду, если со мной что, значит, Максим – заказчик.

Гюльнара выкинула из головы бредни, но сейчас, увидав меня и узнав об убийстве Ники, немедленно припомнила, как та была напугана.

– Не волнуйтесь, – успокоила я «вешалку», – Полянский уже арестован, хотя вдруг он не виноват? Господин Блистательный страшно зол на Медведеву за публикацию в «Скандалах недели».

Гуля тихонечко хихикнула:

– Вот тут Ника ни при чем, это Лена Зайцева постаралась за то, что Сыкунов ее в Париж не взял. Только не рассказывайте никому, Нике уже все равно, а Ленку Епифан со свету сживет. Она хорошая девчонка, только глупая.

Посудачив еще немного о совершенно незнакомых мне людях, я покинула квартирку Гюльнары. Девушка хорошо помнила адрес, где жил брат Ники. И я, не задерживаясь, покатила на Мясницкую улицу.

Старый дом постройки, наверное, 30-х годов выглядел очень внушительно. Пол в холле покрывали стершиеся мраморные плиты, перила гигантской лестницы – просто произведение литейного искусства. Квартира восемь встретила меня гигантской железной дверью. Из забронированных глубин донесся мужской голос:

– Вам кого?

– Антона.

– Здесь такой не живет.

– Простите, куда он уехал?

– Понятия не имею, – рявкнул парень, – вали отсюда, пока милицию не позвал.

Я спустилась вниз, купила пакетик чипсов и принялась меланхолично жевать хрустящие соленые кусочки. Так где же искать этого братца? Может, родители знают?

Домой я добралась к пяти. Взволнованная Римма Борисовна кинулась ко мне со всех ног:

– Дашутка, собирайся, идем на концерт. Я сама купила билеты.

Старухам безумно хотелось зрелищ, но гадкие дети разбежались кто куда. Ольга «прикрылась» сопливыми близнецами, у Аркадия спешно обнаружились дела в консультации. Даже Маня сбежала, крикнув на ходу, что они с Сашкой приглашены на день рождения. Гера отправился на свидание с очередной невестой. Бабки уже давно с тоской поглядывали на часы, надеясь, что я приеду пораньше.

В первую минуту хотела быстренько что-нибудь придумать и отказаться. Но поглядела в умоляющие глаза свекрови и покорно побрела переодеваться. Ну не могу же я отнять у ребенка конфету!

Подпрыгивая от нетерпения, Римма Борисовна влетела ко мне в спальню. Я принялась рыться в шкафу.

– Какая красота! – воскликнула свекровь.

Я оглянулась. Старуха держала на вытянутых руках фиолетовую кофту, сверкающую фальшивыми драгоценностями, – бессмертное творение Епифана Блистательного.

– Вам нравится?

Римма Борисовна, обладавшая вкусом сороки, молча кивнула.

– Купила вам в подарок.

– Ой, Дашенька, – вскричала Римма Борисовна, – пойду надену эту прелесть.

Абсолютно счастливая, она выскочила за дверь.

Концерт должен был состояться в Зале Чайковского. Пока старухи усаживались, старательно уступая друг другу место, я принялась читать программку. Шуберт, Шопен, Шуман и почему-то Моцарт. Да ладно, какая разница.

Оркестр гремел, старухи в восторге закатывали глаза. Я расслабилась и попробовала получить удовольствие. Наивная Римма Борисовна решила, что в первом ряду самые лучшие места, и вот теперь можно вблизи наблюдать краснеющие лица музыкантов.

Заиграли «Сцену на охоте». В музыкальную ткань этого произведения вплетены звуки охоты – звучит рожок и выстрел из стартового пистолета. Не успел барабанщик пальнуть в воздух, как на соседних с нами креслах произошло странное оживление. Два крепких молодых парня с широкими плечами и тяжелыми затылками выхватили из кресла довольно полного господина в шикарном вечернем костюме. Я с изумлением наблюдала, как они швырнули мужчину на пол. Один из парней моментально лег на него сверху, другой выдернул откуда-то из-под пиджака огромный револьвер и принялся палить в оркестр. Несчастные музыканты побросали скрипки, барабаны, виолончели и залегли под пюпитры. Дирижер рухнул как подкошенный. Из-за кулис помчались в партер накачанные парни, завязалась драка. Но довольно скоро недоразумение выяснилось. Оказалось, что концерт почтил своим вниманием один из авторитетов. Его бдительная охрана, мало сведущая в музыкальном искусстве, приняла выстрел из стартового пистолета за нападение на своего хозяина и спешно приняла адекватные меры.

С извинениями братки подняли «папу», отряхнули его от грязи, расправили складки на замявшемся костюме и усадили на место. Публика нервно переговаривалась. Музыканты с возбужденными лицами принялись вразнобой пиликать на скрипках, деморализованный дирижер никак не мог собрать оркестр в единое целое. «Жаль, что Машка не пошла, – подумала я, – ей бы это понравилось».

Глава 18

Домашний адрес Медведевых узнала очень просто, позвонила в журнал «Педагогика» и прикинулась француженкой, желающей перенять потрясающий опыт.

Уехали педагоги из столицы не так далеко – в Болотово. Я добралась до городишки за полчаса. Тихий, сонный, провинциальный, только на вокзальной площади кипит какая-то жизнь. Возле ларьков с нехитрым водочно-сигаретно-шоколадным ассортиментом толкались представители местного бомонда с пропитыми мордами. Улица Пролетарская начиналась прямо от перронов и тянулась, никуда не сворачивая, до выезда из Болотова.

Дом номер тридцать шесть – темный, деревянный, со слегка покосившейся крышей – мрачно гляделся среди соседских зданий. Я толкнула противно скрипящую калитку и оказалась в довольно просторном и запущенном дворе. Слева виднелся нехитрый огород, чуть подальше «колосилась» картошка. На веревках сохли старенькое постельное белье и невероятное количество мужских трусов.

В избе пахло чем-то кислым и неприятным. Неопрятного вида женщина в сильно засаленном ситцевом платье переливала в трехлитровую банку молоко. Небольшая кухня вся заставлена немытой посудой. Тут и там висели грязные тряпки, валялись совершенно не подходящие для кухни вещи: расчески, пустая бутылка из-под шампуня и флакон одеколона «Гвоздика».