Артур Кангин - Хроника гениального сыщика Страница 31

Сыщик сверкнул агатовыми глазами.

— Челюсть от Страдивари, — отрывисто произнес он. — Без нее великая Пугач не сможет петь под фонограмму.

— Иначе срывается грандиозный тур? — сощурился я.

— Штаны! — взревел Рябов.

В то самое время, за полночь, Маня Пугач полулитровыми фужерами хлестала водку «Путин&Распутин», заедала лягушачьими бифштексами с кровью, да хрипела амурные песни. Увы, без фонограммы она уже не пела лет сорок.

Прикормленные друзья раболепно хвалили.

— Ах, что за глазки! — восклицали они.

— Что за голосок!

— Ангельский! — кричал особенно наглый подхалим. Маня обещала его устроить в своей гей-подтанцовке.

Лишь композитор Тихон Хренов хранил молчание.

— Что вы молчите? — справились тогда лизоблюды у Тихона.

Маэстро откашлялся в кулак и произнес:

— Манин голос, как это покорректней выразиться, пошаливает. Без челюсти Страдивари — шняга-с…

— В окно его! — взревела певица.

И что вы думаете?

Тихон Хренов, краса и гордость композиторского цеха РФ, был безжалостно вышвырнут из окна особняка.

Под домом Маня Пугач располагалось московское водохранилище. По нему, изящно изогнув шеи, плавали белые лебеди.

— А сколько Мане Пугач лет? — спросил я, когда мы с сыщиком неслись по Рублевке, держа курс на дом грандиозной певицы.

— По моим агентурным сведениям, лет 240, — на ходу ответил Рябов.

— Не может быть! — изумился я. — Выглядит только всего на 80.

— Действие акульих хрящей… — пояснил Рябов. — Великая певица поглощает их в копченом виде мешками. И с каждым годом она выглядит все моложе и лучше.

— А лицевые подтяжки? Золотые нити?

— Брехня, — отреагировал Рябов. — Вечную молодость дают только акульи хрящи.

Уже за полночь, с Казанского вокзала, без всякой помпы, отправлялась в грандиозное турне «Россия-Казахстан-Гренландия» молодая, однако подающая надежды, певица Лиза Лизкина.

Она уже предчувствовала, какой бешеный аплодисмент сорвет с челюстью Мани Пугач от самого Страдивари, особенно под легендарную песенку:

Позови меня с собой,Позови сквозь злые ночи!

— До свиданьица, — ломая русский язык, кричал муж Лизы Лизкной, гражданин Гондураса, Абдула-Али-Аль-Акбар.

— Прощай, Акбарка, — смахнула слезу артистка.

Когда мы ворвались с сыщиком в апартаменты Мани Пугач, стало очевидно, — нас здесь не ждали.

— Кто вы такие? — прохрипела королева Олимпа.

— Я — сыщик Рябов, — представился инспектор.

— Акушер второго разряда, Петр Кусков, — шаркнул ногой я.

— И что же вам нужно? — свиные рыла элитных гостей почти вплотную приблизились к нам.

— Уточнить детали пропажи вставной челюсти Мани Пугач, — четко откликнулся Рябов.

— В окно их! — рявкнула Пугач.

Вы никогда не летали из окна элитной квартиры?

Гамма новых чувств!

Пир духа…

После душной ночи окунуться в ласковое прохладное лоно водохранилища. Услышать томный гогот тонкошеих лебедей. Попробовать на зуб паука-плавунца. Он такой кисленький!

Через минуту водного дрейфа мы оказались рядом с каким-то грузным гражданином в концертном смокинге.

— Тихон Хренов! — незамедлительно представился он.

— Держитесь за белокрылыми лебедями! — резко приказал сыщик. — Они плывут к острову.

Через пару суток мы ступили на берег. На четвереньках.

Остров «Последний Герой» — прочитали мы на столбе табличку.

На этом же столбе висел молчаливый динамик. Вдруг он ожил:

— Передаем прямую трансляцию концерта великой певицы Лизы Лизкиной!

После небольшой паузы динамик хорошо поставленным голосом запел:

Позови меня с собой,Позови сквозь злые ночи!

— Рябов, это откровенный плагиат! — вскрикнул я, не успев еще вскочить с четверенек.

— Знаю… — выплюнул сыщик водоросли.

— Друзья мои… — Тихон Хренов поднялся во весь свой нешуточный рост. — Запомните! С этой минуты больше нет Мани Пугач! С челюстью от Страдивари есть только одна певица. И вы ее знаете… Это Лиза Лизкина! С челюстью от Страдивари она — гений.

Глава 41

Борода Грозного

Мы с сыщиком Рябов сидели подле электрокамина и потягивали пиво «Батька Махно».

— Признаться, друг мой, — произнес детектив, — я скучаю без настоящих, чудовищных преступлений.

— Преступники как-то выродились, — поддержал его я. — Карманные воришки, хапуны депутаты… Лилипуты и гномики.

И тут в нашу дверь оглушительно постучали.

В комнату вошел невысокий жилистый человек с лицом китайца.

— Я смотритель Петропавловской крепости, — сказал он. — Три дня назад какой-то неизвестный поменял мощи Иоанна Грозного на останки Емельяна Пугачева.

— Ага?! — простонал от радости сыщик.

— Ага! — горячо поддержал его я.

— Ну и какие у вас версии, акушер Кусков, — Рябов помешивал алюминиевой ложечкой чай в скоростном поезде «Красная стрела».

В этом поезде ехал и я, ваш покорный слуга, акушер Петя Кусков.

— Признаться, никаких, — огорченно развел я руками.

— А для меня это дело почти закрыто! — причмокнул Рябов, запивая печенинку «Салют». — Вы заметили китайский разрез глаз смотрителя Петропавловской крепости?

— Китайский след?

— Вот именно…

— Зачем китайцам мощи почившего монарха?

— Вот это нам и предстоит выяснить, — воинственно усмехнулся Рябов.

Петербург нас встретил ледяным ветром. По брусчатке мостовой он гнал клочья грязных избирательных плакатов. Вчера здесь избрали губернатора Ленинградской области.

— Кстати, вы не слышали, — спросил меня Рябов, — кто победил на выборах?

— Маня Маньевич Жулецкий…

С плакатов театральной тумбы на нас смотрело толстое и волевое лицо нового губернатора.

— Вот к нему-то мы отправимся, — скосил на меня черный глаз Рябов.

— Сейчас шесть утра… — заметил я робко.

— Петя, поверьте мне, свежеиспеченные губернаторы просыпаются исключительно рано.

В 06:00, по московскому времени, губернатор Маня Маньевич Жулецкий опустил с кровати мускулистые волосатые ноги.

Если кто-нибудь увидел его в этот миг, то был бы весьма озадачен.

На постели губернатора, на месте, предназначенном для супруги, лежали (черепом на подушке, ноги с другой стороны) останки Ивана Грозного. Сразу бросалась в глаза легендарная борода клинышком.

Маня Маньевич попил кофе с армянским коньяком и энергично глянул из окна своей шикарной квартиры.

— Ленинградская губерния теперь моя! — засмеялся он и притопнул кудрявой ногой.

И тут в его дверь грянул наш (то есть мой, акушера второго разряда Кускова и сыщика Рябова) электрозвонок.

— Во поле береза стояла! — без слов, будто намекая на что-то неведомое, пропел последний.

— Шукайте китайский след, — с порога огорошил губернатора сыщик.

— Какой еще след? — не скрывая своего раздражения, спросил Маня Маньевич.

Оттеснив чиновника стальным плечом, сыскарь резко шагнул в прихожую.

— Я — инспектор Рябов, — чеканно представился сыщик. — А это мой пресс-атташе, акушер второго разряда, Петр Кусков.

— И что же вам нужно? — толстая щека губернатора нервически дернулась.

— Мы пришли к вам по делу пропажи останков Иоанна Грозного, — Рябов сделал широкий шаг в спальню губернатора, но тот массивным, хорошо откормленным туловищем преградил дорогу.

— Если вы уверены в китайском следе, зачем вы идете в мою спальню? — вопросил Жулецкий. — Записывайтесь ко мне на прием. В Смольный.

— Однако почему вы не пускаете нас в опочивальню? — Рябов выхватил именной браунинг. — Что вы скрываете?

— Я? Ничего! Помилуйте…

За три энергичных шага Рябов добрался к зловещей кровати и резко отбросил верблюжий полог.

— Кто это? — сыщик заиграл желваками.

— Ах, это?.. Мой безвременно почивший прадедушка, Амвросий Карлович Журавлев-Задунайский.

— Ваши руки, господин губернатор, — тихо произнес Рябов, доставая блеснувшие вороной сталью наручники.

— Повторяю, это мой прадедушка. Сначала я хранил его в могиле, да потом стал так тосковать, что решил держать здесь, при себе.

— Бороду Ивана Грозного я узнаю из всех бород. Она клинышком… — усмехнулся сыщик.

Прошло три года.

Дело о пропаже мощей Иоанна почти забылось. Однако когда мой друг и наставник натыкался на имя Грозного, он сразу мрачнел.

— Так проколоться! — Рябов мучительно потирал виски. — Не могу простить себе китайский след…