Каждому по заслугам - Людмила Мартова Страница 36

– Логично, – согласился Малахов. – Тогда что?

– Обычно поворотные механизмы прячут в каких-нибудь фигурках. Или часах. Я в кино видела, – сообщила Настя любезно.

На среднем стеллаже действительно стояли старинные часы, довольно массивные и тяжелые. Посередине Купидон держал лук со стрелами, и его голова была подозрительно похожа на рукоять. По крайней мере, обхватывать ее было очень удобно. Настя так и сказала.

Зимин положил на ангела руку, поелозил, пристраиваясь удобнее, понажимал, повернул, раздался легкий щелчок, и средний стеллаж начал отходить от стены, открываясь, словно распашная дверь. Старушка-соседка, сидя на диване, взвизгнула от неожиданности.

– Ух ты! – искренне восхитилась Настя.

За стеллажом оказалась узкая, не более десяти сантиметров глубиной ниша, в которой прислоненными к стене стояли два прямоугольных пакета, завернутые в холст и перетянутые бечевкой. Достав их, Зимин развязал бечевку, положил пакеты на диван, откуда согнал соседку, и, развернув ткань, присвистнул. В пакетах оказались две картины.

Настя подошла ближе. Она плохо разбиралась в живописи, поэтому о ценности полотен ничего сказать не могла.

– Надо Золотаревой звонить, – предложила она.

– Что? – Зимин, до этого завороженно разглядывавший лежащие на диване полотна, словно отмер.

– Я говорю, надо позвонить Елене Николаевне Золотаревой. Она разбирается в живописи и может хотя бы приблизительно сказать, что это такое.

– А если она это… замешана? – неуверенно сказал Малахов.

– Костя, ты – балда. У нее муж бывший полицейский, который занимался расследованием краж культурных ценностей. Именно он раскрыл дело по хищению в картинной галерее шесть лет назад. Елена Николаевна – честнейший человек. Понятно, что картины все равно придется отправлять на экспертизу, но вы хотя бы первое представление будете иметь, что именно нашли. Не Морозовой же звонить. Вот та как раз может быть замешана.

Зимин немного подумал о словах Насти и достал телефон из кармана. Съездить за Золотаревой вызвалась Настя. На то, чтобы привезти Елену Николаевну, времени понадобилось немного. Через полчаса она появилась на пороге, коротко поздоровавшись с открывшим дверь Зиминым, прошла в квартиру, вслед за Настей проследовала в библиотеку, встала перед диваном и, наклонившись, бережно взяла в руки одну из работ.

– Я глазам своим не верю, – проговорила она сдавленным голосом.

– Елена Николаевна, это что-то ценное?

– Понятно, что я могу ошибаться, – женщина повернула к ним лицо, ее глаза блестели от волнения. – Я могу ошибаться, но мне кажется, нет, я вполне уверена, что это Филонов.

– Кто? – это спросил Костя.

– Павел Филонов. Последняя из его работ, считавшаяся пропавшей.

– В смысле, последняя? Елена Николаевна, вы рассказывайте по порядку, – рассердился вдруг Зимин. – Мы, конечно, мало смыслим в живописи, но это не повод над нами издеваться. Мы вас вызвали для помощи. Сами понимаете.

– Да, простите, – покладисто согласилась Звонарева и принялась рассказывать.

Художник Павел Филонов был одним из самых загадочных представителей русского авангарда. Его считали маргиналом и человеком не от мира сего. Он дружил с поэтом Велимиром Хлебниковым и категорически отказывался продавать свои картины западным коллекционерам, хотя жил в крайней нищете.

В июне 1977 года его выжившая в блокаду сестра передала в дар Русскому музею триста картин своего брата, включая рисунки. По устному указанию Министерства культуры РСФСР их отправили в специальный закрытый фонд, к которому не имели доступа специалисты.

Спустя шесть лет разразился международный скандал. Представители Музея Помпиду опубликовали в научном журнале статью, из которой следовало, что в распоряжении их музея имеются работы Павла Филонова. Этого не могло быть, потому что весь архив художника хранился в Русском музее, была начата проверка, которая в 1985 году установила, что в его фондах часть рисунков заменена на подделки.

Из официальной переписки между Русским музеем и Национальным музеем современного искусства Центра имени Жоржа Помпиду следовало, что французский музей официально приобрел рисунки в Париже в «Галерее Жоржа Лаврова» за шестьдесят две с половиной тысячи французских франков.

Разумеется, в Ленинграде возбудили уголовное дело по факту хищения из фондов Русского музея и контрабанды рисунков Павла Филонова. К делу подключилось КГБ. Однако спустя долгие двенадцать лет дело было прекращено. Людей, спланировавших и организовавших преступление, хоть и установили, однако не наказали. Более того, не все их имена даже были преданы огласке.

– И что было дальше? – спросил Зимин.

– Центр Помпиду хранящиеся у него работы вернул в Русский музей. Дело в том, что свои бесценные работы художник завещал России. На то, чтобы их вернуть, ушло пятнадцать лет. Это произошло в двухтысячном году.

– И как тогда эта картина оказалась здесь?

Золотарева покачала головой и развела руками:

– Этого я не знаю. Французы вернули семь работ, которые хранились у них. А всего их пропало десять. Три картины остались ненайденными. И мне кажется, точнее, я почти уверена, что это одна из них.

– И сколько она может стоить?

– Это невозможно сказать без экспертизы.

Настя быстро влезла в интернет на своем телефоне, ввела необходимый текст в поисковик.

– Самым крупным считается уход картины «Поклонение волхвов» на аукционе Christie`s в 2006 году, – доложила она. – Эта картина находилась в коллекции сестры Филонова, а впервые была продана в 1990 году. Новый владелец выставил ее на Christie`s с эстимейтом 250–350 тысяч фунтов, но в ходе торгов цена выросла в несколько раз и картина была продана за 904 тысячи фунтов, или за 1,8 миллиона долларов, – доложила она Зимину. – Вторая крупная продажа тоже датируется 2006 годом. На аукционе Sotheby`s с молотка ушел холст «Нищие и беспризорники». Он обошелся новому владельцу в полтора миллиона долларов.

– Сколько? – тяжело дыша, спросил Малахов. – Да за такие деньги убить можно.

– Ну так вот Гольцова и убили, – философски заметила Настя. – Мы же, кажется, именно убийство расследуем.

– Были и менее крупные сделки, – мягко сказала Золотарева. – Две картины без названия, изображающие головы без тел, попали из коллекции сестры художника в Кельнскую картинную галерею, где проводилась экспозиция картин Филонова. Одна из них была продана в 2016 году за 124 тысячи долларов. Я помню, как об этом писали. А вторая за девять лет до этого ушла за 177 тысяч долларов.

– Тоже вполне достаточно, – заметил Малахов.

– Это рисунок, тем более украденный. Думаю, что на черном рынке его можно продать за не меньшие деньги. Но точнее скажет эксперт. К примеру, мой муж. Он завтра приезжает из командировки.

– Сто лет Дорошина не видел. – Зимин улыбнулся. – С удовольствием повидаюсь, пусть и по рабочему поводу. Елена Николаевна, а как рисунки Филонова попали в вашу картинную галерею и когда исчезли?

Золотарева покачала головой:

– Что вы, у нас никогда не числились в архивах работы Филонова. Я