Каждому по заслугам - Людмила Мартова Страница 37

Она бережно положила картину на диван, взяла в руки вторую, тоже представляющую собой некий графический эскиз. И вдруг сдавленно охнула.

– Что еще? – спросил Зимин, чутко улавливающий изменения ее интонации.

– Это, похоже, Репин, – тихим голосом, почти шепотом ответила Елена Николаевна. – И, предвосхищая ваш вопрос, – в нашей картинной галерее он тоже не значился. Я не знаю, откуда у Алексея Аркадьевича эти работы, но они действительно стоят целое состояние.

* * *

Оказывается, жена у Зимина что-то спросила, а он и не слышал. Михаил вынырнул из своих дум и обнаружил себя стоящим у окна, в которое он уставился, не видя картинки. Картинка, к слову, была чудесная. По двору радостно бегала с мячом обожаемая Зиминым дочка Танюшка, которой было два года и три месяца. А чуть в стороне, неотрывно следя за девочкой глазами, стояла его теща Ирина Григорьевна. Судя по выражению умиления на ее лице, уговаривать внучку идти домой к ужину она не собиралась.

Он улыбнулся, потому что делал это всегда, когда думал о своей семье, и повернулся к жене:

– Прости, Снежинка, задумался. Ты что-то сказала?

Он знал, что она не обижается на него за постоянную рассеянность, которую так легко спутать с невниманием. Снежана прекрасно знала особенности работы следователя, которую нельзя оставить за закрытой дверью рабочего кабинета и забыть о ней до начала следующего дня. Его график никогда не укладывался во временные рамки с восьми до пяти или с девяти до шести. Он вообще ни в какие рамки не укладывался.

Вызовы могли поступать и вечером, и ночью, разумеется, в те дни, когда он не дежурил по ночам. Но и в те редкие часы, которые Зимин проводил дома, он все равно постоянно гонял в голове мысли, имеющие отношение к расследуемым делам. Так уж был устроен его мозг, что он не прекращал решать интересные задачки практически никогда, даже во сне. И жена об этом знала.

– Я спросила, будешь ли ты гарнир или мяса с салатом вполне достаточно.

Зимин сделал несколько шагов и положил руки на ее огромный, выпирающий огурцом живот. Когда она ждала Танюшку, живот был круглый, как арбуз, а сейчас напоминал дыню-торпеду. Ну да, по результатам двух УЗИ они точно знают, что на этот раз у них будет мальчик. Сын.

До срока родов оставалось чуть больше недели, и Зимин уж привык к испытываемому в связи с этим волнению и нахождению в постоянной боевой готовности. Снежане тридцать восемь, вторые роды. Они могут начаться стремительно, и дай бог, чтобы все прошло гладко и без осложнений.

Его бесила собственная постоянная тревога за Снежану. Она была несвойственна его прагматичному и рациональному уму, позволяющему распутывать самые сложные дела. Он сто раз на дню объяснял себе, что нет причин для беспокойства, и все равно тревожился.

– Как ты себя чувствуешь?

Жена неторопливо оставила деревянную лопатку, которой снимала со сковородки мясо, положила ладони на его руки, поглаживающие ее живот.

– Мишка, прекрати страдать. Я прекрасно себя чувствую. Все случится не сегодня. Так тебе варить картошку или макароны?

– Нет, салата хватит. – Он со вздохом убрал руки, осознав, что больше всего хотел бы сейчас не ужинать, а оказаться с женой наедине за закрытыми дверями спальни.

Даже глубоко беременная, она по-прежнему его волновала. Нет, не сейчас. Ирина Григорьевна приведет Танюшку с прогулки, и они все вместе сядут за стол, чтобы провести тихий семейный вечер. Такой, как он любит.

– Садись за стол, сейчас буду тебя кормить. Только покричи маме в окно, чтобы они уже возвращались. Ты почему такой задумчивый? На работе проблемы?

Он знал, что жена спрашивает не ради приличия, а потому что ей действительно интересно. Ее любопытство Зимин не одобрял. Снежана с риском для жизни помогла ему раскрыть два серьезных преступления, так что его постоянная тревога за нее возникла не совсем уж на пустом месте. Впрочем, сейчас все ее мысли были связаны исключительно с предстоящими родами и подготовкой к ним, так что удовлетворить ее любознательность казалось ему вполне безопасным.

– Такого запутанного дела у меня, пожалуй, еще не было, – признался Зимин, наблюдая, как Снежана ловко и споро накрывает на стол.

Ее руки мелькали так же быстро, как когда она перебирала коклюшки, плетя кружевной узор.

– Расскажи.

– Понимаешь, совершено три зверских убийства. Убийца расчетлив и холоден эмоционально. Иначе он вряд ли смог нанести точный удар, позволяющий аккуратно слить кровь жертв. Те никак не связаны между собой. По крайней мере, на первый взгляд. При этом у одного из них дома в тайнике хранятся две картины, стоящие миллионы. Если Гольцова убили из-за них, то почему Филонов и Репин так и остались в тайнике? И при чем тут Лопатин и Дубинин, у которых никаких картин не было и в помине?

– Может, их убили просто для отвода глаз? – предположила Снежана.

– Может быть. Но почему тогда оба незадолго до своей смерти собирались вдруг резко разбогатеть? И какое отношение, черт подери, ко всему этому имеет картина Левитана, найденная в стене музея? При этом, заметь, она числится в картинной галерее как пропавшая при краже несколько лет назад, а в тайнике пролежала более двадцати лет. Почему ее не хватились сразу? Ведь именно двадцать два года назад в галерее сработала сигнализация, но тогда Гольцов уверял, что ничего не пропало. А еще примерно в то же время он перестал общаться со своим сыном, который уехал прочь из города. И только незадолго до своей смерти вдруг стал вести телефонные переговоры с каким-то Ванечкой.

– Погоди, я правильно понимаю, что найденный в стене Левитан в коллекции нашего музея числился, а вот обнаруженные в доме Гольцова работы предположительно кисти Филонова и Репина – нет?

– Да, правильно. Никто не знает, откуда они взялись. Я поговорил с Виктором Дорошиным, это человек, много лет занимавшийся расследованием краж антиквариата, прекрасный эксперт в этой области. Он завтра вернется из командировки и организует экспертизу, а также проверку, чтобы выяснить, откуда вообще могли пропасть эти раритеты. Но в нашей картинной галерее они не значатся, это точно.

– То есть фактов много, но в единую схему они не укладываются?

– Совершенно. Тянешь за ниточку, а она, р-раз – и обрывается у тебя в руках. Куча подозреваемых, но у них либо алиби, либо отсутствие мотива, либо никакой связи с жертвами. К примеру, медбрат Вакулин. К Гольцову был вхож, про существование картин мог знать. Допустим, хотел