Лариса Бесчастная - Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники Страница 4

При подробном рассмотрении он оказался довольно молодым и не таким уж крепким парнем: просто на нем была надета мешковатая одежда и туфли на толстой подошве. И лицо его было, скорее, одутловатым, чем крупным, а глаза тусклыми и безжизненными. Почувствовав мой интерес к своей персоне, парень заёрзал и в конце концов снялся с места и потопал к вокзалу. И, если он действительно был как-то причастен к нашему дорожному инциденту, то слинял он весьма вовремя, потому что как раз в это время подъехала милиция.

Невысокий, щуплый и оттого похожий на мальчишку милиционер представился лейтенантом Калмыковым и, сунув под нос оторопевшему Петровичу своё удостоверение, просочился в салон. За ним, молча и ничего не объясняя, в автобус влезли двое в штатском, ну, а следом и мы с водителем: чай, имеем право знать что к чему!

Один из штатских, должно быть опер, достал фотоаппарат и увековечил изображение «спящей красавицы» в нескольких ракурсах и планах. Затем лейтенант склонился над телом и я отвернулась, чтобы не видеть как он шарит в карманах погибшей. А зря! Я пропустила момент, когда он, разжав скрюченные пальцы девушки, вынул нечто, что заставило его удовлетворённо воскликнуть: «Оба-на! Что и требовалось доказать!».

Я подошла ближе и Калмыков, предъявив всем бирюзовую таблетку с тиснённой на ней бабочкой, добродушно пояснил:

— Витамин «Е», он же «бабочка», он же «экстази» — наркотик! Судя по всему, ваша красавица наркоманка… — он задрал рукава знакомой мне блузки и удовлетворённо констатировал: — А вот вам и синяки от уколов! — вглядевшись в правую руку девушки, он добавил: — А этот след совсем свежий… — Где-то тут должен быть «боинг», то бишь шприц, — лейтенант заглянул под кресло и вскоре выпрямился с находкой: — Ну, что я говорил?!

Передав шприц, как и таблетку, своим сотоварищам в штатском, принимающим вещдоки в специальные полиэтиленовые мешочки, он ещё раз осмотрел тело и обратился к притихшему водителю:

— Вы заметили её попутчиков? — Петрович энергично затряс головой, отрицая свою осведомлённость, и лейтенант вспомнил обо мне: — А вы?

Я, как случайный свидетель и человек с чистой совестью, не испытывала особого страха перед представителем власти и дала полный и исчерпывающий ответ:

— Перед поездкой у меня была бессонная ночь, выехали мы в шесть утра и потому я уснула рано и спала всю ночь, как убитая. Так крепко, что проспала высадку из автобуса и меня разбудил шофёр, когда все вышли. В дороге эта девушка казалась больной, она избегала всяческого общения и шарахалась от клеящихся к ней парней.

Пока я говорила, «фотограф» что-то записывал в большом блокноте, похожем на планшет, а Калмыков внимательно смотрел на меня и кивал. Я тоже разглядела его получше и про себя отметила, что он не так молод, каким показался мне с первого взгляда. Выслушав меня, он задумался и обронил:

— Жаль… Ей явно кто-то ввёл очень щедрую дозу. Сама она вряд ли смогла сделать инъекцию в правую руку. На левшу она никак не похожа, потому что таблетку держала в правой… — сотоварищ лейтенанта, снимающий отпечатки пальцев с подлокотников, нечаянно толкнул его и он потеснил нас к выходу. — Пойдёмте, выйдем. Не будем мешать криминалисту. И там, на свежем воздухе, попытайтесь вспомнить всё до мелочей.

Едва мы вышли, подъехала скорая и Калмыков повёл медработника в салон для констатации смерти жертвы. Воспользовавшись паузой, мы с Петровичем закурили и я напомнила ему о нашем разговоре:

— Расскажите оперу про парня в замшевом пиджаке, который вышел под Рязанью. Днём он к ней настойчиво клеился. И потом я видела, как он садился в автобус: никаких вещей при нём не было. Скорее всего, ему нужен был багаж наркоманки, вот он её и пришил…

Петрович в ужасе схватил меня за руку, отчего я выронила свою сумочку. Наклонившись за ней, я ненароком увидела торчащие за автомобилем скорой помощи ноги в туфлях на высокой платформе. Кажется, нас подслушивают! И я даже догадываюсь, кто…

— А почему бы вам самой всё это не рассказать? — заискивающе спросил Петрович, когда я выпрямилась с сумкой в руках.

— Мне уже пора двигать. Я опаздываю на работу. Скажите спасибо, что уважила вашу просьбу и осталась засвидетельствовать, что это не вы убили пассажирку… Хотя, честно говоря, я в это время спала. Так что отдавайте мой багаж и я полечу…

— Бог с тобой! Я не убийца! Не болтай почём зря! — отмахнулся от меня водитель, с перепугу снова перейдя на «ты». И схитрил: — А багажник я теперь без разрешения опера вскрывать не стану! — я одарила его таким сердитым взглядом, что он поперхнулся и сбавил тон: — Потерпи чуть-чуть, детка, он с минуту на минуту выйдет из автобуса… Да вот он!

И действительно Калмыков появился в дверях нашего «лайнера» и, проводив медиков, подошёл к нам:

— Она мертва часов семь. Скоро «труповозка» подъедет… Придётся ждать… — он досадливо поморщился и вздохнул: — Одно лишь радует: этим делом заниматься мне не придётся. Вот сдам тело, а потом ваша пассажирка будет головной болью следаков другого департамента. Наркотики не мой профиль. К тому же девица без документов… — лейтенант коснулся взглядом подавленного водителя и воодушевился: — А кстати, любезный! У меня к вам куча вопросов! Во-первых, как это вы возите людей без удостоверения личности? Во-вторых, где багаж пострадавшей? И, наконец, почему я не вижу вашего напарника? Может быть он более наблюдательный, чем вы…

Петрович вжал голову в плечи и вытянул руки по швам:

— Документы я всегда проверяю и никого без паспортов в автобус не сажал, а вещи девушки сейчас посмотрим… Если только их, а заодно и документы, не взял тот, кого я подозреваю в убийстве… — переглянувшись со мной, он уже смелее уставился в удивлённо-заинтересованное лицо ревнителя порядка и добавил: — Потом выскажу вам свои соображения. А напарник скоро подойдёт. Он отпросился по личным делам… Ещё раньше, чем мы обнаружили, что девушка умерла, а не заспалась…

Я решила выручить побагровевшего от натуги водителя и переключила внимание на себя:

— Господин Калмыков, позвольте мне удалиться. Мне это необходимо. Я здорово опаздываю по делам, боюсь подвести других людей… — и, предупреждая все вопросы милиционера, сунула ему свою визитку с рабочим телефоном. — Это на всякий случай: вдруг что-то захотите уточнить… Но было бы лучше, если бы вы обошлись без меня.

Лейтенант внимательно изучил визитку и остро взглянул мне в лицо:

— Хорошо. Но хочу попросить вас, поприсутствовать при изъятии багажа умершей. В качестве понятой… — он немного замялся и миролюбиво улыбнулся: — И, будьте добры, предъявите свой паспорт, гражданка Татушкина!

Паспорт? Да пожалуйста! И я как законопослушная девочка сунула ему свой наиглавнейший документ. Калмыков долго вертел паспорт в руках, словно собирался выучить наизусть все его лаконичные записи, и, вернув корочки мне, кивнул водителю:

— Открываете оба багажника!

Прогноз Петровича оправдался: на оба багажника пришлась всего одна сумка. Моя. Я по-хозяйски подтянула её к себе и стала прощаться. В эти минуты к автобусу подбежал слегка озадаченный соседством милицейской машины напарник Петровича и следом подъехала «труповозка».

Наблюдать вынос тела бедняги я не собиралась и, подхватив свою воблу, поспешила ретироваться. Обходя автобус спереди, я заметила, как от него метнулась мешкообразная фигура чудика на платформах и чертыхнулась: вот гад! Всё-таки умудрился подслушать тайны следствия! Ох, не нравится мне это! Как бы эта братия не прицепилась ко мне, чтобы выведать подробности смерти их рыжей подружки! А что-то подсказывало, что это именно так: эти бритоголовые встречали её, чтобы принять на себя загадочный груз.

В тот момент я ещё не подозревала, насколько справедливы были мои опасения!

В здании вокзала была привычная сутолока и у входа в метро я остановилась, чтобы кое о чём поразмыслить. Прежде всего, о том, стоит ли мне прямо сейчас брать с собой эту тяжеленную сумку.

Там, в Астрахани, я поднимала её вместе с бабушкой, потом этот груз таскал Владимир Иванович — и я так и не прочувствовала всю тяжесть своей ноши. И вот теперь, пройдя с ней буквально несколько метров, я поняла, что с моим бараньим весом мне с бабулиной воблой не управиться. Пожалуй, я возьму небольшую её часть в пакет из-под «тормозка», чтобы побаловать своих друзей, а остальную рыбу припрячу в камере хранения. Потом пришлю за ней Николашу — своего бывшего мужа.

Всё! Решение принято, а это самое главное. Во всяком деле главное — это принять правильное решение! Я, по, крайней мере, всегда, так делаю. Потом уже проще. А, собственно, что потом? То есть в ближайшие минуты… Что дальше-то мне делать?

За размышлениями я безотчётно двигалась в сторону камеры хранения и что-то, какой-то внутренний импульс, заставил меня обернуться. Глаз сразу выхватил знакомую фигуру: тот самый, ушастый в туфлях на платформе! Стоит, зырит по сторонам… Уж не меня ли он высматривает? Я инстинктивно свернула к туалету — и правильно! Надо умыться, причесаться и, вообще, привести себя в порядок…