Наталья Александрова - Неправда о любви Страница 49

Не дождавшись моего ответа, Козырь процедил:

– Молчишь? Ну и черт с тобой! Если ты отправила Блоху на тот свет – туда ей и дорога, она свою судьбу заслужила. Впрочем, ты сейчас отправишься следом за ней. Свое дело ты сделала, помогла мне получить деньги, больше ты мне не нужна. Заодно и Кирпичу привет передашь, он, к твоему сведению, уже давно на том свете…

Раздался негромкий щелчок, и возле моего горла оказалось лезвие складного ножа.

И тут снаружи донесся приглушенный метелью голос Аслана:

– Выходи с поднятыми руками!

– Это еще кто? – проговорил Козырь, и кончик ножа больно ткнулся в мое горло.

– Мамлеево помнишь? – В голосе Аслана звучала плохо скрытая угроза. – Если забыл, я тебе напомню!

– Черт! – прошипел Козырь. – Это ты их привела?

Я ничего не ответила – нож возле горла не способствует красноречию. Но он и на этот раз не нуждался в ответе. Правда, по его изменившемуся поведению я почувствовала, что он здорово напуган. Несмотря на холод, на лбу у него выступила испарина, и даже руки, только что такие твердые, заметно задрожали. Этак он меня нечаянно прирежет…

Но Козырь взял себя в руки и выкрикнул, перекрывая вой ветра:

– У меня ваша девчонка, выпустите меня, или я ее прирежу!

– Ты выходи, – отозвался снаружи Аслан, – выходи, а там поговорим…

Козырь вцепился пальцами левой руки в мое плечо и выбрался из пикапа, по-прежнему держа нож возле моего горла.

Снаружи стояли четыре облепленные снегом фигуры. В ближайшей из них я с трудом узнала Аслана. В руке его чернел пистолет.

– Дайте мне уехать – или я перережу ей горло! – повторил Козырь, оглядываясь, как загнанный зверь. В подтверждение своих слов он слегка нажал на ручку ножа. Я почти не почувствовала боли, зато почувствовала, как по горлу потекла теплая струйка, и с ужасом поняла, что это моя кровь.

– Перережешь горло? – усмехнулся Аслан. – Да ради бога! Приятного аппетита! Она мне не нужна, свое дело она уже сделала!

Я похолодела от страха. Что они, сговорились? Оба только и твердят, что я сделала свое дело и больше никому не нужна, а ведь это так и есть! Я действительно, как последняя дура, поверила Аслану и сделала для него всю черную работу…

В этот ужасный миг, как ни странно, в памяти всплыло глупейшее выражение из школьного учебника литературы – «лишние люди». Кажется, так называли Онегина, Печорина, Чацкого, но только теперь я поняла настоящий смысл этого выражения. Это я – лишний человек, и моя судьба окончательно решена двумя убийцами…

– Делай с ней что хочешь, – повторил Аслан и вдруг бросил под ноги Козырю какой-то маленький предмет. – А это тебе на память о Мамлееве!

Я скосила глаза, пытаясь понять, что это такое, но небольшая вещица провалилась в снег, покрывавший тротуар толстым слоем.

Козырь тоже наклонился, вглядываясь в сугроб, при этом лезвие ножа немного отклонилось от моего горла. Терять мне было нечего, и я изо всех сил ударила его каблуком по колену. Он вскрикнул, отшатнулся…

В ту же секунду раздался негромкий хлопок, и пистолет в руке Аслана дернулся. Козырь взвыл, тряся в воздухе простреленной рукой. Нож отлетел в сторону и утонул в сугробе. Я отскочила от него, споткнулась и упала на заснеженный тротуар.

Сильные мужские руки помогли мне подняться.

Лицо мое было мокрым – то ли от снега, то ли от слез. Вытерев глаза перчаткой, я покосилась на Аслана и проговорила срывающимся голосом:

– Я же тебе уже не нужна, я сделала свое дело!

– Сделала, – он кивнул. – Но я дал слово, а слово я всегда держу.

– Значит, и дядю Васю ты отпустишь?

– Уже, – он кивнул в сторону темной машины, к которой двое бойцов вели Козыря с заломленными за спину руками. Задняя дверца машины распахнулась, и из нее, вертя головой, выбрался Василий Макарович.

Прошло две недели. Я отлежалась, залечила царапину на горле и занялась текущими делами. Адвокат по жилищным вопросам кое-как, с бесконечными проволочками, вел все же дело к завершению. Его все время приходилось понукать и контролировать, так что Бонни приходилось часто оставлять на попечение дяди Васи. Причем если раньше Василий Макарович всегда брал дога с большой охотой, так как был к нему очень привязан, то в последнее время часто отнекивался, был строг относительно времени, и мне приходилось торопиться за Бонни к определенному времени, как за ребенком в садик.

Дядя Вася открыл мне дверь. Он выглядел подозрительно оживленным, глаза блестели. За спиной у него послышалось цоканье когтей по паркету, и в прихожей появился Бонни.

Бонни?!

Я с трудом узнала собственного пса! Огромный дог распространял вокруг себя благоухание, как сорокалетняя кокетка. Он был тщательно отмыт ароматическим шампунем и надушен какими-то цветочными духами. Но самое главное – на шее у него красовался кружевной воротник!

– Бонни, что с тобой? – ахнула я, попятившись.

– По-моему, ему идет! – в коридор выпорхнула разбитная дамочка в нарядном переднике с пышно взбитыми рыжими волосами.

– Познакомься, Василиса, это Марго, – дядя Вася на миг смущенно отвел глаза, – они с Бонни подружились…

– Да уж я вижу… – пробормотала я, рассматривая воротник.

– Жаль, конечно, что он гладкошерстный, нельзя поработать над стрижкой, – тараторила Марго. – Но я все же сделала что смогла. А главное, ему самому нравится! Вот только насчет духов… Я немножко сомневалась, но в конце концов остановилась на цветочной гамме. Он все-таки блондин…

– Да, блондин, это точно… – проговорила я в полной растерянности. – Ну, мы, пожалуй, пойдем… Бонни, собирайся!

– Я вас провожу! – вызвался дядя Вася.

Едва мы вышли из подъезда, я торопливо сняла с Бонни дурацкий воротник. Вы можете представить – этот дуралей не хотел с ним расставаться! Я еле сумела его убедить, что в таком виде его засмеют все знакомые собаки!

А дядя Вася, пройдя с нами квартал, наконец заговорил:

– Она вообще-то хорошая женщина. Хозяйственная, готовит хорошо… а главное – Бонни к ней сразу привязался…

– Дядя Вася, да разве я что говорю? – Я покосилась на него. – Это же здорово! Вы даже помолодели!

– Ну уж… – Он смущенно зарделся. – Я уверен, вы подружитесь…

– Что ж, теперь в этом деле можно поставить точку, и хоть денег за первое свое расследование вы не получили, все равно прибыль есть. Одно меня смущает, – я помрачнела. – Бывшая прокурорша Людмила Николаевна осталась безнаказанной. Ведь она убийца. Одну заказала, другого собственноручно застрелила – и хоть бы что! Наоборот, вернула своего блудного муженька и живет с ним душа в душу! Прямо не знаю – открыть ему глаза, что ли? Он с одной убийцей жить побоялся, а теперь с другой сосуществует в полном неведении…

– Не лезь в чужие дела! – прервал меня Василий Макарович. – Сами разберутся! Кто кого заслуживает, тот с тем и живет, уж поверь моему опыту, я за годы службы столько преступлений на семейной почве повидал…

– Наверное, вы правы… – вздохнула я.

Доктор Светлов вернулся с работы позже обычного, Людмила Николаевна дважды подогревала еду. С некоторых пор у него пошаливала печень, приходилось готовить все диетическое. Вот и сегодня на обед был протертый суп из цветной капусты и паровые куриные котлеты.

– У меня новая пациентка, – проговорил муж с порога. – Молодая женщина после аварии. Я продумал план операции и могу сделать из нее совершенно нового человека… Ты представляешь, Люся, что это такое – подарить женщине новую внешность! Это почти то же самое, что новую жизнь!

Глаза доктора сияли, на губах играла мечтательная улыбка. Движения были быстры и порывисты, даже морщины на лице разгладились.

Людмила Николаевна ничего не ответила, лишь низко наклонила голову, накрывая на стол.

Доктор ел быстро и все говорил, говорил, какой красавицей была его нынешняя больная и что он считает свои долгом если не вернуть ей прежнюю красоту, то сделать новое лицо не хуже. Жена слушала молча, изредка, когда он не видел, бросая на него внимательные взгляды.

Не допив чая, доктор бросился в кабинет. Он весь был поглощен новой пациенткой и хотел поскорее выработать план операции. Людмила Николаевна осталась на кухне, машинально собирая грязные тарелки. Перед ней стояло помолодевшее, воодушевленное лицо мужа. Она слишком хорошо знала это выражение. С Аллой все начиналось точно так же.

Что ей делать, если муж снова увлечется молодой женщиной, а та захочет получить его в свое полное пользование? Снова отпустить его, а потом начать долгую и унизительную борьбу? И если в случае с Аллой она одержала победу, то где гарантии, что следующая любовь доктора не сумеет отнять его навсегда? А ведь время в данном случае работает не на нее, не на адвоката Светлову. Годы неумолимо бегут к старости, сил и времени становится все меньше…

Она не уверена, что снова сможет выдержать развод и утомительную борьбу за мужа. Так не лучше ли упредить события и нанести удар первой?