Евгений Сухов - Гастролеры и фабрикант Страница 15

Итак. Жил себе поживал некто господин N. Занимался кое-какой торговлишкой, имел сносный достаток, какового не имеют полные профессора Императорского университета, и собирался даже завести собственный выезд. И вот однажды, «в студеную зимнюю пору», которыми славен месяц декабрь, посетили его заведение двое мужичков, кои вышли не из лесу, а приехали, по их словам, из деревни Елдыриной на заработки. К слову сказать, ваш покорный слуга, написавший эти строки, взял под честное слово в Императорской публичной библиотеке полный каталог населенных пунктов Казанской губернии, включая выселки и починки в три двора, однако селения с таковым, прямо-таки фривольным, названием не обнаружил. Но это так, к слову. Так вот, обогревшись и попив чаю, мужички обратились к господину N. с вопросом: что сие такое? И показали ему заляпанный строительным раствором старый полуимпериал.

«Это старинные деньги», – ответил господин N. И поинтересовался, где они его нашли.

«Да дом один ломали, вот и нашли, – ответили мужички. – Из стены, – дескать, – вывалились».

«И много?» – поинтересовался господин N.

«Восемьсот одиннадцать штук», – не моргнув глазом, ответили псевдоелдыринцы. И спросили у господина N. совета, что, дескать, им с этими старинными деньгами делать.

Алчность, дорогие читатели, сгубила не одну христианскую душу. А нехристианскую – тем паче. Скупой рыцарь забыл из-за денег про честь и совесть, и у него крайне испортился характер, а злой Кощей, дни и ночи чахнущий над златом, получил вследствие этого тяжелейшее онкологическое заболевание и, как известно, помер в страшных судорогах.

Господин N., возгоревшись алчностью, предложил купить у мужичков все заляпанные раствором монеты. Предложив за них смехотворную цену – по полтора рублика за полуимпериал, стоящий, по меньшей мере, раз в семь дороже. Мол, мужички все равно в золотых монетах ничего не понимают, потому как никогда их не имели, а он-де поимеет большой барыш.

Мужички-«елдыринцы» согласились, принесли один (из двух) мешков засохшей строительной крошки и потребовали показать деньги. Господин N. показал. Псевдокрестьяне пересчитали деньги и вернули их господину N. с тем, что покуда они ходят за вторым мешком и что все было бы без обману, он бы спрятал мешок и деньги в несгораемый шкаф, а ключ бы отдал им. Господин N. с их условиями согласился, спрятал мешок и деньги в шкаф, а ключ отдал мужичкам. После этого он их больше не видел, а когда ждать их терпение лопнуло, господин N. открыл вторым ключом свой несгораемый сейф, однако вместо империалов обнаружил в мешке лишь одну растворную крошку, а вместо денег – аккуратно нарезанную газетную бумагу. В воровской среде это называется «куклой». Так алчущий скорого богачества господин N. потерял тысячу двести рублей с лишком, зато приобрел весомый опыт, который тоже, согласитесь, стоит денег. Впрочем, так чаще всего и случается с господами, падкими на то, чтобы заполучить на грош горсть пятаков. А так, дорогие читатели, не бывает.

Особенно господина помощника полицеймейстера заинтересовали следующие строки: «Возможно также, что в разработке аферы… принимал участие один из действительных членов клуба «Червонные валеты», некто господин D., отбывший вмененный ему судом тюремный срок и не столь давно поселившийся в одной из гостиниц нашего города»… Правда, репортер потом оговаривался, что это лишь предположение, но наверняка он знал, о чем говорит.

«Надо наведаться к этому «Всевидящему оку», – решил Николай Людвигович. А поскольку отставной штаб-ротмистр Розенштейн был человеком дела, то он, недолго думая, надел синий полицейский китель, фуражку, пристегнул к портупее саблю и пошел в редакцию «Казанского биржевого листка».

«Всевидящее око» был когда-то длинным, худым и бородатым. Два качества он за собою сохранил. Вернее, одно. Он продолжал оставаться бородатым. А вот длинным его теперь назвать было нельзя. Скорее – высоким. Или большим. Потому как худым он быть перестал. И стал толстым. А среди толстых не бывает длинных. Бывают как раз высокие и большие.

Розенштейн нашел его в прокуренной комнате вместе с двумя другими бородатыми и тоже не очень худыми людьми.

– Мне бы увидеть «Всевидящее око», – сказал он, обращаясь к группе мужчин, склонившихся над столом.

Бородатые дружно повернули головы и посмотрели на мундир Розенштейна, саблю и кобуру на шнуре.

– Вы пришли его арестовывать? – не удивившись, спросил один из бородатых. Тоже большой такой.

– Почему же так сразу «арестовывать»? – удивился помощник полицеймейстера. – Я пришел к нему… просто поговорить.

– Только поговорить? – равнодушно спросил тот же бородатый.

– Да, поговорить, – ответил Розенштейн. – Я хочу задать ему два-три вопроса.

– Ну раз так… Я «Всевидящее око», – сказал бородатый и большой. – Меня зовут Иваном Васильевичем.

– Помощник полицеймейстера, губернский секретарь Розенштейн, – представился полициант. И добавил: – Николай Людвигович.

– Очень приятно, – сказал «Всевидящее око». – Пройдемте в другую комнату, чтобы нам никто не мешал.

Другая комната была сплошь завалена затертыми подписанными папками. Они лежали в шкафах, на шкафах, письменном столе, бюро и даже кучками на полу. На креслах тоже размещались папки. «Всевидящее око» освободил от них два кресла и предложил Розенштейну устраиваться поудобнее.

Сам уселся в кресло напротив:

– Слушаю вас.

– У меня к вам дело… нет, просьба, – начал Николай Людвигович. – Я прошу вас вспомнить две ваших статьи…

– Говорите лучше: «два ваших материала», – поправил помощника полицеймейстера Иван Васильевич.

– Хорошо… Я прошу вас вспомнить два ваших материала восьмилетней давности, – сказал Розенштейн.

– Ну-у, – протянул «Всевидящее око». – Вспомнить… Это надо искать в архиве…

– Не надо нам архива, – сказал помощник полицеймейстера. – Они у меня с собой.

Николай Людвигович достал две газеты восьмилетней давности. Иван Васильевич прочитал оба материала и немного удивленно посмотрел на Розенштейна:

– Ну, и что же вас интересует?

– Вы знаете, кто этот «некий приезжий господин»? – спросил Розенштейн и ткнул пальцем в строки материала «Всевидящего ока» под названием «Почем в Казани дома»?

– Допустим, – не сразу ответил Иван Васильевич.

– Назовите мне его, – требовательно произнес Розенштейн.

– Вы знаете, это идет вразрез с принятой репортерской этикой, – не очень твердо заявил «Всевидящее око».

– А вы знаете, что я – полицейский, – парировал заявление собеседника Розенштейн, слегка приподняв тяжелую саблю. – И в настоящее время веду расследование по одному весьма важному делу.

– Да, но…

– Никаких «но», господин газетчик, – жестко произнес Розенштейн. – Назовите мне этого человека.

«Всевидящее око» продолжал колебаться.

– Иван Васильевич, – уже совсем недружелюбно произнес Розенштейн официальным тоном, – вы создаете препятствие ведению следствия. Это карается законом. Вы что, хотите неприятностей? Что ж, я могу вам их доставить. Даже с избытком!

– Вот только не надо меня пугать неприятностями, господин полицейский, хорошо? – огрызнулся Иван Васильевич. – Я их на своем веку повидал немало.

– Тем более, – промолвил Николай Людвигович и в упор посмотрел на репортера: – Зачем тогда вам лишние неприятности?

– Ладно, – сдался «Всевидящее око». – Его зовут Всеволод Аркадьевич Долгоруков. На то время он проживал в гостинице «Европейская», что на Воскресенской улице.

– И кому был продан дом? – задал новый вопрос Розенштейн.

– Графу Тучкову, – ответил Иван Васильевич. – Известному коллекционеру вин и коньяков. Он умер год назад.

– Знаю такого, – ответил Розенштейн. – Вернее, слышал о нем… А как вы думаете, почему дом, приобретенный за тринадцать тысяч, уходит через несколько дней по цене восемьдесят тысяч рублей? Что такого проделал с ним господин Долгоруков, что дом так значительно, прямо-таки сказочно возрос в цене?

– Вы знаете, я и сам ломал голову над этим вопросом, – раздумчиво произнес «Всевидящее око».

– И к какому пришли выводу? – внимательно посмотрел на репортера помощник полицеймейстера.

– Вы будете смеяться, – медленно промолвил Иван Васильевич и посмотрел поверх головы Розенштейна.

– Не буду, – заверил Николай Людвигович.

– Возможно, в доме или на территории усадьбы находился какой-нибудь клад или что-то вроде этого, – ответил «Всевидящее око». И добавил: – Дом-то очень старый.

– Клад?

– Ну… да.

– Хм…

Это была интересная мысль. И как сам он не додумался до этого, когда читал первую статью? Точнее, первый материал, как просит говорить о публикациях репортер.

Клад. Конечно же, клад. Или нахождение в доме или в усадьбе нечто такого, что можно назвать таковым. Отсюда и столь возросшая цена дома! Долгоруков узнал о «кладе» и ввел его в общую стоимость всей усадьбы. Но… Получается, что Тучков тоже знал об этом кладе? Более того, он знал его примерную стоимость, коли выложил за старый дом с садом аж восемьдесят тысяч рубликов, решительно, похоже, не колеблясь.