Евгений Сухов - Гастролеры и фабрикант Страница 16

Клад. Конечно же, клад. Или нахождение в доме или в усадьбе нечто такого, что можно назвать таковым. Отсюда и столь возросшая цена дома! Долгоруков узнал о «кладе» и ввел его в общую стоимость всей усадьбы. Но… Получается, что Тучков тоже знал об этом кладе? Более того, он знал его примерную стоимость, коли выложил за старый дом с садом аж восемьдесят тысяч рубликов, решительно, похоже, не колеблясь.

Черт! Получается, сделка вполне законна и почти обычна. И никакого мошенничества. Нет, здесь что-то не так. И остаются покуда два неразрешенных вопроса. Первый: что это за клад такой? Второй: настоящий этот клад или липовый? Над ними стоит поразмыслить…

Помощник полицеймейстера отвлекся от дум:

– Тогда у меня к вам еще один вопрос. Во второй статье, простите, материале под названием «Редкая афера», вы пишете следующее, – Розенштейн взял в руки декабрьский номер газеты и прочитал вслух: – «Возможно также, что в разработке аферы, о которой ниже пойдет речь, принимал участие один из действительных членов клуба «Червонные валеты», некто господин D., отбывший вмененный ему судом тюремный срок и не столь давно поселившийся в одной из гостиниц нашего города». Речь идет о том же Долгорукове? Так? – Помощник полицеймейстера вопросительно посмотрел на собеседника.

– Так, – ответил «Всевидящее око».

– А кто этот господин N., которому мужички-«елдыринцы» всучили строительный мусор, выдавая его за заляпанные цементом полуимпериалы? – спросил Николай Людвигович. – Чем занимался этот господин N. и что у него было за заведение, приносящее такой доход, что он собирался даже завести собственный выезд?

– Да я сейчас уж не помню…

– А вы все же постарайтесь вспомнить, – попросил репортер Розенштейн, причем весьма настойчиво.

– Позвольте газету? – спросил Иван Васильевич.

– Да ради бога, – протянул «Всевидящему оку» пожелтелый номер «Казанского биржевого листка» помощник полицеймейстера.

Репортер взял газету и внимательно прочитал свой давнишний материал. Конечно, память у газетчиков преотменная, но за восемь лет и она может слегка поистрепаться…

– Вспомнил, – сказал «Всевидящее око», возвращая «Биржевой листок» Розенштейну.

– Замечательно! – констатировал сей факт Николай Людвигович. – Слушаю вас внимательно.

– Господин N. – это Силантий Кузьмич… э-э-э… вот фамилию не припомню… – Иван Васильевич поднял взор к потолку. – Нет, не помню.

– Да поднапрягите вы память, – подстегнул Розенштейн.

«Всевидящее око» напрягся, отчего его лицо приобрело какое-то мученическое выражение, а на лбу проступили крохотные капельки пота. К сожалению, подобные усилия должного результата не дали.

– Нет, не могу вспомнить, хоть убейте, – наконец промолвил Иван Васильевич и виновато посмотрел на помощника полицеймейстера.

– Хорошо, – вздохнул Розенштейн, – а что это у него за заведение, приносящее столь ощутимый доход?

– Трактир, – быстро ответил «Всевидящее око».

– Где?

– На углу Гостинодворской и Большой Проломной…

– Что ж, – усмехнулся Розенштейн, – благодарю вас. Вот видите, было совсем не больно.

Иван Васильевич хмуро глянул на полицианта (он еще шутить изволит, фараон хренов, весело ему, видишь ли) и ничего не ответил. Просто, не попрощавшись, вышел из комнаты, заваленной папками, и вернулся к двум другим бородачам.

– Чего он приходил? – спросил один из них «Всевидящее око».

– Да так, – неопределенно пожал плечами Иван Васильевич. – Ерунда какая-то…

В Городской Управе полтора десятка комиссий. Но точного ответа Розенштейн не смог добиться ни у председателя домоуправительной комиссии, ни у председателя комиссии по налоговым сборам. Все отсылали его к городскому секретарю Постникову. Он-де в управе старожил и знает абсолютно все!

Николай Николаевич находился в своем кабинете. Городской секретарь разбирал какие-то бумаги и, когда Розенштейн, едва постучавшись, вошел к нему, имел вид крайне захваченного работой человека.

– Прошу прощения, я занят, – сказал Постников, не отрывая взгляда от бумаг.

– Я тоже на службе, – в тон ему незамедлительно ответил Николай Людвигович. – Помощник полицеймейстера Розенштейн.

Николай Николаевич поднял голову и посмотрел на вошедшего. Знакомы они не были, но, конечно, знали о существовании друг друга. Розенштейн был в курсе, что в управе есть такой городской секретарь Постников, а Николай Николаевич не мог не знать, что у исполняющего должность казанского полицеймейстера Якова Викентьевича Острожского есть помощник по фамилии Розенштейн.

– Чем могу быть вам полезен? – угодливо спросил городской секретарь, отрываясь от своих бумаг.

– Меня интересуют события восьмилетней давности, – ответил Николай Людвигович. – Мне сказали, что вы – единственный, кто может мне помочь. И знаете буквально все и обо всем.

– Да? – спросил ради того, чтобы что-то сказать Постников.

– Да, – утвердительно ответил Розенштейн.

– Ну, буквально все и обо всем, сударь, ведает лишь один Господь Бог, – уточнил городской секретарь. Однако сказанное помощником полицеймейстера Розенштейном было Постникову весьма лестно. – Что же за события вас интересуют?

– Через вас проходят документы о купле и продаже домов? – спросил Николай Людвигович.

– Проходят они через городские нотариальные конторы, – ответил Постников. – А мы их, конечно, фиксируем, ставим на учет, собираем налоги и все такое…

– Отлично, – отрезал помощник полицеймейстера. – Летом, точнее, в июле месяце восьмидесятого года, была совершена купчая на двухэтажный каменный дом по улице Покровской, принадлежавший отставному поручику Лазаревскому… Не припоминаете?

– Я знаю этот дом, – ответил Николай Николаевич. – Старый такой. Возле церковной ограды. Там еще яблоневый сад.

– Верно, – улыбнулся Розенштейн. – Так вот, дом у Лазаревского был приобретен за тринадцать тысяч неким приезжим господином Долгоруковым, Всеволодом Аркадьевичем. Знаете такого?

– Н-нет, – нетвердо ответил Постников, что, конечно, не ускользнуло от внимания помощника полицеймейстера.

– Но вы, конечно, слышали о таковом? – спросил Розенштейн. – Как о домовладельце.

– Да, кажется, что-то такое слышал…

– Хорошо, – констатировал Николай Людвигович. – А буквально через несколько дней вышеупомянутый господин Долгоруков, которого вы не знаете, но о котором что-то такое слышали, продает этот дом уже за восемьдесят тысяч. Как вы можете это объяснить?

– Да никак, – развел руками Постников. – Согласитесь, это частное дело покупателя и продавца, и мы не имеем права касаться этого даже в малейшей степени, потому что…

– Но все же это довольно странно, вы не находите? – спросил помощник полицеймейстера.

– Да, странновато, – после непродолжительной паузы был вынужден согласиться Постников.

– А кому был столь удачно продан господином Долгоруковым этот дом? Не вспомните? – изобразил из себя как бы просто любопытствующего Николай Людвигович.

Постников сморщил лоб:

– Нет, не припоминаю… Но, ежели желаете, я могу справиться в нашем архиве…

– Благодарствуйте, не стоит себя затруднять, – улыбнулся Розенштейн. – Кому был продан господином Долгоруковым дом – не столь важно. К тому же мне это и так известно… Важно другое, как он был продан. Впрочем, – помощник полицеймейстера улыбнулся еще шире, – это уже наша прерогатива: выяснять, каким образом дом стоимостью тринадцать тысяч вдруг продается за восемьдесят…

Николай Николаевич улыбнулся и промолчал. И верно: это прерогатива управления благочиния и правопорядка – выяснять, как и что. Хотя тот факт, что Долгоруковым заинтересовалась полиция – настораживает. И ежели Всеволода Аркадьевича вдруг арестуют, где гарантия того, что он, стараясь обелить себя и изобразить раскаяние, не расскажет о нем, Николае Постникове? Гарантии нет никакой…

Когда Розенштейн ушел, Николай Николаевич еще долго сидел в задумчивости. Потом, как бы стряхнув с себя невеселые думы, городской секретарь Постников резко поднялся из-за стола и вышел из кабинета.

Ну его к черту, этого полицианта Розенштейна! Лучше посмотреть веселенький водевильчик и посетить нумера мадам Жозефины. Там, сказывают, появилась такая мамзель – пальчики оближешь! Свеженькая и, что важно, из дворяночек. Ведь что главное в любовной игре? Думаете, страсть, нежность? Вожделение? Нет-с. Воспитанность, свежесть тела и кажущаяся непорочность. Последнее, господа, заводит более всего.

Что же касается Севы Долгорукова, то, пожалуй, надобно сказать ему, что им интересуется, и весьма настойчиво, помощник полицеймейстера Розенштейн. Пусть Всеволод Аркадьевич уберет за собой все хвосты. А то, не дай бог, и вправду могут его замести. А сие крайне нежелательно. Да и опасно. Этот Розенштейн – известная личность, коли пристанет, так ни за что не отцепится, пока своего не добьется. Истинно клещ…