Ольга Крючкова - Роза Версаля Страница 17

Примерно через час неторопливой езды путники достигли загородного имения баронессы фон Штейн. Из привратницкой тотчас появился человек, дабы отворить ворота.

Василий вышел из экипажа и с удовольствием, полной грудью вдохнул чистого подмосковного воздуха. С тех пор как баронесса перебралась из Новоапостольского переулка сюда, в Измайлово, купцу приходилось тратить времени на дорогу намного больше, но он не роптал.

Гость вошёл в дом, навстречу ему поспешила горничная, приняв пальто.

– Баронесса вас ждут-с с нетерпением, – доложила она.

Глызин крякнул: слышать такое было приятно.

Матильда встретила любовника в будуаре (так она называла небольшую комнатку на втором этаже, снизу доверху задрапированную нежно-розовым шёлком). Именно здесь, на нешироком и тоже розовом диванчике, баронесса и предпочитала заниматься любовью.

Поначалу Василий не понимал этой прихоти своей пассии: лично ему было куда приятней предаваться плотским наслаждениям в спальне да на широкой кровати. Ан нет – кровати баронессе отчего-то не нравились: они, дескать, навевают на неё скуку. Вот для остроты ощущений она и придумала обустроить специальный будуар.

Матильда полулежала-полусидела на розовом диванчике, облачённая в прозрачный пеньюар. Она прекрасно знала, как на сей наряд реагирует любовник: не успев войти, кидается на неё прямо с порога. Однако сегодня Василий отчего-то изменил своему правилу…

– Добрый день, моя кошечка, – сказал он, осторожно присев рядом с баронессой и нежно приложившись к её шейке.

Женщина обняла любовника.

– Ах, Василий, ты сегодня какой-то странный, – заметила она. – Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, ничего… Устал, наверно. В конторе много дел накопилось…

– Может быть, вина? – предложила баронесса. – У меня есть отличное бургундское, оно способно оживить даже мёртвого!

– М-да… Но я вроде ещё жив, – натянуто улыбнулся Василий.

Матильда засмеялась:

– Я имела в виду, что, испив его, ты забудешь обо всех неприятностях!

– Тогда, пожалуй, не откажусь…

Баронесса позвонила в колокольчик, и спустя несколько минут горничная принесла в будуар бутылку бургундского и блюдо с лёгкой закуской. Василий залпом осушил свой бокал. Кажется, действительно полегчало.

– Поделись со мною своими проблемами, дорогой. Мне ведь небезразлично, что происходит в твоей жизни, – ластилась Матильда.

Василий сдался:

– Мой младший брат потребовал сегодня раздела нашего с ним капитала. Самостоятельности, видишь ли, захотел!

Баронесса внутренне насторожилась. Подобное развитие событий никак не вписывалось в её планы: она и сама рассчитывала сорвать с Василия крупный куш.

– Боже мой! И что же теперь будет?! – воскликнула она, резко поднимаясь с пуфика.

Василий несколько удивился реакции любовницы.

– Да не волнуйся ты так, душа моя! Ничего он от меня не получит! Не родился ещё человек, чтоб над Василием Глызиным верх одержать!

Матильда меж тем продолжала нервно расхаживать по будуару.

– Да присядь же, Матильдушка! Неужто из-за меня так переживаешь?

– О, да! И из-за тебя, конечно, тоже… Просто… Дело в том… Словом… Я, право, даже не знаю, как и сказать…

Наступил черёд Василия волноваться:

– У тебя-то что, душа моя, приключилось? Чай, кредиторы снова одолели?

– Хуже, Василий, гораздо хуже… Видишь ли, два дня назад мне нанёс визит некий человек… В общем, он предъявил мне расписку моего мужа… Нет ни малейших сомнений, что она писана рукой покойного барона, – баронесса всхлипнула.

– Душенька моя, не плачь! Да что же страшного такого в той расписке?

– Это расписка за карточный долг. Ах, Василий, знал бы ты, какая сумма в ней обозначена!

Глызин открыл портмоне.

– Да ты скажи, сколько надо? Только не плачь, умоляю…

Матильда подошла к любовнику и обречённо прошептала:

– Десять тысяч рублей…

Василий округлил глаза:

– Однако! Твой покойный супруг умел повеселиться…

Баронесса снова пустила слезу:

– Этот человек обещал подать на меня в суд, ведь на расписке – подпись моего мужа! Что мне делать? Явятся судебные приставы, опишут моё имущество… Какой стыд! Я уже потеряла за долги мужа дом в Новоапостольском… Если бы барон только видел, как я теперь мучаюсь!

Сердце Василия Ивановича сжалось от жалости.

– Вот здесь, – он вынул из портмоне ассигнации и пересчитал их, – ровно две с половиной тысячи рублей. Оставшуюся сумму привезу в следующий раз, – купец аккуратно положил деньки на сервировочный столик.

Матильда просияла.

– Ты – мой спаситель! – с жаром воскликнула она, едва не задушив любовника в объятиях.

После сей пылкой сцены и ещё одного бокала бургундского Глызин-старший почувствовал, наконец, прилив сил и желания. Он снял сюртук и ослабил галстук…

Матильда при соитиях всегда была неистовой и эмоциональной. Василий никогда ещё не встречал женщины, столь бурно выражающей переполнявшие её чувства: в моменты близости баронесса громко вздыхала, стонала, вскрикивала, а порой даже рычала, выказывая несомненное удовольствие. В такие минуты Глызину хотелось послать всё к чертям и поселиться здесь, в Измайлове, навсегда.

…Любовница, тяжело дыша и поправляя одной рукой пеньюар, уже наполняла бокалы вином, дабы восстановить силы. Глызин, пребывая в расслабленном состоянии, благоговейно наблюдал за её грациозными движениями.

– Душа моя, – произнёс он вдруг, – ты не забудешь взять расписку с этого человека?

Женщина застыла в недоумении.

– С какого?

– Ну, с того, что явится к тебе за карточным долгом барона. Даже если будешь отдавать ему деньги частями, – указал Василий глазами на стопку ассигнаций на столике, – непременно каждый раз требуй расписки.

– Ах, да! Я как-то не подумала об этом… Ты совершенно прав, Василий. Я так и сделаю.

Вечерело. Глызин засобирался домой.

– Прости, душа моя, но мне пора возвращаться…

Баронесса прильнула к нему:

– Когда же ты отважишься остаться у меня до утра?

Василий Иванович, растроганный словами любовницы, страстно припал к её губам.

– Останусь, душенька, непременно вскоре останусь… Обещаю… А ты, в свою очередь, тоже пообещай мне кое-что…

– Всё, что угодно, дорогой…

– Ту ночь мы проведём с тобой не в будуаре, а в спальне, на нормальной кровати. Хорошо?

Матильда улыбнулась.

– Я согласна: пусть будет так, как ты того желаешь… – томно прошептала она.

Василий совершенно сомлел от счастья.

Вдруг выражение лица Матильды посерьёзнело:

– Скажи, а чем твой брат объясняет своё желание разделить капитал?

Глызин не ожидал столь резкой смены темы беседы.

– О-о! Душа моя, я не хочу сейчас говорить об этом. Когда ты рядом, я мечтаю лишь об одном…

Матильда мягко отстранилась и продолжила.

– Кажется, у меня есть на сей счёт определённые соображения…

– Я и не сомневаюсь, душа моя, что ты умная женщина, но…

– Сначала выслушай! – перебила нетерпеливо баронесса. – Я уверена, Василий, что на решение твоего брата повлияла какая-то женщина. Не спорь, моя интуиция никогда ещё меня не подводила… У него есть любовница?

– Да почём же мне знать?! Илья молод, здоров… Может, у него их даже несколько… Однако с чего ты решила, что здесь замешана женщина?

– Я же говорю – интуиция… Ну, то есть чувствую я так… Если хочешь, разбираюсь в подобного рода делах… Да, да, не удивляйся! Поверь, именно какая-то женщина настраивает твоего брата на раздел капитала. Подумай, кому из твоего окружения это может быть выгодно?

У Глызина потемнело в глазах от страшной догадки: «А не слишком ли часто все эти годы я заставал братца у себя дома в обществе Анастасии? Да и разговаривает она с ним не в пример ласковей, чем со мной…» Голову, как и днём, пронзила резкая боль.

Проводив любовника, Матильда фон Штейн взяла подсвечник с тремя зажжёнными свечами и подошла к окну. Несколько раз описав свечами полукруг, замерла в ожидании.

Вот, наконец, и долгожданные шаги в коридоре! Баронесса распахнула дверь будуара:

– Серж!

Вошедший мужчина тотчас заключил её в объятия.

– Я весь продрог, дожидаясь, пока этот купчишка уберётся отсюда.

– Идём, я согрею тебя, – потянула Матильда мужчину за руку, увлекая вглубь будуара.

Серж фон Нагель заметил на сервировочном столике початую бутылку бургундского.

– Ты поила этого мужлана нашим любимым вином?

– Извини, Серж, это для пользы дела. Вот, смотри… – Матильда указала на стопку ассигнаций.

Барон пересчитал:

– Две с половиной тысячи. Негусто…

– Это пока. Я попросила десять, и на днях Глызин обещал завезти мне остальную сумму.

Барон фон Нагель усмехнулся:

– Ловко у тебя получается… А ты не обратила внимания: он носит при себе чековую книжку?

Матильда удивлённо повела аристократической бровью: