Эллис Питерс - Эйтонский отшельник Страница 2

Брат Кадфаэль, вернувшись из приюта святого Жиля, занялся делами в своем сарайчике, сортируя семена бобов для посадки на будущий год. В это время Хью закончил беседу с аббатом и направился прямым ходом к старому другу. Узнав его быструю, легкую походку, — звуки шагов были хорошо слышны на гравийной дорожке, — Кадфаэль приветствовал его, даже не повернув головы.

— Брат-привратник предупредил, что ты зайдешь ко мне, — сказал он. — Какие новости? Что слышно из Оксфорда?

— Оттуда ничего, — коротко ответил Хью, усаживаясь поудобней на лавку, стоявшую подле бревенчатой стены. — Зачем далеко ходить? Новости у нас под боком, в Итоне. Умер Ричард Людел. Сегодня утром от старой леди прибыл грум с известиями. Сын-то Людела находится у вас, при школе.

Только теперь Кадфаэль повернулся, держа в руке глиняную миску, полную бобов, которые были высушены еще в плетях.

— Да, мальчик у нас. Так значит, отец его умер. До нас доходили слухи, что ему стало хуже. Когда мальчонку прислали к нам, ему не было еще и пяти лет. Домой его брали очень редко. Полагаю, его отец решил, что сыну будет лучше жить здесь, в компании сверстников, нежели тереться подле ложа больного.

— И насколько я понимаю, подальше от его своевольной бабки. Правда, я совсем не знаю ее, — задумчиво добавил Хью. — Только по слухам. С самим-то Люделом я общался, хотя не видал его с тех пор, как мы вышли из битвы при Линкольне. Отчаянный рубака и славный малый, но угрюмый и молчаливый. А каков мальчик?

— Большой пострел и любитель приключений… Сущий чертенок, и, по правде говоря, хлопот с ним полон рот. В грамоте весьма прилежен, однако предпочитает подвижные игры. Брат Павел возьмет на себя труд известить мальчика о том, что отец его умер и что теперь он стал хозяином манора. Думаю, это озадачит Павла куда больше, нежели самого мальчика. Ведь отца тот почти не знал. Надеюсь, с его ленными правами все в порядке?

— С этим полный порядок, я лично за всем прослежу. Людел честно заслужил неприкосновенность своих прав. У него хороший манор, даже, пожалуй, слишком хороший. Земля плодородная, почти сплошь пахотная, хорошие пастбища, заливные луга, леса. И все, видимо, ухоженное, поскольку нынче его владения стоят куда больше, чем лет десять назад. Мне бы надо побольше разузнать об управляющем и удостовериться, что тот не станет ущемлять прав наследника.

— Это Джон Лонгвуд, — немедленно выложил Кадфаэль. — Хороший человек и добрый семьянин. Мы отлично знаем его, часто имеем с ним дело и неизменно находим рассудительным и безусловно честным. Его земли лежат между монастырскими владениями, что в Эйтоне, у Северна, — с одной стороны, и теми, что в Астоне под Рекином, — с другой. Так вот, Джон никогда не возражал против того, чтобы наши лесорубы проезжали по его землям от одного леса к другому, это сберегло им немало сил и времени. Так мы и возим бревна, что нарубили в нашей части Рекинского леса. Обеим сторонам очень удобно. Ведь принадлежащая Люделам часть Эйтонского леса вклинивается в нашу. Так не возить же им в обход? Вот уже два года как Людел переложил все заботы на плечи Джона, так что тебе не о чем беспокоиться.

Хью молча покивал в знак безусловного одобрения таких добрососедских отношений.

— Аббат сказал мне, что четыре года назад Людел передал своего мальчика ему на попечение. Видно, не надеялся дожить до совершеннолетия сына. Похоже, он предвидел будущее, словно чувствовал дыхание смерти у себя за спиной, — сказал Хью и мрачно добавил. — Мало кто из нас обладает таким предвидением, иначе многие из тех, что сейчас в Оксфорде, поспешили бы заказать себе заупокойный молебен. Пора бы уже королю покончить с этим. Сам-то город, наверное, сдался, едва королевские войска перешли реку, но вот замок, я думаю, продержится до конца года, а то и дольше. Нахрапом тут не возьмешь, их сломит только голод. Но если Роберт Глостерский, который сейчас в Нормандии, до сих пор ничего не предпринял, мне придется считать его еще большим дураком, чем я считал прежде. Зная, как туго приходится его сестре, он наверняка поспешит домой. Мне известны случаи, когда осаждающие становились осажденными. Так уже бывало и может случиться вновь.

— Ну, когда он еще вернется, — спокойно заметил Кадфаэль. — Да и судя по всему, снаряжен он будет ничуть не лучше, чем при отъезде.

Родной брат императрицы и ее лучший военачальник был послан во Францию, причем против своей воли, чтобы просить помощи для своей сестры у ее не очень расположенного к ней мужа, однако граф Джеффри Анжуйский, по сведениям из надежных источников, был куда более заинтересован в реализации своих собственных планов в Нормандии, нежели делами своей жены в Англии. Он был достаточно хитер, чтобы уломать графа Роберта примкнуть к нему в Нормандии и вместе с ним прибирать к рукам один замок за другим, вместо того, чтобы очертя голову бросаться на подмогу своей жене в ее борьбе за английскую корону. Еще в июне граф Роберт отплыл из Варегема. Сам он ехать не хотел, но сестра послала его со срочным посольством, да и Джеффри настаивал, утверждая, что ему нужен при себе хоть кто-нибудь из ее доверенных лиц. Уже и сентябрь кончился, и Варегем вновь перешел в руки короля Стефана, а Роберт, несолоно хлебавши, все еще пребывал в Нормандии на службе у Джеффри. Не так-то просто будет ему собраться и прийти на помощь своей сестре. Тем временем железное кольцо осады все теснее сжималось вокруг Оксфордского замка, да и король Стефан, похоже, не собирался отказываться от своих планов. Никогда еще он не стоял так близко к тому, чтобы захватить в плен свою двоюродную сестру и соперницу и тем самым заставить ее признать его власть.

— Интересно, понимает ли король, сколь близок он к своей цели? — спросил Кадфаэль, закупоривая глиняный кувшин с отобранными семенами. — Будь ты на его месте, Хью, как бы ты поступил, если бы императрица была у тебя в руках?

— Боже упаси! — горячо произнес Хью и поморщился при одной мысли об этом. — Ума не приложу, что с ней делать! Вся беда в том, что и королю Стефану, похоже, придется не легче, если дело, конечно, дойдет до того. Ведь захоти он, ему бы ничего не стоило запереть ее в замке Арунделл, когда она еще только высадилась в Англии. А что он сделал? Выделил ей эскорт и отослал прямиком в Бристоль к брату! А вот попади он в руки королевы, была бы совсем другая песня. Если король великий воин, то королева настоящий стратег. Она не упустит своего.

Хью встал и выпрямился. Тянувший из открытой двери сквозняк растрепал его черные прямые волосы, зашуршал пучками сухих трав, свисавших с потолочных балок.

— Короче говоря, осада будет долгой. Поживем — увидим, — заключил Хью. — Я слыхал, тебе наконец-то дали какого-то паренька в помощники, это правда? Вроде как и изгородь опять подстригли. Его работа?

— Его, — кивнул Кадфаэль, ступая вместе с Хью на гравий дорожки, идущей меж грядок, на которых выращивались травы, правда, уже несколько перестоявшие под конец сезона. С одной стороны буксовая изгородь и впрямь была тщательно подстрижена, были удалены торчавшие побеги, которые отросли за последний летний месяц. — Это все брат Винфрид, он сейчас возится на участке у реки, где мы с ним очищали бобовые плети. Долговязый такой детина, плечистый, только-только из послушников. Старательный, но копуша! А в общем, парень что надо. Похоже, его приставили ко мне, потому что малюет он, поди, как курица лапой. А вот лопата как раз по нему! Для меня такой в самый раз!

За пределами травного сада тянулись участки под овощами, а дальше, за небольшой горкой, по правую руку спускались к Меолу уже убранные гороховые поля, расположенные на задах аббатства. Там-то и трудился в поте лица своего брат Винфрид, — долговязый, угловатый парень с копной всклокоченных жестких волос, торчавших вокруг его выбритой макушки. Одет он был в короткую рясу, на ногах — большие башмаки с деревянной подошвой. Брат Винфрид орудовал лопатой со стальным лезвием, с такой легкостью рассекая ею густые сплетения бобовых корней и стеблей, словно то была простая трава. Искоса поглядев на шедших мимо Хью и Кадфаэля, он не прекратил работу и с прежним упорством вонзал свою лопату. Хью бросил взгляд на его смуглое простодушное лицо и невинные голубые глаза.

— Да уж, такой будет работать без устали, что с лопатой, что с боевым топором, — одобрительно заметил он, улыбаясь. — Мне бы дюжину таких молодцов на службу в замок.

— Нет, такой тебе не подойдет, — уверенно возразил Кадфаэль. — Как все крупные мужчины, он слишком простодушен и мягок. Чего доброго, бросит на землю меч и кинется оказывать помощь поверженному противнику. Тебе нужны маленькие злобные терьеры, что скалят зубы.

Миновав огороды, они прошли в цветник, где розы на клумбах уже переросли и начали ронять лепестки. Обогнув угол буксовой изгороди, они вышли на широкий двор, пустынный в этот утренний час, когда почти все находились на работах. Разве что несколько приезжих прохаживались подле странноприимного дома и конюшен. Едва Хью с Кадфаэлем обогнули высокую изгородь и сделали несколько шагов по двору, как чья-то маленькая тень метнулась от ворот хозяйственного двора, где тесно, в три ряда, стояли сараи и амбары с монастырскими запасами, и тут же пропала в узком проходе, что вел со двора в монастырь. Минуту спустя она вновь мелькнула уже на другом конце аллеи. Глаза мальчика были скромно потуплены, руки смиренно сцеплены на животе, — ну сущий ангел! Кадфаэль предусмотрительно тронул Хью за плечо и приостановился, не желая, очевидно, слишком смущать мальчика.