Окаянный дом - Стасс Бабицкий Страница 23

Сыщик вздрогнул и поморщился.

— Если вы решитесь и мне червонцев отсыпать, то прошу учесть, что я ношу цилиндр, — Мармеладов кивнул в сторону колченогой вешалки в углу, — и он намного глубже полицейских фуражек.

Купец снова покраснел.

— Ох, вы только не серчайте за грубость… Я ведь эти дни сам не свой. Помогите отыскать девоньку мою разобиженную, а я уж никакой награды не пожалею. Ради Маришки на все готов. Даже гордыню свою отрину. Встану перед ней на колени и повинюсь за ту безумную ревность… А уж простит или нет — это как Бог рассудит. Лишь бы жива была… Лишь бы в беду какую не попала!

Сыщик кивнул.

— Хорошо, я постараюсь помочь. Но сперва мне нужно поговорить с теми двумя следователями и узнать, какие факты они сумели раскопать.

— Эти нерадивые бестолочи?! Да что они там сумели…

— И тем не менее! Нет смысла проходить этот путь с самого начала. Я только потеряю время, а его и так уже утекло слишком много. Десять дней спустя отыскать следы почти невозможно, но все же после беседы с полицией необходимо осмотреть ваш дом. Особенно те комнаты, где жила беглянка.

— Поедем немедля! — воскликнул Игумнов. — Экипаж у крыльца, в пять минут домчим!

— Э, нет. Прежде я должен закончить письмо, — Мармеладов посмотрел на листы, залитые чернилами, и поправился. — Должен переписать письмо и указать убийцу одного надворного советника. Затем я отправлю эту депешу в Петербург…

— Вы что же, отыскали преступника не выходя из комнаты? — глаза купца округлились от изумления, скрыв даже ужасающие признаки недосыпаний.

— Да. Всю ночь размышлял над уликами, к утру созрело решение, а тут этот ваш камень… — сыщик зевнул, прикрывая рот ладонью. — Заезжайте за мной, скажем, к полудню. Наведаемся в полицию, а после уж к вам, на Якиманку.

Игумнов кивнул и ринулся к дверям. На пороге обернулся:

— Незачем туда-сюда мотаться. Давайте я приглашу обоих следователей к себе на обед, а потом пошлю за вами коляску. Накормлю по-царски, заодно и расспросите этих обалдуев про все. Как вам идея?

— Идея… Идея… Мармеладов смахнул рукавом осколки стекла с подоконника и теперь раскладывал там бумагу. Он уже погрузился в размышления о том, как уместить свои выводы на пяти оставшихся чистых листах. Хотя, если писать поубористее, да пропустить некоторые моменты…

— Идея мне нравится. И вот ещё что, — сыщик не посмотрел на собеседника, но был уверен: тот жадно ловит каждое слово. — Поезжайте лучше на извозчике, а свою коляску оставьте здесь и велите кучеру никуда не отлучаться. Я отправлюсь сразу, как закончу с делами.

Кучер средних лет дремал на облучке, но шестое чувство подсказало ему проснуться в тот самый момент, когда Мармеладов вышел из дома.

— Едем, барин? С ветерком домчу!

— Едем, — согласился сыщик. — Но только сначала на почту завернем. И лучше шагом. Мне нужно тебя о многом расспросить.

— Об чем енто?

— О твоем хозяине, в основном.

— А мне опосля не влетит? — напрягся возница.

— Если правду скажешь, то не влетит. Еще и денег получишь.

Не понятно, что больше успокаивало — широкая улыбка седока или мелодичный перезвон в его кармане, но кучер сдался.

— Лады… Токмо не обмани!

— Сколько ты служишь у Игумнова?

— На Юрьев день три года сравнялось.

— И часто он в загулы уходит?

— Ни Боже мой, барин! Никола Василич пьют изредка и меру знают. Оне же кто? Торговый люд. А торговому люду не гоже горькой упиваться, иначе капиталы не удержуть!

— А есть у твоего хозяина любимая ресторация?

— Не-е-е. Завсегда в разные ездют. Год назад в «Метрополе» гудели, а давешний раз приказано было везти к «Яру». Там три дня и проваландались — оне внутрех, а я под окнами.

— Ты что же, безотлучно дежурил? — удивился Мармеладов.

— А как иначе? — пожал плечами кучер. — Никола Василич после первой же бутылки завсегда впадают в беспамятство. Не ведают, что творят, кого ругают, кому морду бьют… Даже имя своё забывают порой. Не можно их бросать в ентаком состоянии.

— Хм… А когда Игумнов не пьёт, какой он человек?

— Хороший. Хотя порой на них и в тверезый день накатывает… Могут и оплеуху отвесить. Правда, потом могут и целковый дать. А могут и не дать. Приехали, барин!

Сыщик зашел в почтовое отделение, а по возвращении резко переменил тему.

— Скажи-ка, любезный… А Маришка… Она какая?

— Святая, барин. С нашим братом завсегда ласковая, голоса не повысит. А чтоб за вихры таскать — ни-ни.

— Стало быть, тебе хозяйка нравится?

— Ишо как! Да я за Марину Ляксандровну любому горло разорву!

— А что насчёт других слуг? Кто-нибудь ее недолюбливал?

— С чего бы енто?

— Например, из лояльности к законной жене хозяина.

Кучер натянул вожжи, останавливая лошадей, развернулся на козлах.

— Я про енту вашу лаяйтельность ничего не знаю. Я же не пес какой… Но мы другой хозяйки в глаза не видывали. Жинка-то купеческая в Ярославле осталась, а прислугу в ентот дом Никола Василич туточки набирали, — он гордо подбоченился. — Московские мы!

— А что думаешь о бегстве хозяйки?

— Мне, барин, думать не положено. Мое дело крохотное: вороных нахлестывай да помалкивай… Н-но, мосалыги!

Мармеладов выдержал паузу и произнес бесцветным голосом:

— И то верно… Что ты можешь знать про отъезд Маришки? Ты же в то время у «Яра» кулючил. Темнота…

— Да как же не знать-то? — обиделся мужичонка. — Нешто я глухой?! Сам слыхивал, как горничная кухарке сказывала: убёгла Марина Ляксандровна с одним… ентим…

— Офицером?

— Не… Саквояжем. Посередь ночи убёгла. Вечёр была, а на утро ужо и след простыл. Но самое антересное… Привратник у главных дверей божится, что никого не выпускал.