Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных Страница 24

– Начальства здесь никакого, – оповестил Катю Сульский. – То есть, никакого надсмотра. Внизу столовая, как раз скоро обед, здесь рано обедают. Обед простой, щи да каша, – улыбнувшись продолжил Алексей Петрович. – пятнадцать копеек стоит, а раз в день бесплатно чай с хлебом. Причем, в столовой как раз нечто вроде клуба. И сюда, – понизив голос, добавил он, – нашему брату лучше не соваться, не одному уж сыщику делали допрос «по-ляпински».

Они подошли к лестнице и стали подниматься.

– Комнаты на четыре человека рассчитаны и нам нужна та, что крайняя слева, – они шли уже по длинному коридору.

– А вы уверены, – спросила Катя, – что мы застанем тех, кто нам нужен?

– Застанем, здесь его соседи нынче, за это уж не волнуйтесь, – усмехнулся Сульский. Он смело постучал в последнюю слева дверь.

– Кто там? – тотчас раздался за дверью глухой мужской голос.

– Открывайте, Пивоваров, это Сульский.

Дверь отворилась и на пороге появился не слишком молодой человек, одетый весьма неряшливо – в несвежую рубашку и мятые брюки, длинноволосый с худым широкоскулым лицом и болезненно горящими темными глазами.

– Простите, я не знал, что вы с дамой, – виновато пробормотал он и тотчас скрылся в глубине комнатки.

Катя не спешила входить, через несколько минут Пивоваров сам позвал гостей. Он успел одеть длиннополый, засаленный на карманах и локтях сюртук и даже причесаться.

– Входите, – он закрыл за ними дверь. – Вы по давешнему делу, да, Сульский?

– Да, – ответил Алексей Петрович. – А где ваши соседи?

– Они в лавку отлучились. Сейчас придут. Садитесь, – предложил он, указывая на два из четырех имеющихся в комнатке стульев.

Катя огляделась. Комната была длинная, как пенал, об одно окно, вместо штор на нем использовалось старенькое покрывало, висящее сейчас на одном гвозде. Четыре кровати, четыре столика с ящиками у каждой из них, четыре стула, а по стенам на вбитых гвоздях висели кое-какие вещи, составляющие скудный гардероб хозяев комнатки.

Она осторожно опустилась на краешек стула, Сульский при этом посмотрел на нее сочувственно и понимающе, а Пивоваров, наоборот, с какой-то сардонической усмешкой.

– Итак, чем могу помочь? – спросил Пивоваров у Алексея Петровича.

– Мы приехали поговорить о вашем соседе. Это чрезвычайно важно, Пивоваров. Не скрывайте, пожалуйста, ничего. Победите в себе предубеждение против полиции.

– А я и не знал, – едко отпустил Пивоваров, – что с некоторых пор в полиции служат и дамы.

– Вы забываетесь, – довольно мягко, но уверенно этак произнес Сульский и глаза его опасно сузились. – Эта дама, к вашему сведению, дальняя родственница вашего соседа и ей не безразлична его участь.

– Прошу прощения, – неприязненное выражение тотчас улетучилось с лица Пивоварова и он посмотрел на Катю как-то по-новому. – Вы из Рязани, да? Михаил говорил что-то… – он нахмурился, видимо, силясь припомнить.

– Да, да, – кивнула Катя согласно и улыбнулась.

Пивоваров заметно расслабился.

– Что ж, в таком случае… Его завтра хоронят.

– Я знаю и позабочусь об этом, – тут же среагировала Катя.

– Понятно, – Пивоваров вздохнул, сел на кровать. – Что вы хотите узнать? Каким человеком он был? Нормальным. Ну, конечно, у него были свои странности, да ведь, сударыня, у творческих людей, почитай, странности это самая что ни на есть норма. Это вы у любого спросите, вам так же и скажут. У Михаила вот странность была в склонности к мистике, ну так этим-то никого здесь и вовсе не удивишь. – На этих словах Катя и Сульский быстро переглянулись.

– А что, Мишель увлекался гаданиями или чем иным?.. – проговорила Катя неуверенно.

– Да нет, какие там гадания! – махнул рукой Пивоваров. – Нет, у него увлечение другого рода было. Любил он всякие странные легенды, ну там, чтоб с таинственными смертями и воскрешениями. Помогало это ему, что ли? – он пожал плечами. – Наслушается таких вот историй, а потом давай всю эту нечисть рисовать… Но как рисовал! Графика ему особенно удавалась, да и тушь, хотя чего говорить, он и маслом мастерски…

Тут дверь распахнулась без стука и в комнату вошли еще двое. Как поняла Катя, тоже соседи Соколова и хозяева этой комнатки. Оба молодых человека были одеты так же неряшливо, как и Пивоваров, оба были небриты и с длинными волосами, у обоих лихорадочно горели глаза, отличия же заключались в росте, один был ниже на две головы другого, да и в цвете волос – маленький был ярко-рыжеволос, а высокий блондинист.

– День добрый, – пробормотал маленький, сверкнув глазами на Сульского, а потом посмотрел на Катю с прищуром. Примерно такой же была реакция и высокого, только он и вовсе невнятно пробубнил какое-то приветствие.

– Знакомтесь, это господа Артюшкин… – маленький быстро кивнул головой и подошел к одному из столиков, чтобы положить на него какой-то довольно увесистый сверток. – И Федоров, – высокий нервно кивнул и тут же сел на одну из свободных кроватей.

– А это родственница Михаила, – продолжил Пивоваров. – Та, что из Рязани. – Сульского он не представил, из чего Катя сделала заключение, что они и так знакомы.

– Понятно, – пробормотал маленький Артюшкин, а Федоров снова нервно кивнул.

– Вот, про Михаила хотят расспросить, – проговорил Пивоваров.

– А вам надо его рисунки посмотреть, – предложил Артюшкин. – Ежели вас интересует, что он за человек был, то лучше, чем его работы, о нем никто не расскажет. Вы ведь, небось, хотели с нами по этому поводу побеседовать?

– Да, – чуть вскинув брови, кивнула Катя. – А что же в этом особенного?..

– Да ничего, – перебил ее Артюшкин совершенно беззлобно. – Ничего в этом такого-этакого нет. Просто все так и делают… Когда человеку помощь нужна, так и не вспомнят про него, а как помрет, то сразу и родственники отыскиваются…

– Кузьма! – возмущенно прервал его Федоров, глянув на Катю. – Перестань, это невежливо.

– А чего там! – бросил Артюшкин и быстрыми шагами вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– А что, Мишелю нужна была помощь? – тут же обеспокоенно спросила Катя. – Я не знала, что он нуждался так сильно.

– А кто, скажите, из тех, что здесь квартируют, не сильно нуждается? – едко переспросил Пивоваров. – Но ведь вы ему и так помогали, так что простите Кузьму, он имел в виду вовсе не вас, вы и так для Михаила много сделали.

Катя опустила глаза и конфузливо промолвила:

– Да что вы, разве я что-то сделала…

– Господь с вами! – воскликнул Пивоваров и подскочил с кровати. – Вы ведь сами не представляете, что вы для нас прошлым летом сделали, прислав Михаилу полторы тысячи!

Катя чуть не поперхнулась, услышав такое заявление.

– Вы ведь не представляете, что тогда была за ситуация! Ну, мальчишки, с кем же такого не случалось, но только вы нас спасли!

– Да о чем вы, господа?.. – пролепетала Катя, испытывая смешанные чувства и боясь взглянуть на них.

– Федоров вот не даст солгать! Нет, правда, спасибо вам огромное, мы за вас потом даже свечки в церкви ставили!

– Но в чем же дело? – Катя наконец, премило зардевшись, подняла глаза на Пивоварова. – Ведь мне Михаил ничего толком и не объяснял. Просто написал, что в отчаянном положении и срочно нужны полторы тысячи. Вот и все. А что же произошло?

– Так вы не знаете? – ахнул Пивоваров и опять опустился на кровать, глядя на нее широко раскрытыми удивленными глазами, отчего все его хмурое и худое лицо даже преобразилось и стало казаться открытым и молодым.

– Нет, – покачала головой Катя с сожалением. Сейчас она намеренно не смотрела на Сульского, боясь, как бы он каким-нибудь взглядом или жестом не выдал ее.

– Федоров, вот это женщина, – потрясенно проговорил Пивоваров, обращаясь к своему товарищу. – Госпожа Ковалева, – Катя чуть заметно вздрогнула, услышав, как к ней обратился Пивоваров, – если Михаил вам ничего не сказал, то, поверьте, это значит, что и я не имею на это права. То есть, не имел, но теперь… – он глубоко вздохнул. – Теперь-то что, дело прошлое, да и Михаил, надеюсь, меня не осудит. – Он помолчал, затем встал, пересек комнату и посмотрел в окно. – Прошлым летом, госпожа Ковалева, это было. Проигрались мы в картишки. Общий долг у нас составил полторы тысячи, было нас четыре человека и игра эта состоялась в доме у одного человека. Он какой-то приятель Михаилу оказался, а мы… Не играли мы никогда в карты, а тут, простите, но пьяны были уж очень, день рождения у Михаила как раз был. Ну вот и решились с пьяного дела сыграть, мол, новичкам везет и все такое. Сначала-то даже и везло, только все по мелочи, а потом… – он в сердцах рукой махнул. – А откуда у нас этакие деньжищи? Мы и не помнили ничего толком на следующий день. И не вспомнили бы, только тот человек нам забыть не позволил. Прибыл, да еще и расписочки наши привез. Вот так-то. Ну, а мы что… Отпираться бессмысленно, уговаривать – унизительно. Дал он нам сроку месяц. Кое-кто из нас даже покончить с жизнью думал, – хмыкнул он.