Мастер Чэнь - Амалия и Белое видение Страница 29

Им не могло быть преград. Это была целая армия, втиснутая под защиту стальных листов и неуклонно рассекавшая морщинистую, иногда отсвечивающую фольгой поверхность.

Но… вдруг я увидела, что в воздухе уже не одна. Пространства между облаками оказались заполнены другими птицами, с тупо обрубленными носами, страшными, молчаливыми. Одна за другой они начали падать вниз, к двум линкорам, и я вдруг поняла, что те, несмотря на несравненную мощь своих орудий, беззащитны. Потому что здесь, в воздухе, помешать этим стаям злых птиц могла только я – а я была одна, и клюв мой и когти были слишком слабы. И сердце сжималось от ощущения неумолимого несчастья, которое произойдет вот сейчас, на моих глазах.

Я начала метаться от одного воздушного хищника к другому, чтобы отогнать их, но они все ныряли вниз, к воде, и вот два гиганта внизу оказались буквально облеплены серыми фонтанами взрывов. Среди этих водяных столбов иногда вспыхивали мелкие оранжевые точки пламени – линкоры все-таки отбивались, но одни птицы были слишком высоко, чтобы быть ужаленными, а другие все ныряли с огромной скоростью вниз, одна за другой.

Линкоры, впрочем, шли вперед среди водяных столбов – но тут между облаками, пониже меня, появились какие-то другие, более тяжелые птицы и тоже начали свое скольжение вниз. И я поняла, что от этих уже точно нет спасения. И никакая броня палуб не поможет против того груза, что они сейчас роняют вниз.

Вот вспучилась какая-то водяная гора, разом замолчали пушки нового и прекрасного корабля, и одновременно он стал неуправляемым, пошел по широкому кругу. Тут такой же мощный взрыв сотряс второй, более старый корабль. И еще, и еще. А дальше снова закружилась стая птиц поменьше, и, когда они исчезли, я отчетливо увидела, как новый линкор начал косо клониться вбок и как бы прижиматься к воде, будто желая спрятаться в нее. Тот, что был постарше, двинулся было ему на помощь – но вдруг сам начал тяжело оседать.

Нет, этого не может быть – вот старый корабль, как исполинских размеров кит, опрокидывается черным боком в волну и исчезает в ней. Новый красавец медленно, из последних сил ползет к берегу, по палубу в воде, и лишь высоко над ним по кругу, по кругу летают злые птицы.

Но тут и он вздрагивает от мощного взрыва и начинает страшно и быстро заваливаться на бок. И больше надеяться не на что.

Я была, наверное, какой-то очень странной птицей, потому что в мгновение ока перенеслась за много миль от бедствия, туда, где горели огни Сингапура, да – конечно же, Сингапура. Бирюзово-апельсиновый закат, знакомая мигающая реклама на Орчард-роуд, вот, как нитки жемчуга, ряды освещенных иллюминаторов кораблей в гавани, а вот люди в каких-то ранее мной не виданных, странно фривольных костюмах сидят вдоль стойки бара, над которой звучит музыка из репродуктора.

И вдруг музыка прервалась, сбивчивый голос диктора начал что-то говорить, и разговоры в баре замерли, а лица стали очень серьезными.

Я в ужасе понеслась обратно, из вечера обратно в миновавший день, к тяжело плещущей воде, но она уже успокоилась, на ней лишь покачивались обломки и человеческие головы среди масляных пятен – а среди этого разгрома медленно продвигались шлюпки осиротевших эсминцев. И в небе меж грозовых башен не было никого, кроме меня.

– …Вам надо отдохнуть, дорогая Амалия, – услышала я голос над ухом. – У вас что, видения? Давно начались? Ну, попробуйте все же держать себя в руках. Так ведь нельзя. И давайте договоримся следующим образом. Наши ребята будут продолжать поиск – включая теперь уже и Сиам, с вашего любезного согласия. Но поскольку вы знаете, что они все равно господина Макларена рано или поздно найдут, то как только вы устанете от бессмысленной борьбы, позвоните мне. Неофициально. Считайте, что у вас в полиции есть одним другом больше. Мы сядем вместе и решим, как вам с наименьшими потерями выбираться из этой ситуации. И еще: когда это произойдет, то прошу оставить за мной…

Он легким движением спортсмена поднялся со стула:

– Один танец. Я даже согласен на фокстрот.

Стайн похлопал меня по руке, аккуратно вручил доллар официанту (за свой и мой коктейли) и длинными, развинченными шагами пересек залу в сторону сиявшего ослепительным огнем прямоугольника выхода.

В следующий раз, когда я выглянула в окно, я увидела на противоположной стороне улицы только что появившийся там деревянный навес и сидевшего под ним с газетой малайского констебля.

Дома меня ждали несколько напуганные Мартина и Мануэл. Их уже допросили (безрезультатно, конечно). А на перекрестке стояла такая же деревянная будка, и в ней сидел констебль-сикх, с его грандиозной бородой, зачесанной волнами наверх, к ушам, и исчезавшей под складками тюрбана.

– Приноси ему иногда чай, – сквозь зубы сказала я Мартине.

Утро принесло новый удар. В газете я обнаружила информацию о том, что полиция Пенанга не может подтвердить сообщения о причастности «одного из, как утверждают, наиболее респектабельных кабаре города, расположенного в его европейской части», к недавней и «уверенно пресеченной полицией» волне насилия. Источник в полиции не мог сказать ничего определенного на этот счет, кроме того, что полиция продолжает расследование имевших «в прошлом» место инцидентов и опрашивает всех, кто может иметь к ним отношение.

Стоит ли говорить, что в европейской части города расположено всего два кабаре.

Респектабельном – «как утверждают»?

Дальше я сделала глупость. Я покрутила черный с перламутром диск и попросила Теофилиуса.

– Он не может с вами говорить, – раздался голос, до странности похожий на тенор самого Тео.

Я смотрела после этого в одну точку минут двадцать. Затем, когда мне сообщили об уходе из кабаре двух официантов сразу, я мрачно кивнула, встала и оседлала велосипед, направив его вдоль Эспланады в сторону Даунинг-стрит.

«Пенанг сити-клуб» не надо путать с «Пенанг-клубом». Последний – место, где можно вечером со стаканчиком стенги подойти к господину резиденту – если ты член клуба, конечно, а это членство было весьма ограниченным, даже если ты белый. «Сити-клуб» был хотя и относительно закрытым (от случайных прохожих типа китайских торговцев), но все же обычным рестораном, рассчитанным на европейца. Туда днем заходили на ланч (он же – тиффин) бизнесмены из офисов с набережной Уэльда или из ближайших, самых роскошных зданий Бич-стрит. Правда, вечером здесь было пустовато.

– Господин начальник полиции здесь? – спросила я мощного тамила, охранявшего вход.

– Ему сейчас принесут его заказ, – с расширенными от уважения глазами сообщил он мне.

– К сожалению, новости срочные, вы же знаете, что такое полиция, – улыбнулась я тамилу, и тот, не очень уверенно, посторонился.

Пушистые усы начальника полиции (не знаю почему, но так и не могу вспомнить его имени) угадывались в дальнем конце длинной залы, где дюжина потолочных вентиляторов шевелила ветви пальм в кадках.

Я тронулась к нему по полированному темному дереву пола, среди столиков, за которыми серьезные люди средних лет обсуждали за едой дальневосточную политику.

– Почему ключи от любой интриги на Дальнем Востоке всегда оказываются в руках сиамского короля? Я называю его обычно «мистер Рама», порядковый номер не имеет значения, они в этой династии все Рамы.

Общий счастливый смех. Я миновала этот столик, приближаясь к следующему, за которым разговоры шли примерно о том же – политике:

– Подождите, скоро все изменится – сукин сын создал новую столицу в Нанкине и, похоже, подчинил себе всех маршалов.

– Эти маршалы – одна винтовка на десять солдат…

– Сейчас штука в том, чтобы не дать ему слишком много оружия – достаточно, чтобы внушить уважение к нему япошек, но ни винтовкой больше нервному ублюдку.

– Потише, Роберт, ты говоришь о генералиссимусе.

Дикий смех. Через этот смех я военным шагом шла по зале, мерно стуча каблуками.

– Ваши люди распорядились установить полицейские посты у моего офиса и дома, – сказала я начальнику полиции. – Вам не надо называть мое имя? Де Соза, если это требуется.

Он неловко, шаря глазами по залу, начал подниматься, наливаясь краской.

– Они инспирировали клеветнические сообщения в газетах насчет того заведения, которым я управляю, – продолжала я. – Они состряпали омерзительные и смехотворные обвинения, которые задевают мою честь и репутацию. Они за это ответят, причем в этом будут участвовать Сингапур и Лондон.

Вызовы бросать вообще глупо, но особенно – в Азии, сказал мудрый человек. Но мне, доведшей саму себя до состояния хорошо контролируемой (как мне казалось) ярости, было уже все равно.

– Госпожа де Соза, мои люди исполняют свой долг, как могут, – с безупречной вежливостью сказал красный от такой же ярости начальник полиции.

С мстительной радостью я заметила его тоскливый взгляд, брошенный вниз, на стоявшую на спиртовке жестяную кастрюльку с карри, на шоколадно-зеленоватой поверхности которого в этот момент как раз вспучивался аппетитный пузырь.