Мастер Чэнь - Амалия и Белое видение Страница 30

Вызовы бросать вообще глупо, но особенно – в Азии, сказал мудрый человек. Но мне, доведшей саму себя до состояния хорошо контролируемой (как мне казалось) ярости, было уже все равно.

– Госпожа де Соза, мои люди исполняют свой долг, как могут, – с безупречной вежливостью сказал красный от такой же ярости начальник полиции.

С мстительной радостью я заметила его тоскливый взгляд, брошенный вниз, на стоявшую на спиртовке жестяную кастрюльку с карри, на шоколадно-зеленоватой поверхности которого в этот момент как раз вспучивался аппетитный пузырь.

От дверей к нам уже торопился тамил, с глазами, полными ужаса.

– А вам следовало бы лишь сотрудничать с полицией, и все будет по-иному, – завершил этот джентльмен.

– Сотрудничать? – задохнулась я. – Сотрудничать с людьми, допустившими смерть четырех своих же людей? А сейчас ведущих себя, как… как… Я процитирую вам кое-что. «Несотрудничество со злом – это такой же долг, как сотрудничество с добром». И знаете, кто это сказал?

– Ну, кто? – с горечью отозвался этот достойный человек, оторвав глаза от карри.

– Ганди. Махатма Ганди, который также сказал, что вам пора оставить Индию индийцам.

Я ожидала эффекта, но не такого. Лицо его стало багровым, и седоватые усы на этом фоне начали выглядеть светлее. Под ними показались крепкие желтые зубы. Я подумала, что меня осудят также за убийство начальника полиции.

– Э, если мне будет позволено, – отчаянным голосом проговорил тамил, подбежавший к нам.

Было бы интересно, если бы меня начали выволакивать из «Пенанг сити-клуба», брыкающуюся и визжащую. Если бы я при этом изрыгала все слова, которые не стоит переводить: merda, porka suja, porra, и даже toma no cu…

Но я вдруг почувствовала страшную усталость и со словами «наслаждайтесь вашим тиффином» повернулась и тронулась к выходу под любопытными взглядами сидевших за столиками повелителей половины мира.

Тамил провожал меня на полшага сзади.

…Два дня не происходило ровно ничего. Кроме того, что мой сикх Раджиндер нашел массу общих знакомых с полицейским сикхом, открыто следившим за мной с перекрестка, и теперь они охраняли меня вместе. И кроме того, что Элистер, совершенно очевидно, оставался жив – там, где надо, то есть в максимально возможной безопасности.

А потом мне позвонил Тамби Джошуа, он же Синнатамби Кришнавеллупилам.

– С вами будет говорить господин Эшенден, – сообщил он.

«Вы»? Я могла бы догадаться, что полиция давно уже подключилась к двум моим телефонам, в офисе и дома.

– Эшенден? Что это за бред, Тамби? Почему не Ноэль Кауард? Почему не Бернард Шоу или сам Шекспир? Что, обо мне будут писать пьесу или рассказ, а то и роман? Полиция решила сделать из меня литературную героиню, вместо того чтобы засадить в тюрьму?

Я услышала тяжкий вздох Тамби на том конце линии.

– Он прибывает сегодня к вечеру. Вам сообщат, когда вы с ним встречаетесь. А пока что меня попросили передать вам неофициальную, но весьма настоятельную просьбу не покидать город. Впрочем, вы и так это наверняка понимаете.

11. Господин Эшенден приехал

Звук моих каблуков звоном отдавался под куполом потолка «Истерн энд Ориентл». Я неторопливо двигалась по крупным мраморным клеткам пола к похожей на большой темный шкаф стойке для ключей, у которой стоял внимательный европеец в вышитой форменной куртке. Справа от меня остался сочащий струйки чистой воды большой белокаменный фонтан, окруженный низкой тиковой мебелью. И еще лежащая за фонтаном обеденная комната – пальмы в кадках, потолочные вентиляторы, легкие тростниковые и тяжелые бентвудовские стулья. Белые хрустящие скатерти на пустующих столах, квадратные колонны, потолок, расчерченный на клетки темными деревянными балками… Весь этот мир доведенного до совершенства уюта, мир, где я никогда, видимо, не стану своей.

У стойки меня ждал китаец, главный бой отеля, – шорты до колена, чулки, лакированные туфли, бритая наголо голова и мощные усы (кличка, естественно, Гинденбург, чем он весьма гордился).

Гинденбург поклонился мне, потом быстро сделал несколько шагов в сторону маячившего неподалеку длинного англичанина и почтительно коснулся его рукава.

Я подумала, что вот этого человека я никогда бы не приняла за знаменитого господина Эшендена. Похож он был скорее на хорошо одетого шута.

Длинный англичанин обратил в мою сторону откровенно ехидный взгляд, причем для этого ему почему-то пришлось повернуться всем корпусом. Пробормотал мое имя – конечно же, «де Суза» (я стерпела). И далее, вытянувшись как на параде и глядя прямо перед собой, он эскортировал меня к месту назначения – мимо оставшегося слева бара, к железной гармошке двери, за которой таится замечательное сооружение, элеватор. Гордость всего города.

За железной гармошкой, внутри практически комнаты красного дерева, украшенной словами «Уэйгуд – Отис», был установлен, как выяснилось, механизм, напоминающий какой-то корабельный штурвал. Двинь рукоятку вниз (что с удовольствием и сделал мой несгибаемый провожатый), и почувствуешь себя на корабле, пол начинает незаметно плыть у тебя под ногами.

Все это могло бы быть забавным, но я себя чувствовала ужасно – меня вел очень странный человек туда, где я раньше никогда не бывала, к комнатам для гостей. Это, конечно, далеко не тюрьма, которой мне до того пригрозили, но и на приглашение на танцы все происходящее было непохоже.

У высокой двери длинный человек опять повернулся ко мне негнущимся корпусом и сделал очень странную вещь – нахально подмигнул. Снова, не поворачивая головы и не сгибая шеи, отвернулся и открыл передо мной дверь.

Я сделала шаг вперед – и замерла.

Потому что в глубине гостиничного номера, прямо напротив двери, у бюро с множеством ящичков, сидел на высоком барном стуле, поджав и чуть перекрестив ноги, деликатного телосложения немолодой человек. И смотрел прямо на меня, чуть вздернув костистый, острый подбородок.

Это был немигающий взгляд рептилии – не злой, не добрый, а попросту очень внимательный и оценивающий.

Но даже не взгляд пригвоздил меня к паркету, а нечто иное – его руки. Большие, очень большие для такого человека кисти рук, сплетенные на скрещенных коленях каким-то причудливым образом, так, что эти суставчатые длинные пальцы напомнили мне о роще молодых бамбуковых стволов.

Все это длилось буквально мгновение – хрупкий человек винтообразным движением спустился со своего стула, поставив на паркет ноги в сверкающих остроносых черных туфлях и сделал ко мне несколько шагов.

Он оказался ниже меня на целый дюйм.

– Госпожа Амалия де Соза, – сказал человек неожиданно звучным баритоном. – Благодарю вас за то, что согласились прийти сюда. Я бы сам посетил вас, но тут нам уж точно никто не помешает. А ведь мне надо многое вам рассказать.

И я сразу почувствовала, что вот теперь все будет хорошо, хотя бы просто потому, что мое ожидание закончилось.

Тут он усадил меня в кресло, так, что справа от меня угадывался спальный альков – два шеста и призрак белой москитной сетки, и еще очертания моего странного провожатого, что-то делавшего у внушительного темного шкафа. А слева – окна и море за летящими от легкого ветерка белыми шелковыми занавесками.

– Для мартини еще рано, – заметил господин Эшенден. – Но для таких случаев всегда есть чай.

Он посмотрел на меня с некоторым сомнением, как будто я могла бы вместо этого потребовать, например, пива, и мягким голосом добавил:

– Джеральд, прошу вас.

Длинный человек, не поворачиваясь, сделал шаг вбок и торжественно нажал на бронзовую кнопку звонка, сделанную в виде большой, в кулак размером, хризантемы.

Тут господин Эшенден впервые проявил какой-то странный признак беспокойства, или дискомфорта. Он даже чуть повернулся к своему бюро, а потом оставил намерение и вновь с сомнением посмотрел на меня.

– Для сигареты рано не бывает, – сказала я, доставая портсигар, и он с облегчением пощелкал пальцами:

– А как вы относитесь к сигаре? Никогда сами не пробовали? Это заблуждение, что женщинам не подходят сигары. Это сигарам не нравятся некоторые женщины. Но вы, как мне кажется, ей бы подошли. Великое изобретение человеческого гения – правильно скрученные табачные листы. Сколько раз, когда мы с каким-нибудь собеседником зажигали по сигаре, из ее дыма сплетался совершенно готовый рассказ… Есть рассказы на одну сигару, а есть на две.

– Я могу немало рассказать вам о том, где здесь можно приобрети хорошую сигару – скажем, настоящую манилу. Они очень милы, хотя просты и пахнут травой и почти больше ничем. Но это лучше, чем скучные бирманские черуты, которыми в этих краях увлекаются ваши соотечественники.

Тут господин Эшенден стал похож на крокодила средних лет, только что проглотившего ужин и полностью удовлетворенного жизнью. Он потянул из нагрудного кармана куртки-сафари небольшую аккуратную сигару. Тут как раз мальчик в белом мундире с золотыми пуговицами внес чай, господин Эшенден с почтением зажег мою «Данхилл» и затем занялся разжиганием своей коричневой «короны».