Убийства на водах - Полина Охалова Страница 29

Была у него такая безумная мысль: оставить ящик чуть-чуть приоткрытым и воспользоваться этим как предлогом начать разговор о «сувенирах» Раевича. Глупейшая, вообще говоря, идея, но доктор никак не мог придумать, каким еще образом можно завести разговор на нужную ему тему. Однако, к его удивлению, в выдвинутом ящике ничего не оказалось. Задав разглагольствовавшему Раевичу уточняющий вопрос насчет колик, которые, как утверждал пациент, помучивают его после плотных обедов, Вернер приоткрыл и расположенный слева ящичек, решив, что перепутал. Но и в том ничего не было.

— Вот я и думаю — не привиделись ли мне все эти «сувениры», не являются ли наши подозрения по поводу Базиля только результатом моих болезненных галлюцинаций?! Ничего я не узнал и только запутал себя и вас! — огорченно махнул рукой доктор.

— Бог с Вами, Иван Иванович! Право, Вы делаете слона из мухи. Отчего сразу безумие и галлюцинации? Не проще ли предположить, что Раевич просто переложил или спрятал «сувениры» в другое, более надежное место, — возразил Печорин.

— Да вот что! Я видел в комнате Раевича уложенный дорожный баул! Не собирается ли он бежать из Пятигорска? — мысль доктора явно заработала в новом направлении. — Нам что-то надо предпринять! Если он решился бежать, это подтверждает наши насчет него подозрения.

— Не беспокойтесь, я знаю, куда собрался Базиль. Он вместе со Скарятиным и еще несколькими здешними «рабами Фараона» отправляются на несколько дней в Ставрополь. Там у Найтаки ожидается большая игра. Я, кстати сказать, обременил Николая Фомича поручением разузнать о нашем другом подозреваемом — прапорщике Ларине, точнее сказать, лже-Ларине, — и Печорин рассказал доктору и княжне о находке в комнате прапорщика.

— Так что наш Лжедмитрий вполне возможно шулер и, как сказал Скарятин, судя по филигранности крапа на картах — шулер высшего разряда. Он предположил, что в Ставрополье, где соберутся крупные игроки, кто-то может опознать этого лжепрапорщика по описанию. Комендант же со своей стороны сделал запрос о нем и о настоящем Дмитрии Ларине по своим каналам. Будем ждать ответа.

— Может, и сам Ларин появится в Ставрополе для игры? — предположила княжна.

— Не думаю, — ответил Печорин. Ставрополь слишком близко от Пятигорска, откуда он бежал и бежал впопыхах. Думаю, что потому, что виновен в гибели Маркова.

— А если наш злодей все же Раевич, не будет ли в Ставрополье новых жертв? — встревожилась княжна Мери.

— Как же мы можем их упредить? Но если вдруг несчастье случится, это будет ясным указанием на виновного. А кстати, — вдруг вспомнил Печорин, — удалось ли что-то узнать о том, были ли лица из нашего списка на местах, где совершались преступления?

Княжна Мери «доложила», что узнала у матери Красинского, что Станислав почти ежедневно совершает дальние прогулки верхом, пока мать отдыхает, она сама его к этому поощряет, не все же ему, бедному, сидеть, пришпиленным к материнскому подолу.

Слуга Раевича, который по счастью, оказался хорошим знакомцем кухарки доктора, сообщил, что в день убийства есауловой дочки барин его куда-то отъезжал, а сам он отпросился на похороны кумы — потому этот день и запомнил.

Лже-Ларин, как известно, ездил дозором по окрестностям — это давало ему возможность под предлогом охраны от злодея самому совершать убийства. И только литератор Белинский исправно сидел дома, но его-то они уже вычеркнули из списка, ибо он ростом не вышел.

Так что многотрудные изыскания в этом пункте оказались тщетными. Надо было признать, что расследование зашло в тупик.

Печорин открыл окно. Прохладный летний вечер медленной волной вплыл в душную комнату. Было тихо, только перекликались где-то вдали птицы. Но эта умиротворяющая романтическая тишина была внезапно и грубо нарушена визгливым женским криком: «Васька, собачий ты сын, где ты шлялся до сих пор, дурья башка!»

Печорину тут же вспомнилась купчиха, которой он помогал спуститься с горы, то, как ее добродетельные речи неожиданно сменились отборной бранью на слугу. О чем-то любопытном она по дороге рассказывала… Что-то о добром попе и суровом дьяконе, который за любой грех готов распять. В памяти Печорина вдруг всплыла и его собственная встреча со священнослужителем в день похорон Веры, и речи последнего про то, что княгиня Галахова смыла мученической смертью свои грехи, а невинные девицы убитые и вовсе счастливы в небесном саду. «На их счастье, кто-то освободил их души от земных оков», — что-то такое бормотал дьякон.

— Доктор, — обратился Печорин к Вернеру, — а ведь помнится, Ваш коллега говорил, что преступник может считать, что, убивая, он спасает души, делает не злое, а доброе дело, так ведь?

— Да что-то такое Мойер говорил, пересказывая статью англичанина.

— Ну тогда, по-видимому, у нас есть еще один подозреваемый. Как Вы думаете, может быть убийцей лицо духовное?

— Нет, как же такое возможно!? — воскликнула Мери.

— А почему же невозможно? — возразил ей доктор, — разве история не показывает нам, что во имя Господне совершались иногда страшные преступления?! А о ком Вы говорите, Григорий Александрович?

— О дьяконе здешней Скорбященской церкви, — и Печорин рассказал друзьям о своей встрече с дьяконом и о речах купчихи Капитолины Дормидонтовны.

— Господи, боже ты мой! — с болью проговорила Мери, — число подозреваемых множится и множится! Мне уже начинает казаться, что нормальных человек в мире меньше, чем злодеев, вернее, что любой почти человек таков: с виду вполне себе нормальный, а присмотришься — он вполне годится в головорезы.

— Может, так оно и есть, дорогая княжна, — с печалью промолвил доктор.

— Нет, не хочу в это верить! Пойдемте скорее на воздух, пойдемте к нам, там дамы придумывают пьесу и шарады, девочки им помогают, кумушки сплетничают, мужчины пьют кахетинское — и все они славные и милые люди, а никакие не душегубы!

Мери надела шляпку и решительно шагнула за порог. Вернер и Печорин с готовностью последовали за ней.

Глава седьмая. У Фадеевых. Подготовка к вечеру

Вопреки ожиданиям, дом, где квартировали Лиговские, встретил их тишиной. Вышедшая навстречу служанка сказала, что княгиня проводит вечер у Фадеевых.

А вот у последних все было именно так, как предполагала княжна Мери: в гостиной княгиня, старшие Фадеевы, неизменные «Добчинский и Бобчинский», Браницкий, Елизавета Горшенкова и несколько соседских дам пили чай и разговаривали. В кабинете Елена Ган с Варей Печориной, смеясь, дописывали пьесу, в комнате девочек Катерина Фадеева с барышней-приятельницей и путающимися под ногами Лелей и Надей придумывали шарады и мастерили с помощью служанки и гувернантки костюмы для них.

Варя, выйдя в гостиную, поздоровалась с доктором, поцеловала брата, но Мери тут же утащила ее в угол комнаты и что-то зашептала