Средневековые убийцы - Обитель теней Страница 3

— Губерт не пишет, чего он от меня хочет? — спросил он.

Томас поспешно дочитал короткое послание до конца.

— По-видимому, обстоятельства смерти леди внушают подозрения, подробности же, как пишет юстициарий, ты узнаешь на месте. Он сам уезжает в Нормандию, однако настоятель ознакомит тебя с положением дел. Последняя фраза подчеркивает необходимость скорейшего прибытия в монастырь для освидетельствования тела.

— Святые кости, да она основательно дозреет, пока мы доберемся! — проворчал корнуолец. — Гонец, должно быть, провел в дороге добрых семь дней, да у нас неделя уйдет.

Выяснилось, что задержка не столь велика, так как герольд часто менял лошадей и сумел доскакать от Лондона до Эксетера за четыре дня. Затем удачное плавание на «Святой Радегунде», и в итоге они подъезжали к Бермондси, когда со дня смерти прошло немногим более недели.

Здесь население было еще скуднее, чем в Вулвиче, — сам монастырь да несколько хижин, ютившихся у его стен. Окрестности в этот промозглый зимний день казались унылыми — пустые болота, тянувшиеся вдоль Темзы, протекавшей в четверти мили от монастыря. Туман поредел, и трое путников видели заросшие камышом отмели между паутиной затонов и проток — большая река то и дело меняла русло, чуть ли не с каждым приливом или сильным дождем.

Монастырь выстроили на первом же от реки участке твердой земли, чуть приподнятой над болотом, и де Вулф, подъезжая к сторожке, видел тяжелый прямоугольник стен, за которыми просматривалось несколько зданий, в том числе и церковь. Гвин поглядывал на них без особого восторга, зато глаза Томаса разгорелись при виде нового церковного учреждения. Он усердно крестился и тихо бормотал молитвы на латыни.

Для коронера впереди лежал новый вызов его профессиональной репутации. Он втайне гордился, что юстициарий выбрал его из всех окружных коронеров Англии. Правда, у него были особые отношения с Губертом Уолтером — и даже с самим Ричардом Львиное Сердце: в Святой Земле он состоял в отряде личной охраны короля и сопровождал того в злосчастном возвращении на родину из третьего крестового похода. И все же назначение коронером двора, пусть и временно, было почетным, поскольку тот, кто занимал этот уникальный пост, отвечал за расследования всех смертей, нападений, ограблений и пожаров, затронувших короля, его двор и всякого, входившего в его великолепное, хотя и обременительное окружение.

Занятый этими мыслями, он проехал за мальчишкой к сторожке у западных ворот. В широкие ворота под каменной аркой могла пройти повозка, а рядом имелась калитка для пеших путников. Едва они спешились и отвязали от седел свой невеликий скарб, паренек из Вулвича поспешно выстроил лошадей одну за другой и, связав их вместе, без единого слова скрылся в тумане, оставив их втроем перед неприступными дубовыми створками, словно сирот под дверями богадельни.

Де Вулф шагнул к калитке и увидел рядом с ней колокольчик с подвязанной к языку веревкой. Он громко позвонил, и из калитки мигом появился крупный мужчина с бульдожьим лицом, одетый в линялую рясу. Джон, узнав послушника, подтолкнул вперед Томаса, предоставив ему объяснять, кто они такие. Привратник нехотя пропустил прибывших внутрь и молча захлопнул дверь, отрезав их от мирской суеты.

Они оказались в широком наружном дворе, замкнутом с другой стороны западной стеной церкви, а слева — низкой стеной, за которой виднелось кладбище. По правую руку выстроился ряд зданий, и страж дверей молча указал им на другие ворота, примерно в трети пути вдоль каменного фасада. Команда коронера отправилась к этому внутреннему входу и обнаружила в створках ворот маленькую дверцу. За ней им открылся длинный двор, упирающийся вдали во внешнюю стену обители. Слева тянулся еще один ряд зданий с несколькими дверями и рядом закрытых ставнями окон по верхнему этажу.

— Бог с вами, братья! — произнес чей-то голос рядом с ними.

Обернувшись, они увидели прямо за воротами маленький домик, из которого выбирался пузатый монах. Оказавшись в своей стихии, Томас де Пейн бросился к нему, само собой, осенив себя крестом, и залил его потоком латинской речи.

— Чтоб им по-английски не говорить? — пробурчал Гвин. — Мы б хоть знали, о чем они бормочут.

Томас порылся в своем мешке и извлек свиток с поручением Губерта Уолтера. Он предъявил красную восковую печать с затейливым гербом архиепископа Кентерберийского и позволил стражу внутренних ворот прочесть письмо. Румяный монах закивал головой, выказывая положенное почтение коронеру короля и на всякий случай также и Гвину. Затем он сказал что-то Томасу и рысцой заспешил к ближайшей двери.

— Это брат Мальо, и он отведет нас к настоятелю, только сначала покажет, где мы будем жить, — пояснил им клирик, радуясь возвращению в обитель Господа. — Это дом келаря, а над ним — странноприимный дом.

Изнутри первый этаж оказался занят кладовыми и маленькими конторами, где монахи вели списки и счета съестным припасам, напиткам и прочему добру, необходимому для телесного здравия братии, между тем как здравием их душ занимались в глубине обители. Все здесь пропахло волглым плесневелым зерном с примесью ладана. Добравшись до дальнего конца главного коридора, их проводник впервые заговорил по-английски — с сильным бретонским акцентом.

— Сэры, эта лестница ведет в комнаты для гостей и в опочивальни. Есть вы будете здесь, в этой маленькой трапезной перед кухней.

И Мальо указал сначала на большую комнату у подножия лестницы, затем на дверцу в стене, за которой грохотали горшки и сковороды. По простой каменной лестнице они поднялись наверх, где над кладовыми располагалась длинная опочивальня. В начале ее были выгорожены четыре маленькие комнатки, а остальное помещение устилала дюжина тюфяков, положенных прямо на пол. Над дверью в дальней стене висело большое распятие.

— Отсюда выход на галерею и в церковь, — объяснил брат Мальо. — Твоя келья, сэр Джон, будет здесь. Твои помощники будут спать на первых двух тюфяках в обшей опочивальне.

Твердо установив положение каждого из прибывших, толстяк-клуниец поспешил вернуться на свой пост, прибавив напоследок, что за ними скоро придут, чтобы проводить к настоятелю, а после позаботиться, чтобы гостей напоили и накормили.

Де Вулф вошел в свою келью и сбросил вьючную суму на матрас — единственный здесь предмет обстановки. В сумке у него мало что было, помимо двух чистых рубах, пары пар чистых штанов и двух нижних сорочек, уложенных кухаркой Мэри, поскольку его сварливая женушка Матильда была начисто лишена хозяйственных способностей.

Щетка для волос да нарочито заостренный нож для еженедельного бритья — в дополнение к перечисленному. Он подозревал, что у Гвина и Томаса с собой еще меньше того. Впрочем, клирик никогда не расставался со своей Вульгатой и молитвенником, а также и с принадлежностями для письма. Из уважения к пристанищу веры Джон снял пояс с мячом, стянул с плеча дополнительную перевязь и повесил все это на колышек, укрепленный в стене, вместе с серым плащом из волчьей шкуры, предназначенным для верховой езды. Пройдя в общую опочивальню, он увидел, что спутники его свалили свой небогатый скарб в стоявший у стены шкафчик. Гвин, открыв ставни лишенного стекол окна, выглядывал наружу.

— Распроклятая холодина, коронер. Что внутри, что снаружи, — мрачно заметил он. — Туман расходится, зато, похоже, снег пойдет. Ну, хоть труп свежее будет, при такой-то погоде.

Де Вулф с Томасом встали рядом с ним и выглянули в узкую щель в толстой каменной стене. Под ними круто опускалась полоска крыши из серой черепицы, окружавшая большой квадрат, поросший кое-где заиндевелой травой.

— Монастырская галерея вокруг двора, — заметил Томас. — Здесь, должно быть, капитул, а напротив — дортуар и фратер.

Два последних слова обозначали общую спальню и трапезную для монахов, в то время как послушники и служки ели отдельно. Высокая церковь замыкала монастырский двор слева, перекрывая вид на болота и на реку с севера.

Осмотр был прерван скрипом открывающейся двери. Вошел новый монах — в длинном черном бенедиктинском облачении, подметавшем полами землю. Этот был высок ростом и худ, а выбритую макушку окружало колечко редких седых волос. Его унылая физиономия утвердила Джона в мысли, что монастырь Бермондси — не слишком веселое заведение. Монах скользил по опочивальне, словно вместо ступней у него были колесики, и, приблизившись, склонил голову в сдержанном приветствии.

— Я — брат Игнатий, капеллан и секретарь настоятеля. Добро пожаловать, хотя, увы, причина вашего визита не слишком радостна.

Он обращал свою вступительную речь к Томасу, но ответил ему коронер, отрывисто представивший всех троих.

Игнатий неуловимым движением развернулся и указал на дверь, через которую вошел.