Игорь Пресняков - Чужая земля Страница 30

Меллер пересказал план съемки и, спохватившись, справился о делах Андрея.

– …Ну, о которых можно говорить, не о секретных, – пояснил Наум.

– Нет больше никакой службы и никаких секретов, – радостно объявил Рябинин.

– Неужто обратно к нам? – ахнула Надежда.

– К нам, – с удовольствием подтвердил Андрей. – С двадцатого числа перехожу на «Ленинец».

– Вот так да! – удивленно протянули Виракова и Меллер.

– Кстати, – меняя тему, спросил Рябинин, – вы на траурном собрании в Новом театре Полину не видели?

Надежда натянуто улыбнулась и отвернулась.

– Они с Решетиловой приходили, – ответил Наум. – Потом по домам пошли, на шествие и митинг не остались.

– Ты уж лучше, Андрей Николаич, домой ступай, спать ложись, – бросила Виракова. – Какие свиданки с дороги-то? Да и время на дворе позднее, неприлично девушку тревожить.

– Может, и так, – согласился Андрей.

– Утро вечера мудренее, – важно заключил Меллер.

Рябинин мысленно вернулся к траурному митингу.

– А где Венька со товарищи? – вдруг вспомнил он. – Я их что-то не приметил.

Меллер насупился и запыхтел.

– Ты ведь отсутствовал… – нехотя выдавил он. – Наверное, еще не знаешь…

Рябинин остановился:

– В чем дело?

Виракова открыла было рот, но Наум ее остановил:

– Подожди, Надя, я сам. – Он повернулся к Андрею. – Видишь ли… Вениамина и весь их координационный совет арестовали… Прошлой ночью… За контрреволюцию.

– Ты в своем уме? – прошептал Рябинин. – Какая контрреволюция? Они – мальчишки!

– Уж не знаю, кто они там на самом деле, – развел руками Меллер, – вам в ГПУ виднее. Факт налицо: все руководство их «Союза» арестовано.

К ним неслышно приблизилась Виракова.

– Они выступили на рабочем митинге с резкой критикой Советской власти, – растерянно пробормотала она. – Потом был большущий скандал на заседаниях комсомольских ячеек всех заводов и фабрик – ругались до вечера.

– И? – поднял брови Андрей.

– Единодушно осудили. И губкомол, и все ячейки до единой.

– Подождите-подождите, – нервно засмеялся Рябинин. – Это недоразумение, глупость…

– Это – контрреволюция! – отрезал Меллер.

– Да о чем ты говоришь?! – вскричал Андрей. – Я был на заседаниях их «Союза», организация вовсе не опасна! Парней нужно выручать всем миром. Хлопотать в ГПУ, губкоме, прокуратуре…

– Это – контрреволюция, – замогильным голосом повторил Меллер. – Контрреволюция, с которой и ты, Андрей, и я сражались в годы гражданской.

Рябинин тряхнул его за плечо:

– Опомнись! Как так можно? Ты считал Веньку своим другом, даже учеником. Где ваши хваленые принципы товарищества и взаимовыручки? Ну ладно, эти чертовы комсомольцы – «марксисты» им всегда поперек горла были, – но ты! Ячейка «Юного коммунара» тоже осудила выходку «Союза»?

– Единогласно! – вызывающе подтвердил Меллер.

– Тем самым вы все единодушно отдали ребят на заклание, фарисеи хреновы, – в сердцах плюнул Рябинин.

– А ну-ка, Надя, погуляй неподалеку, – сквозь зубы бросил Вираковой Наум.

Надежда испуганно попятилась.

– В разговор не встревай! – скомандовал ей Меллер и строго поглядел на Андрея. – Давненько я подмечал в тебе мягкотелость, товарищ Рябинин. Любишь ты всех огульно защищать. Пойми, молодежь города осудила взгляды «Союза» не из-за страха перед ГПУ, не из опасения попасть в пособники, а осознанно. Мы искренне считаем, что призывать к противостоянию преступно. Вместо того чтобы засучить рукава и вместе строить коммунизм, они вносят разброд, смятение в умы.

– Дурак ты, – укоризненно улыбнулся Андрей.

– А ты – соглашатель! – взвизгнул Меллер.

– Именно такие идиоты в двадцать втором году добились высылки из России многих деятелей культуры и науки. С кем останетесь при подобном размахе?

– С народом, – топнул ногой Меллер.

– Решая за других, можно дойти до того, что будут решать за вас, – усмехнулся Рябинин.

Меллер ткнул пальцем в сторону Вираковой:

– Я при Надежде ответственно заявляю, что не вижу смысла продолжать наши отношения.

– Уймись, Наум, – покачал головой Андрей. – Может, ты еще сообщишь обо мне в ГПУ?

Глаза Меллера горели гневом:

– Не юродствуй. Методы и саму суть ГПУ я всегда критиковал. Однако речь не об этом. Вопрос стоит идеологический.

– Скорее – нравственный.

– И тем не менее – расхождения налицо, – Меллер решительно надвинул кепку на глаза и повернулся к Андрею спиной. – Идем, Надежда! – крикнул он Вираковой.

Рябинин тупо глядел куда-то в сторону и слышал, как испуганно причитала Надежда, уговаривая Меллера не волноваться. «Вот ведь, борцы за „святое дело» – взяли и испортили хорошее настроение, – удрученно подумал Андрей. – Так и друзей скоро не останется, ежели не будешь с ними дуть в одну дуду… Впрочем, иного и ждать не приходится. Да и зачем я набросился на беднягу Меллера? Может ли он протестовать или открыто выражать отличное от общего мнение? Разве только наедине с собой. И я сам не лучше: одним миром мазаны – советским! Чем я-то могу оправдаться? Тем, что за спиной „старые грешки»?.. После десяти лет войн люди в нашей стране научились понимать, какая хрупкая вещь жизнь и как велика цена за обычное человеческое счастье. А за него можно отдать все на свете. Или почти все».

Глава XVIII

Сразу после вечернего спектакля Решетилова заглянула в гости к Полине.

– Как же я рада! Мы не виделись почти неделю, – наливая подруге чаю, приговаривала Полина.

– Да, что-то ты пропала, – потирая замерзшие руки, ответила Наталья.

– В школе дел невпроворот, – Полина кивнула на стопки тетрадей. – И учебных, и общественных.

– Смотри, зачахнешь от усердия, – мрачно усмехнулась Решетилова. – Мне и самой, чувствуется, нужен отдых – что-то многовато в последнее время суеты. Надо бы остановиться, дух перевести.

– Трудно прошел спектакль?

– Куда уж труднее. Да и мог ли он пройти гладко? Удалось провести всего три репетиции! Сумбур один, мешанина.

Полина удивленно подняла брови:

– Как? Разве сегодня шел не «Ревизор»?

– Заменили, – махнула рукой Наталья. – Великие поэты и писатели, видишь ли, умирают друг за другом – вот весь репертуар октября и перекроили: девятого Брюсов преставился; через три дня – Анатоль Франс…

– Ах да… – вспомнила Полина.

– …В прошлую пятницу мы с тобой были в нашем театре на гражданской панихиде по Брюсову, сегодня шел спектакль «Восстание ангелов», памяти Франса. Пьеса самодельная, коллективного творчества, сырая; ее еще два года назад сняли… А что давать? Прогнали три репетиции и – вперед. На энтузиазме выползали.

– Наверное, Ната, зрителю сегодня было не так уж важно качество постановки, – важен сам факт вечера памяти по великому писателю.

– Как знать… – задумчиво протянула Решетилова. – Хотя… может, и впрямь не стоит переживать?

Она вынула из сумочки портсигар и посмотрела вопросительно.

– Кури, Наташа, родители в спальне – не почуют.

– Твои все дома? – удивилась Решетилова.

– Где ж им быть? Даже папуля рано заявился.

– Тихо что-то у вас, – пожала плечами Наталья. – Обычно Кирилла Петровича за версту слыхать.

Полина опустила глаза:

– У нас теперь частенько по вечерам тихо. Так уж… меньше стали общаться…

– А как Рябинин?

– Он пятый день в отъезде. Еще в ночь на воскресенье уехал в Ленинград. Завтра должен вернуться. Прислал две телеграммы. В целом, у него все в порядке.

– Андрей просто неуловим, – улыбнулась Решетилова. – Вот ведь служба – ни дня покоя!

– Он опять переходит на завод – хватит, послужил.

Наталья шутливо покачала головой:

– Все Черногоровы собственники. И ты – не исключение. Впрочем, я рада за Андрея. И за тебя тоже.

Полина сунула в рот ложку клубничного варенья:

– Сама рада. Будем чаще посещать ваш милый театр… Ой, чуть не забыла! Ты, случаем, не знаешь, куда запропастилась Светлана? Второй день не могу ее найти.

Решетилова нарочито громко расхохоталась, но тут же осеклась, покосившись на дверь.

– Извини, – сквозь смех выдавила она. – Ты, наверное, еще не знаешь? Левенгауп стремительно укатила в столицу! Ну, помнишь ту историю о знакомстве с работником штаба РККА?

– Во время приезда делегации во главе с Тухачевским?

– Ага. Оказывается, они вели переписку, и вот, извольте, этот боевой комдив не выдержал атаки нашей Светочки и пригласил ее к себе в Москву!

– Ну-у, пустяки, – разочарованно протянула Полина. – Само приглашение еще ни о чем не говорит.

– Э-э, нет, Левенгауп своего не упустит! Не такого она склада человечище. К тому же она пулей собралась в дорогу: в полчаса упаковала чемодан и чуть не свела в могилу своего редактора, требуя отпуск.

– Вот так фокус! – подпрыгнула в кресле Полина. – Завидую я ее авантюризму! Может Светка вот так бросить все к чертям и укатить куда глаза глядят. Романтично!