Дмитрий Дивеевский - Дровосек Страница 35

– Спорим, Крендель, что это американец?

– По-моему, это клинический идиот, – ответил Крендель.

Данила с улыбкой взглянул на своего дружка. Он души не чаял в Женьке за его надежность и порядочность. В этом физически мощном парне, родившемся и выросшем в семье офицера, сочеталось много ценных качеств, и разведка была для него самым подходящим местом. Крендель был совершенно лишен амбициозности и щедр так, как бывают щедры только сильные телом и мудрые душой люди. С этим очень гармонировало его олимпийское спокойствие, о котором ходило множество правдивых историй. Кое-какие ситуации Данила испытал сам, и поэтому на самые рискованные операции брал только Кренделя.

– Сколько даешь за проигрыш?

– Как всегда, большую «Смирноффку».

Данила встал, подошел к незнакомцу и спросил по-немецки разрешения подсесть. Тот понял, о чем идет речь, но ответил на английском языке. Через пять минут они уже познакомились, пили пиво и пытались общаться – несмотря на стоявшую в зале какофонию. Крендель, оставшись один, стал наблюдать за крепкими, сдобными официантками, носившимися мимо него с пивом и закусками. Это были женщины в его вкусе.

Четверть часа спустя, подошел Данила.

– Ты почти выиграл, дружок. Он действительно на грани клинического идиотизма, но все-таки американец. Зовут Рико. Так что «Смирнофф» оплачиваем пополам. Сейчас топай в гостиницу, там на рецепции е гарна немицка дывчина с хочем в очах. Поразмовляй з нею о язвах капитализму. А я с мараканьцем до чиньского шинка пийду. Стану его вербуваты.

– Добре, так я пийшов до хаты. Хай живе дило Дровосекив.

– Аминь.

В китайском ресторане Рико первым делом попросил Данилу предъявить дипломатическое удостоверение. Убедившись, что с ним не шутят, майор воспарил духом. Кажется, Господь услышал его просьбы и послал советского дипломата как подарок на блюдечке в самый удобный момент, во время выезда поглазеть на Мюнхен. Более того, он оказался без своей Лолы, с которой два часа назад поругался в отеле. Если бы она была здесь, наверняка испортила бы все дело.

Рико был уверен, что русский является шпионом. Об этом в армии постоянно проводили разъяснительные беседы. Совсем недавно какой-то молодой лейтенант из военной контрразведки выступал на тактических занятиях в их полку.

– Если вы случайно или неслучайно встретите русского дипломата, – говорил он, – исходите из того, что он работает на КГБ. О контакте с ним следует сразу же доложить командованию части. Недоложивший столкнется с серьезными последствиями. Русские ищут любые возможности для кражи секретов армии США. Противопоставить им можно только бдительность.

Рико в жизни не видел ни одного русского и не очень-то доверял лейтенанту. Вообще, парнишка производил впечатление малость тронутого на шпионских делах. К нему, наверное, русские агенты по ночам падали в постель с потолка.

Теперь Рико не терял времени даром. На том странном языке, которым пользуются американские военнослужащие, он растолковал новому знакомому, что очень хочет заработать денег. Данила в общем уразумел, о чем говорит майор, но для лучшего понимания просил его повторить все по-английски. Мучительно вспоминая печатную лексику и пытаясь обходить слова-паразиты, Коллета еще раз объяснил свои намерения и спросил, можно ли вступить в сделку.

Пока американец мучился с изложением намерений, Данила пытался просчитать вероятность подставы. При въезде в Мюнхен наружки он не заметил, хотя почти всегда его машину поджидала бригада местной контрразведки, которая действовала довольно умело, потому что знания немцами своего города ни в какое сравнение не шли со знаниями Данилы.

Однако на этот раз у Булая в Мюнхене никаких оперативных мероприятий не было. Свое дело они с Кренделем сделали еще в пригороде Нюрнберга и теперь прибыли в столицу Баварии только для того, чтобы залегендировать выезд на юг Германии с туристическими целями. Всю вторую половину дня друзья бродили по центру города с фотоаппаратом, глазели на его живописные виды и не очень-то утруждали себя проверкой. Какая разница, есть наружка или нет, если человек культурно отдыхает?

И все-таки надо начать с того, кто первым вошел в ресторан – они или американец? Для разведчика этот вопрос немаловажный.

Данила хорошо помнил случай, происшедший с ним на первом году пребывания в Бонне. Отслеживая бурную деятельность американцев в Германии, Булай обратил внимание на молодого немецкого переводчика, работавшего с наезжавшими официальными делегациями из США. Парень, конечно, видел и слышал много интересного, и Данила решил найти подходы к нему. Он выяснил, что Хайнц состоит в группе переводчиков ведомства федерального канцлера, но привлекается туда эпизодически. Постоянно же работает в известной языковой школе «Берлитц скул» преподавателем. Булай посетил школу, выяснил по висящему в вестибюле расписанию, что Хайнц является единственным мужчиной-преподавателем в продвинутых группах, и под предлогом совершенствования английского языка попросил себе наставника-мужчину. Такие просьбы у специалистов удивления не вызывают, так как, если речь идет о совершенствовании разговорных навыков в сложных политических или специальными темах, женщины зачастую не владеют понятийным аппаратом. Ему предложили Хайнца, и они начали занятия. Знакомство пошло хорошо, и уже на третьем уроке Булай предложил продолжить разговор за пивом. С тех пор занятия стали проводиться в условиях, максимально приближенных к языковой среде, в пивных.

Хайнц рассказал, что в свое время служил в бундесвере переводчиком, был командирован в представительство армии ФРГ при объединенном комитете штабов армии США, пять лет прожил в Америке. После завершения командировки порвал с армией, так как понял, что в сути своей является сугубо штатским человеком и сейчас доволен своей жизнью. Он еще не женат и у него есть подружка– француженка, проживающая в Бойле. При этом немец почем зря ругал американский образ жизни и американскую политику. Такая демонстративная неприязнь не понравилась Булаю. Более убедительно звучат взвешенные суждения, состоящие не только из минусов, но и из плюсов. Тем не менее, делать выводы было еще рано, и Данила продолжал «занятия» со своим преподавателем. Они обычно встречались у входа «Берлитц скул» и шли в какой-нибудь ресторан по выбору Булая, который «изучал гастрономическую карту города».

На седьмой раз собеседники посетили «Баварскую избу» – небольшой, вытянутый кишкой ресторанчик. Зал его был настолько узок, что столы стояли в один ряд у боковой стены. Пройдя мимо всего ряда, они заняли место за последним столиком и начали разговор на английском. Данила сразу приметил, что его собеседник на сей раз был невнимателен и бегал взглядом по залу. Вскоре он прервал Булая на полуслове:

– Извини, пожалуйста, Данила. Я вижу человека, с которым не встречался очень давно. Это мой учитель. Он был преподавателем в нашей группе переводчиков. Я могу пригласить его за стол?

Данила почувствовал легкое жжение где-то под сердцем, и в ушах его зазвучала бодрая мелодия марша, который много лет подряд открывает футбольные ристалища. «Ты не мог не увидеть своего учителя, когда шел по ресторану, дурачок, – подумал он. – Слишком узкая тропа. Значит, этот человек пришел по нашим следам и подсел чуть позже. А ты бегал глазенками по залу, ждал его прихода. Как же по-другому? Вы же не знали, какой ресторан я выберу. Пришлось ему вести нас от точки встречи. Да и какая нужда его ко мне тащить? Пошел бы, поприветствовал, договорился о встрече…». Чувство обиды за то, что его считают недоумком, разыгрывая такую неумелую комбинацию, овладело Булаем, и он решил не прощать эту топорную работу.

– Конечно, конечно, Хайнц, любопытно посмотреть, кто дал тебе такие хорошие знания.

Через минуту немец подвел к их столику полноватого человека средних лет в недорогих очках, поблескивающих металлической оправой. Он представился Гансом Мюллером, подал визитную карточку, на которой значилось, что является преподавателем курсов переводчиков, после чего стал изображать радость обретения своего бывшего ученика. Данила понял, что Хайнц был агентом немецкой контрразведки БФФ, но не справлялся с его разработкой, и поэтому к ней решили подключить либо более опытного агента, либо ведущего офицера. Судя по тому, как незамысловато немцы разыгрывают спектакль, они держат его за «чистого» дипломата». Представляемая ими сцена напоминала своей искусственностью японский театр кабуки, и Булай, понимая, что ничем не рискует, начал перекрестный допрос лицедеев.

– Так вы давно познакомились? – любезно улыбаясь, спросил он Ганса Мюллера.

– О да, в ту пору Хайнц еще был капралом.

Данила глумливо засмеялся и сказал:

– А ваш близкий друг мне рассказывал, что никогда не был капралом, а всегда был ефрейтором. Вы, наверное, забыли.