Рита Мональди - Secretum Страница 41

– Ну, выкладывай, что тебя так беспокоит?

Наконец-то у меня появилась возможность рассказать ей обо всем: о появлении Мелани, о краже моих мемуаров, о задании служить ему в качестве биографа в эти дни, о мучивших меня сомнениях, о покушении на Атто, не забыв упомянуть и о необъяснимой смерти переплетчика. Прежде всего, однако, я рассказал ей о таинственной Марии, с которой Атто вел секретную переписку и в которой я позже узнал мадам коннетабль Колонну, и о смутившем меня посещении виллы «Корабль». И в конце концов я признался ей в двойном нападении неизвестных – на Бюва и на меня.

Известие о том, что кто-то влез в наш дом и устроил огромный беспорядок, заставило ее подскочить.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас? – закричала Клоридия, широко раскрыв глаза, и посмотрела на меня так, словно вдруг поняла, за какого идиота вышла замуж.

Моя пламенная супруга совершенно забыла, как долго мне пришлось ждать, пока иссякнет поток ее слов.

Однако успокоилась она довольно скоро: как только она узнала, какую сумму заплатил нам аббат уже сейчас, к ней моментально вернулось хорошее настроение.

– Значит, аббат Мелани снова в стране, чтобы наделать бед… – заметила Клоридия.

Моя жена никогда не испытывала особой симпатии к аббату: от меня она знала обо всех гадостях, на которые был способен кастрат, красноречие дипломата оставляло ее равнодушной, и она не пережила всех тех бесчисленных перипетий, которые пережил я вместе с ним.

– Он передал тебе привет, – соврал я.

– Передай ему тоже, – ответила она с некоторой иронией. – Значит, твой кастрированный аббат уже тридцать лет изнывает от любви к женщине, – добавила она саркастическим и одновременно довольным тоном. – И к какой женщине!

Как хорошая кумушка, Клоридия, конечно, уже слышала о Марии Манчини и в общих чертах знала о приключениях супруги коннетабля Колонны.

По поводу визита на «Корабль» и таинственного появления двух людей, чему я был свидетелем, Клоридия не сказала ничего. Я отдал бы многое, за то чтобы она просветила меня на сей счет, – она, которая обладала обширными познаниями в тайном искусстве предсказания по руке, нумерологии и лозоходства. Однако Клоридия тут же перешла к делу, заявив, что попросит своих знакомых женщин помочь нам в поисках. Она запустит в действие хорошо проверенный секретный механизм, сообщив женщинам тайный пароль: тысячи глаз будут зорко и неустанно следить, шпионить и все примечать, оставаясь сами незамеченными.

Мы долго говорили с ней, и, как всегда, она была щедра на советы, умные рекомендации и преувеличенные похвалы моей скромной особе. Она хорошо знала меня и знала, как нужна мне ее поддержка.

Я уже больше не медлил. Сейчас, когда я все рассказал и доверился своей Клоридии, все мои страхи улетучились, а вместе с ними свалился тот тяжкий груз, который мешал мне в полной силе выразить свои чувства.

Наконец-то мы лежали вдвоем и любили друг друга. Как второй Титир под сенью ветвистого бука, я нежно настроил свою флейту для моей лесной музы.

Наступил вечерний час. Я освободился из объятий дремлющей Клоридии, поправил ей одежду и медленно побрел в поместье на встречу с аббатом Мелани.

И моя душа, размягченная любовными утехами, впервые прониклась радостной красотой этой виллы.

Кардинал Спада не жалел средств, чтобы придать празднику блеск, который трудно себе даже вообразить. Правда, вилла Спада была меньше и скромнее других подобных резиденций, однако что касается убранства, то ее владелец, несомненно, хотел видеть свою виллу одной из самых пышных. К тому же он не забыл подчеркнуть то, что отличает итальянские виллы от других вилл и составляет их своеобразие, – место их расположения. Где бы они ни строились, виллы всегда находились в гармоническом сочетании с руинами античного Рима.

Статуи, мраморные стены, фрагменты плит с надписями – все, что примитивная лопата случайно извлекала на свет божий в парке виллы Спада, – было избавлено от забвения в подвалах или зарастания папоротниками и по приказу кардинала украшало теперь сады, радуя глаз своей благородной белизной.

Прекрасные концентрические, обрамленные небольшими деревьями и разделенные лучевидными дорожками клумбы, разбитые именно по случаю праздника главным специалистом по цветам Транквилло Ромаули, были украшены колоннами, стелами. В вдоль стены, окружавшей поместье, остатки капителей чередовались со шпалерами фруктовых деревьев. Даже у входа, над старой большой мраморной ступенькой, возвышалась опирающаяся на решетку пергола, как будто бы история, размахивая зеленым знаменем природы, хотела напомнить о бренности и суетности человеческого существования.

Вилла Спада, конечно, была лишь маленьким примером: на виллах Рима нередко стояли целые античные храмы, а то и фрагменты акведуков. На вилле Колонны на Монте Кавалло долгое время находился прекрасный фрагмент гигантского храма Солнца (затем, к сожалению, он был снесен), на вилле Медичи на Пинкио – храм Счастья, граница виллы Джустиниани была отмечена акведуком Клаудио, рядом с которым возвышались другие, безымянные руины.

Даже мавзолей Августа, знаменитая гробница великого императора, внутри был превращен в сад, когда еще находился в собственности монсиньора Содерини. На Палатине и Челио разместились современные виллы и античные руины, старые и новые здания в едином неразделимом смешении. Малый дворец Джентили был пристроен прямо к столетним аврелианским стенам и даже включал в себя одну из башен, а Фарнезийские сады (бесценное произведение Виньолы, Райнальди и ДельДуки) составляли гармоническое целое с остатками императорских дворцов. Даже кардинал Сакетти, когда хотел похоронить своего любимого осла, знаменитого Грилло, в собственном поместье на Пиньето (а красотой эта вилла обязана гению Пьетра да Кортоны), использовал античные предметы, обнаруженные на территории его поместья, где достаточно было воткнуть лопату в землю, чтобы наткнуться на мрамор эпохи Цицерона и Сенеки.

На виллах Людовиси и Памфили было построено специальное помещение для статуэток, а на вилле Боргезе кардинал Сципион большую часть залов отдал для размещения коллекции бюстов и мраморных скульптур.

Однако предметы античного мира были не единственным драгоценным украшением виноградника и виллы Спада. Боскет и аллеи, ведущие к фонтанам со скульптурами нимф, были украшены обелисками. Образцами служили обелиски на вилле Людовиси или фиалы в саду Медичи, чудесные изображения которых я видел в книгах своего покойного тестя. Однако обелиски на вилле Спада были эфемерными изделиями из папье-маше – подражанием удивительным творениям кавалера Бернини, которые выставлялись на площади Навона или на площади Испании по случаю празднования дней рождения членов королевской семьи или по другому достойному поводу и красота которых выдерживала лишь несколько праздничных ночей.

Как еще во времена Горация, каждая вилла служила местом отдохновения и развлечений, и сдается мне, таковыми они останутся saecula saeculorum.[27]

А вилла Спада для предстоящих свадебных торжеств превратилась в потрясающую композицию всех этих красот.

Я с удовольствием задержался бы здесь подольше, дабы по очереди насладиться многочисленными аттракционами и диковинными вещами, однако уже заметно вечерело. Я отвлекся от своих размышлений и поспешил на встречу с аббатом Мелани. И с мадам коннетабль, которую, как я узнал из ее письма к аббату, ожидали после вечерни.

– О великие небеса! Как ты выглядишь, мальчик? Похоже, я принимаю здесь делегацию аркадийских пастухов.

Этот упрек Атто заставил меня опустить голову и смущенно оглядеть свою одежду, помятую после занятий любовью и позеленевшую от травы, на которой я лежал вместе с Клоридией.

– Бюва, наведи хоть немного порядка в этой комнате! – приказал Атто своему секретарю, причем даже перешел на «ты». – Протри пол тряпкой, а если не найдешь таковой, используй рукава своей куртки, ты все равно никогда не меняешь ее. Приведи в порядок мои бумаги и вели принести нам что-нибудь поесть. Да поторопись, черт возьми! Я жду гостей.

Несмотря на то что он не был ознакомлен с обязанностями служанки и естественно было бы спросить, почему Атто не поставил эту задачу перед одним из камердинеров, Бюва не рискнул отказаться, видя, в каком нервном состоянии находится его хозяин. Поэтому он занялся наведением более или менее сносного порядка в комнате: сложил бумаги аббата, его украшения, убрал остатки еды, громоздившиеся на софе, и собрал разбросанные по полу многочисленные книги. Я помогал ему изо всех сил, однако Бюва был настолько неловок, что создавал еще больший беспорядок, вместо того чтобы уменьшать его.

Я заметил, что его преосвященство потирает раненую руку, и спросил: