Евгений Сухов - Княжий удел Страница 44

Вперед вышел сотник личной охраны Улу-Мухаммеда:

— Повелитель, ты забыл о тех, кто желает разделить с тобой судьбу!

Видно, ему, как и самому Улу-Мухаммеду, не было места на этой земле.

— Кто хочет быть со мной даже в случае смерти… может остаться! Я не обещаю лучшей доли. Я не знаю, что меня ждет даже сегодня вечером. Видно, мне придется отправляться в поисках лучшей доли и начинать все сначала! А теперь решайте, у нас нет времени. Барабаны торопят!

Костры погасли, уже никто не подбрасывал в них сухую траву, и они вспыхивали красноватыми звездочками. Только раз вспыхнувшее желтое пламя осветило лицо хана. Оно совершенно не изменилось, как и прежде, Улу-Мухаммед был уверен в себе, и, глядя на него, можно было подумать, что ему по-прежнему подчиняется Золотая Орда.

Улу-Мухаммед скрылся в шатре. А если они уйдут все и он останется один в степи? Он да его жены! Будет ему с кем воевать.

— Аллах, ты и так отобрал у меня все, не допусти худшего! Если посмеют уйти все, то даже дервиши начнут показывать на меня пальцами. На просторах Золотой Орды не останется и клочка моей земли, и тогда каждый сможет в мою сторону бросить камень.

Улу-Мухаммед стоял на коленях и молился, выпрашивая у Аллаха сохранить остатки своего былого величия. Он не хотел, не мог оставаться в одиночестве. Он слышал, как били барабаны в лагере Кичи-Мухаммеда, как призывно звучали трубы. Скоро все должно стихнуть. Сначала прозвучит голос муэдзина, зовущий правоверных на молитву, потом наступит полная тишина, и затем мулла будет воздавать хвалу Всевышнему, а вот после этого будет бой!

Лагерь Улу-Мухаммеда ожил: беспокойно заржали кони, послышалась бранная речь. Что же еще не могли поделить его слуги? Хан отдал им все! И теперь каждый из них вправе распоряжаться собственной судьбой. И тут Улу-Мухаммед осознал, что у него было много врагов, родственники убитых недругов находятся и в его войске. Сейчас наступил самый удачный момент, чтобы расправиться с обидчиком и бывшим ханом. Разве достоин сожаления человек, упустивший из своих рук власть? Власть — это хрупкий сосуд, его всегда нужно умело держать в руках, вот он выскользнул из ладоней и разбился на множество осколков, каждый из которых порой ранит смертельно.

Улу-Мухаммед завершил молитву и выжидательно посмотрел на вход в шатер — ветер потихоньку теребил полог. Некогда всесильный правитель подумал, что, если бы его сейчас пришли убивать, он не оказал бы сопротивления. Положил бы голову на молельный коврик и смирился с предстоящим концом.

Полог дрогнул. Но это был не ветер — вошел Тегиня. Хан едва взглянул на него. «Ну, конечно, этим человеком должен быть именно Тегиня! Предают всегда самые близкие, — подумал хан. — Он честолюбив и, видно, не забыл того, что я порой пренебрегал его советами, был с ним неласков, груб. Вспомнить даже хотя бы тот спор в Золотой Орде между Василием Московским и Юрием Галицким. Над Тегиней тогда посмеивались все мурзы. Не простил!»

Улу-Мухаммед почувствовал, как замер за спиной Тегиня. «Как же он собирается убить меня: вонзить кинжал в шею или задушить шелковым шнурком; это он умеет делать. — Хан уловил тяжелое дыхание, слышал слабый шорох. — Ну скорее же! Я не сделаю ни малейшей попытки, чтобы спасти свою жизнь».

Но Тегиня опустился рядом на колени и произнес:

— Господин и брат мой, все, кто хочет быть с тобой даже в смерти, остались! Мы ждем тебя… Веди нас дальше.

Улу-Мухаммед поднялся. Значит, молитвы дошли до Аллаха. Только вот куда — дальше? Его путь на этой земле как будто уже закончен.

— Сколько вас осталось?

— Нас триста всадников.

— Вот как?! Я думал, будет значительно меньше. — Хан не сумел сдержать радости. — С такими батырами мы сможем покорить любое ханство. А теперь в путь! До рассвета осталось совсем немного.

И странное дело, лишенный престола и власти, сейчас Улу-Мухаммед чувствовал себя куда более уверенно, чем несколько дней назад. Это неожиданное освобождение от тягот власти дало свободу. И Улу-Мухаммед, увлекая уланов, скакал по степи, как мальчишка. В его распоряжении оставался небольшой отряд, но в каждом всаднике он был уверен. Каждый из батыров стоил двух, а значит, его воинство увеличивается вдвое. Алмаз не заиграет до тех пор, пока искусная рука ювелира не притронется к его поверхности и не превратит в бриллиант. Так и эти воины прошли с ним долгий путь, прежде чем общие испытания не закалили их дух и тело. Разве Кичи-Мухаммед может похвастаться таким воинством? Он не верит мурзам, не доверяет собственному окружению, и пища, прежде чем попадет к нему на стол, проверяется его слугой. Под длинным халатом Маленький Мухаммед всегда носит кольчугу, с которой не расстается даже на брачном ложе, даже тогда, когда отдыхает в саду в окружении наложниц.

Улу-Мухаммед верил тем, кто с ним остался, общая судьба сблизила господина и слуг. Каждый из них теперь не имел дома и тащил за собой небогатый скарб, женатые — вели жен и детей. Улу-Мухаммед уже распрощался с половиной своего гарема, раздарил жен и наложниц воинам, такой поступок связывал его с ними сильнее, чем родственные связи. Улу-Мухаммед ходил среди своего воинства в длинном просторном халате без шлема и кольчуги. Он ел с батырами из одного котла, пил из одной чаши. Хан не боялся быть убитым или отравленным — теперь он зависел от них, а они от него.

Никто не спрашивал Улу-Мухаммеда, куда они едут шестые сутки подряд, истомив лошадей и измучившись сами. Каждый по-прежнему верил в счастливую судьбу своего господина, чья звезда закатилась только на миг, чтобы потом воссиять еще более ярким, еще более ослепительным светом. Нужно только немного переждать, и тогда Аллах воздаст им за долготерпение.

Наконец Улу-Мухаммед решил нарушить затянувшееся молчание.

— Братья мои, — сказал Улу-Мухаммед, так великий Чингисхан обращался к своим воинам перед тем, как отправить на смерть. — Мы идем на север, к московскому князю Василию. Вы знаете, что у меня было все: огромные земли, которые нельзя объехать даже за месяц, мраморные дворцы с фонтанами, красивейшие наложницы, которым не было счета. Сейчас я лишился всего. Я устал! Я устал от роскоши и богатства, я устал даже от власти, и единственное, о чем я сейчас прошу Аллаха, так это получить небольшой улус, где бы я мог спокойно доживать остаток своих дней. Вы можете спросить меня, почему я иду к московскому князю? Вы имеете на это право! Когда-то князя Василия я предпочел его дяде Юрию и поставил малолетнего батыра на московский стол. Думаю, он не забыл моего добра и отплатит мне тем же. Я согласен быть его сторожевым псом, чтобы охранять южные окраины от моих сородичей. Я спрашиваю вас еще раз… согласны ли вы разделить мою судьбу и идти дальше в русские земли? Теперь я для вас не господин. Возможно, там ожидает нас не лучший прием, и тогда, куда идти, ведает только Аллах!

Вперед вышел Тегиня:

— Брат мой, мы уже сделали свой выбор и останемся с тобой до самого конца.

— Если это так… тогда седлайте коней!

Скоро кончилась степь, а дальше все леса, леса. С них-то и начиналась Русская земля. Первый на пути Улу-Мухаммеда был город Белев. И хан подумал, что мог бы остаться здесь навсегда. На той земле, которую покинул, он не был ни для кого господином. Здесь же для всех он оставался важным правителем Золотой Орды, и каждый встречный мужик спешил оказать ему почтение. Видно, сложилось так в городе Белеве, что приходилось горожанам кланяться не только своим князьям, но и заезжим татарам, это помогало уберечься от беды. Согнешься лишний раз, зато голову на плечах удержишь. Премудр город Белев, стоявший на самом краешке Русской земли. Сколько пожаров он пережил, сколько войн прошло через него, знал только один Господь. Старики, бывало, пробовали считать шамкающими ртами, но всякий раз сбивались и только махали рукой, приговаривали:

— Что и говорить! Настрадался город Белев. То татарове его сожгут, а то свои хуже супостата. Не ладят меж собой князья. Даже года не было, чтобы сюда, на окраину, чужой не заявился.

Хан Улу-Мухаммед решил остаться здесь навсегда. Много ли теперь ему надо! Провести остаток жизни в городке, таком, как Белев, охраняя его покой от своих же ненасытных сородичей.

Скоро к Улу-Мухаммеду в городе начали привыкать. Не он первый, не он последний из татарских ханов занимал город. Горожане уже с любопытством посматривали на бывшего хана Золотой Орды, волей судеб занесенного в русские земли. Он был похож на многих татар, наезжавших в Белев, правда, отличался огромным ростом и гордой осанкой, которая могла принадлежать только настоящему господину. И вел себя Улу-Мухаммед не как завоеватель, а скорее как гость. Вот оттого и ломали перед опальным ханом Золотой Орды князья и бояре шапки, признавая его господином, и оставляли за ним непременное право повелевать здешним миром. И незаметно для самого Улу-Мухаммеда эта окраина Русской земли превратилась в его юрт. Еще не стала она землей татарской, но и Русской землей назвать ее тоже уже было нельзя, и князья, склонив шеи, шли за советом и разрешением к бывшему хану.