Джеймс Риз - Досье Дракулы Страница 46

Нет, оказывается, он меня слышал.

— Хорошо, — сказал он, — но вся эта кровь… У меня мурашки бегут по спине при виде этого, а уж вонь! Ох, Брэм, Брэм.

Я боялся, как бы Кейн не упал в обморок, но, признаться, меня больше волновало, как Тамблти попал в квартиру.

Маловероятно, чтобы Тамблти, которого я видел на Бэтти-стрит, весь изломанный, с натянутой, как на барабан, кожей лица, смог проскользнуть мимо консьержки, не возбудив ее подозрений. Из чего следовало, что он мог маскироваться и его облик не всегда выдавал присутствие Сета.

Он мог пройти как неодержимый. Он мог подчинять людей своему влиянию. Если это так, исходившая от него опасность удваивалась. И что еще он мог совершить со своей магией, со своей сине-черной невидимостью, с деньгами и злобными побуждениями, действуя на пару с Врагом, с Сетом? Сколько сердец могли они собрать?

Когда я сделал первый шаг в глубь комнаты, мои подошвы стали сильнее прилипать к свернувшейся крови на деревянном полу.

Это означало: чем ближе к столу, тем она свежее. Не покинул ли Тамблти квартиру только что, натворив все это? Не оставил ли он нам это… свидетельство, зная, что мы направляемся сюда? Если так, то он наблюдал за нами. Он рядом!

Разумеется, Кейну я ничего говорить не стал.

Стол. Солидный, с круглой шестифутовой столешницей из красного дерева, скользкой от крови, стекающей на пол и расплывающейся красными пятнами по синему ковру. Оказавшись рядом, я смог различить среди крови куски внутренних органов, а также то, что столешница вся изрезана ножом.

О результатах своих наблюдений я поведал Кейну, причем мой бедный Ватсон ухитрился не только сохранить сознание, но и, указав на стоявший под столом черный саквояж, спросить:

— А это что еще за чертовщина?

И правда: что за чертовщина?

— Торнли, — произнес я, присаживаясь на корточки, чтобы рассмотреть саквояж.

Поскольку Кейн прикрывал рот платком, чтобы не чувствовать запаха крови — запаха одержимости, я уверен, он не ощущал, — он приглушенно спросил:

— Торнли? Твой брат? О чем ты говоришь, Брэм?

— У Торнли есть такой же чемоданчик. Если я не ошибаюсь, это докторский саквояж с набором хирургических инструментов.

Вытолкнув носком башмака саквояж на свет, я наклонился, открыл его и принялся извлекать разного рода ножи.[172] Ножи — от тесаков до более тонких, предназначенных для нарезки филе, — были в крови, и засохшей, и свежей. Были там и хирургические ножницы, и ампутационные пилы, короче говоря, орудия вскрытия.

— Что вообще он делает с этими… инструментами?

По правде говоря, я не могу вспомнить, а потому и написать здесь, кто именно задал этот вопрос, но зато точно помню, что никто из нас не ответил. Ответ был начертан кровью. Когда я смотрел на инструменты, до моего слуха донеслось:

«Сто-кер, Сто-кер».

— Кейн! — окликнул я своего приятеля, который стоял, прижимая одной рукой ко рту платок, а другой схватившись за сердце, словно боясь его лишиться. — Кейн, ты это слышишь?

— Что?

— Да слушай же, — буркнул я, когда имя, мое имя прозвучало снова. Ближе? Громче?

— Ох, Кейн, ну неужели ты ничего не слышишь?

Он поклялся, что нет, а я не решался растолковать ему, что слышу сам, чтобы Кейн не запаниковал. Но я не собирался ждать и выяснять, значит ли это, что Тамблти вернулся в Альберт-Мэншнз.

— Идем, — сказал я. — Немедленно.

Кейн, хотя и горел желанием убраться отсюда, покинуть свою квартиру раз и навсегда, все же спросил меня:

— Почему немедленно? Что ты слышал? И что ты сказал насчет запаха?

Однако я пресек эти расспросы, решительно заявив:

— Ступай, скажи хозяйке, что вернешься через несколько дней, и пусть она не заходит в твою квартиру, решительно дай ей это понять. Но попроси, если кто-то к тебе наведается, пусть она немедленно направит посыльного на Сент-Леонардс-террас.

— Могу я спросить у нее, кто здесь побывал?

— Кейн, мы знаем, кто здесь побывал, слишком хорошо знаем. И у меня есть основание полагать, что твоя домовладелица его не видела.

«…что я могу становиться невидимым и непонятым…»

— Но она обязана следить за всеми ключами, Брэм. Должен же был Тамблти каким-то образом заполучить ключ, иначе как же он?..

— То, что он здесь бывает, — непреложный факт. Я думаю, те немногие ответы, которые мы можем получить у домовладелицы, не стоят риска пробудить в ней любопытство и подозрительность. Помни, Кейн, мы должны обезопасить это место. В конце концов, оно твое.

И, чтобы он лучше понял сказанное, я добавил:

— Это личная квартира Томаса Генри Холла Кейна.

И мне подумалось, что слово «скандал» не может описать возможных последствий полностью. Тут больше подошло бы слово «катастрофа».

— Более того, — добавил я, — создается впечатление, что Тамблти не нуждается в ключах, чтобы проникать туда, куда ему надо.

Когда Кейн поднял брови, мне пришлось пояснить:

— Доказательств у меня нет, по крайней мере сейчас, однако достаточно сказать, что в свое время он, не имея ключа, каким-то образом пробирался в «Лицеум». Это он может делать и сейчас.

Данное обстоятельство меня отнюдь не воодушевляло: ведь теперь, когда мы обнаружили и спугнули его в Альберт-Мэншнз, закрытый на лето «Лицеум» представлялся самым подходящим для него логовом. Никто не станет искать его там сейчас, и о его возвращении в Лондон заставит Кейна запереться в замке и, таким образом, предоставить свою холостяцкую квартиру в его распоряжение. Но как он узнал о квартире, естественным или сверхъестественным путем? И если последнее?..

Я гадал об этом, когда услышал его снова:

«Сто-кер, Сто-кер».

— Что это, Брэм?

— Пойдем, — сказал я. — Давай запрем дверь и уберемся.

Что мы и сделали. Я взял с собой черный саквояж Тамблти с его мясницкими орудиями. Я понятия не имел, что буду с ними делать, но, зная, что с ними делает он, считал своим долгом забрать у него ножи и тем самым по возможности затруднить его кровавую работу.

Мы ехали в кебе и уже находились на полпути к дому, когда я вдруг понял, что Кейн ко мне обращается. Я был настолько поглощен тем, что слышал или, наоборот, с огромным облегчением не слышал свое, повторяемое нараспев имя, что отвлекся от всего прочего.

Пришлось извиниться.

— Я просто говорил, что должен немедленно оставить квартиру и поселиться где-нибудь в другом месте…

— Ничего подобного ты не сделаешь, — отрезал я.

— Прошу прощения, Брэм, но если я…

— Думаю, эти комнаты еще некоторое время должны оставаться за тобой.

Я выразительно посмотрел на Кейна, проверяя, понял ли он смысл сказанного.

— Да, полагаю, квартира еще не готова к сдаче, — кивнул он.

— Вот именно!

— И полагаю, мы должны избегать ненужного риска, пока со всеми этими инфернальными делами не будет покончено. Я имею в виду — никаких резких движений… Но как поступить с квартирой, Брэм?

Мы не можем ни вызвать полицию, ни оставить все как есть. И я не вернусь, не могу туда вернуться.

— Нет, нет, — заявил я. — Не мы, конечно, кто-нибудь другой должен привести помещение в порядок, прежде чем кто-либо кроме нас увидит его в нынешнем состоянии. Иначе на тебя падет подозрение.

— Да, да, ты совершенно прав. Кто нам нужен, так это толковая уборщица, такая, чтоб на все руки…

— Да никакая прислуга не возьмется за такое, будь она сто раз «на все руки». Кто нам нужен, так это женщина осмотрительная, но находящаяся в затруднительном положении.

— Ну и где ее такую взять? Где, Брэм? Надо поскорее начинать уборку. Ты и так страху нагоняешь, говоря, будто меня могут счесть причастным к…

— Не бойся. Я знаю одну такую женщину.

Так оно и было. Точнее, так оно и есть.

— Скажи, Кейн, у тебя есть с собой наличные деньги?

— Есть. И если дело в деньгах, то можешь их не считать.

— Замечательно, — сказал я. — Завтра мы наймем эту женщину.

Завтра, естественно, превратилось во вчера, четверг 19 июля, и я дополняю эту запись рассказом о том, как мы на деньги Кейна обеспечили себе услуги миссис Лидии Квиббел, в недавнем прошлом смотрительницы за смотрительницами кошек театра «Лицеум». Однако все по порядку.

Из Альберт-Мэншнз мы вернулись на Сент-Леонардс-террас. Я был рад тому, что Флоренс с Ноэлем отбыли на несколько недель к Торнли в Дублин. Там они будут в безопасности.

Что касается Кейна, то ни одного человека, знающего его, ничто не убедило бы в том, будто с ним сейчас все в порядке. Дело обстояло как раз наоборот, и я боялся, чтобы он не довел себя до смерти своими страхами. Необходимость как-то успокоить Кейна была очевидна, ибо он то и дело вставлял в наш ночной разговор вопросы типа: «А что, если кто-то зашел в квартиру в мое отсутствие и увидел?..» — и прочувствованные комментарии вроде: «Брэм, ну и дураки же мы! Нам нужно было поискать письма!»