Фиделис Морган - Тщеславная мачеха Страница 53

Элпью села к столу.

– Вы намерены сообщить мне что-то столь интересное, что не может подождать до утра?

– Со мной пришел бы Роджер, но он на дежурстве в замке. Роджер считает, что в такое время опасно оставлять герцогиню одну. Особенно когда герцог в столь странном настроении. По словам Роджера, состояние у герцогини весьма неустойчивое. Она боится его.

– Вы хотите сказать, что герцог – убийца? – спросила Элпью. – Он такой жеманный, изнеженный и совсем не похож на злодея.

– Роджер одевает и раздевает его. У герцога, оказывается, великолепное тело. Мышцы так и бугрятся под тугой кожей. У него тело борца. И он очень взволнован после смерти леди Мердо-Мактавиш.

– Он был близок с ее светлостью?

– Да, они много времени проводили вместе.

– Это вам Роджер сказал?

– Нет, моя подруга Леонора Смит. Она считает, что герцог проводил с Изабеллой Мердо-Мактавиш слишком много времени. В тот день, когда она исчезла, он бегал по замку, искал ее и к вечеру был совсем уж не в себе.

– А как же герцогиня?

– На нее он не обращал никакого внимания. Они с Изабеллой занимались своими делами под носом у бедной женщины. Чаще всего прямо у нее на глазах.

– И все же это не объясняет, почему вы пришли ко мне с этой историей.

– Все говорят, что вы с графиней сыщицы, присланные разгадать эту тайну.

– Кто это – все?

– Леонора Смит.

– Как у вас возник разговор на эту тему?

– Мы с Леонорой встречались в воскресенье в Версале. Она рассказала о вас; по ее мнению, вы и ваша госпожа – своего рода шпионки. Сначала я думала, что вы приехали выведать секрет изготовления папье-маше, но теперь полагаю, вы охотитесь за чем-то другим.

– Меня интересует один вопрос, связанный с герцогом и герцогиней, и, возможно, вы сумеете удовлетворить мое любопытство. Обычно жены живут там, где удобно мужу; и хотя герцог – француз, как получилось, что герцогиня обитает в сен-жерменском замке, со всеми его мелочными ограничениями и благочестием, хотя они могли бы жить в поместье герцога или в Версале?

– Однажды Роджер задал тот же самый вопрос, после того как мадам Прюд выбранила его. Герцог вспылил и сказал, что это не его ума дело и нечего, мол, интересоваться подобными вещами. Затем немного успокоился и объяснил, что поселился здесь из-за леди Мердо-Мактавиш, хотел быть поближе к ней.

Элпью изумилась жестокости этого человека. Щеголь герцог и его дурнушка жена!

– Как ужасно, когда муж подобным образом демонстрирует свою неверность, – заметила она. – Возможно, теперь, когда леди Мердо-Мактавиш больше нет с нами, положение герцогини изменится?

– Тут не все так просто. Я заметила, что герцог уделяет все больше и больше внимания Леоноре Смит.

– Да что вы! И что об этом думает мадемуазель Смит?

– Она наотрез отказывается обсуждать данный вопрос. Меня это серьезно беспокоит. Что, если он избавился от Изабеллы, чтобы заменить ее более молодой и красивой женщиной, моей старой школьной подругой Леонорой Смит? И если она падка на лесть и слишком глупа, то, вероятно, не отдает себе отчета в том, что человек, убивший один раз, способен сделать это снова.

Или, горя желанием сменить любовницу, герцог составил заговор, подумала Элпью. И герцог, и Леонора Смит вполне могли убить Изабеллу вдвоем. Тогда в картах есть смысл: дама пик и валет бубен. Знак бубновой масти, напоминающий ограненный бриллиант, очевидно, указывает на герцога, любителя драгоценностей и блеска.

– Я рада, что вы зашли ко мне, – сказала Элпью. – Утром я сообщу о ваших сомнениях по поводу герцога моей госпоже. А пока буду признательна, если вы ответите на несколько вопросов. Мисс Бонтем, вы сказали, что мадемуазель Смит – ваша школьная подруга. Что вы о ней знаете?

– Мы с ней полные противоположности. – Мадемуазель Бонтем улыбнулась. – У меня отец – француз, а мать – англичанка, у Леоноры – наоборот. Она родилась во Франции, но фамилия ее Смит, я же появилась на свет в Англии, но фамилия моя – Бонтем. Однако по воле судьбы мы обе оказались в одной школе. Правда, она чуть старше меня.

– Значит, вы учились в одной школе и с Аурелией?

– С Аурелией? А кто это?

– Вы жили при монастыре ордена дочерей Богоматери?

– Да.

– Вы знали девушку по имени Аурелия?

– Нет.

– А вы помните девочку-полукровку? Она умерла.

– Нет, не умерла. Монахини сказали так, но они нам солгали. Бедная малышка. Теперь, когда я стала старше и понимаю, что к чему, мне ее очень жаль. Мы ужасно к ней относились. Но полагаю, таковы все дети. Мы называли ее Пусель, как Орлеанскую деву, поскольку девочка казалась нам обгоревшей на костре. – Элпью поморщилась. – Да, вы правы. В школе она пробыла недолго. А потом до меня дошел слух, что она стала проституткой в Париже, покрыв лицо толстым слоем белил, как комедиантка на ярмарке.

– Сколько ей тогда было лет?

– Около двенадцати. Вот ужас, правда? Монахиням следовало оставить ее. Но нет денег – нет и крыши над головой. Вот как в действительности обстоят дела.

– Последний вопрос. – Элпью встала и направилась к двери. – Вы знаете, что случилось с Пусель?

– Вероятно, она умерла лет в четырнадцать. Обычная история для этих детей. Или умерла во время родов. Уличным малолеткам, промышляющим этим ремеслом, надеяться почти не на что.

Элпью открыла дверь, и мисс Бонтем медленно спустилась по лестнице.

Провожая гостью взглядом, Элпью размышляла, какая часть ее ночной истории правда, а какая – ложь и зачем вообще она все это ей рассказала.

Элпью отломила от буханки кусок, положила на него ломоть мяса и села на кровать подумать.

Прюд и Уэкленд. Герцог и Леонора Смит.

А сама герцогиня? Вполне вероятно, что со смертью Изабеллы ее положение изменится к лучшему.

Элпью размышляла о судьбе невзрачной герцогини, терзаемой ревностью к Изабелле Мердо-Мактавиш, и о том, как легко это могло привести ее к убийству. В конце концов, она же была там, стояла на пороге, а за спиной у нее лежало еще теплое тело погибшей. Если герцог и Изабелла были любовниками, а бедная некрасивая герцогиня – ревнивой женой, разве это не классический сценарий для убийства? Называется crime passionnel. [108] Но все равно преступление.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Спираль – особый способ очищения апельсинов и лимонов. Этот термин искусства означает срезание кожуры очень тонкой и узкой полоской с помощью маленького ножа, специально для этой цели предназначенного; нож идет по кругу, начиная с верхушки лимона или апельсина, так чтобы кожура тянулась одной непрерывной лентой.

Элпью пришла к графине вскоре после рассвета. Проведя ночь на полу в пустующей комнате, та уже проснулась и вернулась к себе.

– Кошмар, Элпью! – воскликнула графиня, после того как они обменялись рассказами о своих ночных приключениях. – Вместо того чтобы раскрыться, дело с каждой минутой все более запутывается. Теперь у нас три пары и одиночка. – Печально зазвонил колокол. – Сейчас начнется служба. Нам лучше не задерживаться. Уверена, похороны Изабеллы что-то прояснят насчет местной конгрегации, хотя одному Богу известно, что именно. – Она накинула на плечи мантилью. – Идем.

– О, мадам, – Элпью постучала себя по голове, – в спешке я забыла накидку. Без нее меня не пустят в часовню.

– Быстро! Сейчас найдем что-нибудь подходящее. – Графиня порылась в комоде. – Так, а это что? – проговорила она, копаясь в ящике для чулок. – Леди Анастасия достала маленькую тетрадку. – По-моему, это почерк Изабеллы.

Элпью вытаскивала чулки и китовый ус, надеясь найти замену своему головному убору.

– Положите в карман, посмотрим после похорон.

Графиня схватила пару черных шелковых чулок и закрутила их вокруг головы Элпью.

– Сделаем тебе чалму, как у мусульман в пьесах. Стой смирно, дитя. Будет похоже на шляпу, а концами чулок прикроем уши. – Она переломила о колено кусок китового уса и укрепила сооружение. Отступив на шаг, леди Анастасия полюбовалась своим творением. – Господи, Элпью, в другой жизни я могла бы стать модисткой. Идем же.

Чувствуя себя очень неловко из-за бьющих по щекам чулок, Элпью спускалась следом за графиней по лестнице. После ночных откровений мадемуазель Бонтем она решила не спускать глаз с Леоноры Смит. Графиня, еще раз оглядев головной убор своей напарницы, теперь уже сомневалась в нем, но ничего не сказала.

Часовня еще хранила тепло всех тех людей, что набились сюда во время ранней мессы, которую почтили присутствием король и его придворные. В лучах солнца, проникавших сквозь высокие окна, клубились густые облака ладана; плыли звуки органа – играли траурную службу, сочиненную Перселлом.

Графиня и Элпью сели в последнем ряду.