Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных Страница 7

– Спасибо, Анна Антоновна, – заговорила она веселей, когда коляска уже подъехала к васильевскому особнячку. – Я вам так признательна, что вы поехали со мной.

– Ну что ты, голубка, – потрепала ее по руке Анна Антоновна, – какие тут благодарности. Всегда рада тебе помочь. Да и для меня это было развлечением. Если что-то еще вдруг понадобится, ты знаешь, что я всегда готова помочь. А теперь целуй меня, деточка, да я пойду.

Катенька послушно поцеловала свою родственницу в подставленную щеку, и госпожа Васильева вышла из экипажа.

– Всего тебе хорошего, голубка моя, – сказала она на прощание.

Катя махнула ей ручкой и велела кучеру ехать к зданию банка, что на Рождественке. Именно там, как обмолвилась ей еще давеча Наташа, Галина Сергеевна и пыталась получить по векселям деньги.

Кучер от Петровский ворот поехал по Кузнецкому мосту, забитому, как всегда, прогуливающимся народом, повозками и экипажами дам, посещающих многочисленные магазины. По вечерам, Катенька это знала, здесь народу не меньше, только вот цель иная – театры, Большой и Малый. Они с Никитой и сами нередко сюда ездят. Да и высокое здание магазина «Мюр и Мерилиз» ей знакомо, вот как раз его миновали. На углу Неглинной пришлось задержаться, поскольку два экипажа впереди никак не могли разъехаться. В одном из них сидела красивая высокомерной красотой дама в фиолетовом платье и, презрительно выгнув капризные губки, наблюдала за тем, как ее кучер перебранивается с другим, заставляя того освободить им дорогу. Второй экипаж был куда скромнее и сидели в нем два молоденьких господина, возможно, студенты, что трудно было утверждать наверняка, поскольку надеты на них были сюртуки.

Везший их «ванька» было начал перебранку с хозяйским кучером, но потом все же уступил после того, как один из молодых людей наклонился к нему и что-то проговорил. Дама высокомерно им кивнула, а молодые люди в восхищении приподняли мягкие модные шляпы. Проезд освободился и карозинский экипаж поехал дальше, к углу Рождественки, где и располагалось здание Торгового банка. Кучер остановился у подъезда, между прочих экипажей, и помог Катеньке выйти.

Высокие стеклянные двери ей открыл средних лет швейцар и, войдя в просторный и светлый вестибюль, Катя направилась к широкой и длинной стойке, где ей тотчас приветливо и выучено улыбнулся молодой клерк.

– Чем могу быть полезен, сударыня?

– Не уверена, – чуть улыбнувшись в ответ, проговорила Катенька, – что вы сможете мне помочь. Дело несколько запутано, и мне бы хотелось поговорить с… – она на минуту прищурилась, припоминая. – Господин Никифоров, вот кто сможет мне помочь. Надеюсь, – добавила она с некоторым сомнением, тут же подумав, что, может, не стоило спешить. – Передайте, что к нему госпожа Карозина.

– Одну минуту, – вежливо улыбнулся клерк и куда-то исчез.

Катенька вздохнула и прошла к диванчику, стоявшему у стены. Что ж, раз господин Никифоров здесь, то ничего другого не остается, придется поговорить с ним… Однако времени для сомнений и волнений уже не осталось, поскольку к ней вернулся тот самый милый юноша и попросил следовать за ним.

Катя вошла в боковой вход, поднялась по лестнице на второй этаж, и у дубовой двери молодой человек ее оставил, предварительно, впрочем, отворив ее перед Катей.

– О! – тут же попала она чуть ли не в объятия добродушного толстяка, поскольку хозяин кабинета поднялся ей навстречу из-за обширного стола и пошел, распахнув руки. – Милая Катерина Дмитриевна! – Катенька несколько оторопела, не ожидая, что этот господин Никифоров может ее так хорошо запомнить. – Чем могу быть полезен вам? – он склонился к ее ручке и проводил до кресла. – Польщен вашим вниманием, это такая честь для меня! – Катя выгнула бровки, подумав, уж не переборщил ли Никифоров с лестью, но тотчас все и выяснилось, поскольку он, понизив голос, тут же добавил, усевшись за свой огромный стол:

– Должно быть, новое расследование, не так ли?

– Так, – не удержав улыбки, кивнула Катенька. – И вы можете мне в этом помочь.

– Что же, всегда, всегда только рад оказать услугу лично вам и вашему супругу, – красноречиво покачав большой лысоватой головой, заверил ее Никифоров.

«Как же его все-таки зовут? – чуть нахмурившись, попыталась снова вспомнить Катенька, но так и не смогла. – Пантелеймон Терентьевич? Пантелеймон Прокофьевич? Как-то так, но вот как именно? Бесполезно», – она вздохнула.

– Дело вот в чем, господин Никифоров, – заговорила она, видя, что собеседник буквально превратился в слух и так и буравит ее своими большими водянистыми глазами навыкате.

– Да что вы, Катерина Дмитриевна, – тут же перебил он. – Уже не раз мы с вами встречались, а вы все по-прежнему со мной так официально держитесь, – добродушно, как отец, пожурил он ее. По возрасту, впрочем, он ей как раз и годился в отцы. – Зовите же меня наконец по имени-отчеству, Прокофий Пантелеймонович.

Катя признательно и облегченно заулыбалась и только было открыла ротик, чтобы рассказать, наконец, зачем она его побеспокоила, но Никифоров ее снова перебил:

– Не желаете ли чаю?

– Не откажусь, – вежливо ответила она, понимая, что лучше с ним не спорить даже в мелочах, тогда, может, и толку больше выйдет.

– Замечательно, сейчас нам его подадут! – и тут же дверь открылась и на пороге предстала миниатюрная барышня с подносом. – Это я уж заранее распорядился. Знал, что не откажетесь, – довольно ухмыльнулся Прокофий Пантелеймонович, демонстрируя всем своим видом родительскую опеку над Катенькой.

Наконец чай был разлит в тонкие белые чашки, барышня удалилась и Катенька снова сделала попытку рассказать, в чем суть дела. На этот раз Никифоров и правда слушал ее с самым пристальным вниманием. И по мере того, как она говорила, Катеньке становилось понятно, что кое-что из обстоятельств этого дела Прокофию Пантелеймоновичу уже известно. «Тем лучше, – подумала она про себя. – Наверняка поможет. Уж больно ему самому хочется в сыщика поиграть». Она ничуть не ошиблась, ибо через полчаса уже покинула кабинет, да и здание банка, во вполне хорошем настроении, а Прокофий Пантелеймонович, целуя ей на прощание ручку и передавая наилучшие пожелания Никите Сергеевичу, не преминул добавить, что всегда рад оказать помощь. И сказано это было самым недвусмысленным тоном, мол, даже не сомневайтесь, помочь смогу только я.

По дороге домой Катенька обдумывала услышанное от Прокофия Пантелеймоновича. А услышала она вот что. Как оказалось, те самые злосчастные векселя были предъявлены к оплате около года назад. Точнее, прошлым летом. Прокофий Пантелеймонович даже какие-то бумаги по этому поводу показывал и выходило, что деньги по векселям были получены в июне месяце. То есть, еще тогда, когда господин Ковалев – тут Катенька снова вздохнула, припомнив гордого красавца – был еще жив. Получалось, что по времени вполне могло оказаться так, что и подменил, а возможно, и подделал векселя тот самый художник, к которому Наташа пылала такой серьезной страстью. И опять этот вывод, лежащий, казалось бы, на поверхности, Катеньку не удовлетворил. Именно из-за того, что лежал он на поверхности.

Было тут что-то другое, но вот что и как до этого «другого» добраться, она не знала. Даже и не знала еще, с какой стороны попробовать, образно выражаясь, потянуть веревочку. Впрочем, время близилось к обеду и Катенька решила пока оставить свои размышления, справедливо рассудив, что, во-первых, лучше пока держать от Никиты в секрете то, что она все же взялась за это дело, а во-вторых, следует встретиться с Наташей, обещавшей кое-что узнать.

Экипаж подъехал к карозинскому особнячку, Катенька вышла из него и велела распрягать. В доме большие часы в прихожей показывали без четверти пять, чему она порадовалась, так как Никиты еще не было из университета, хотя и должен был он вернуться с минуты на минуту.

Груня тотчас доложила, что обед готов и еще то, что Никита Сергеевич не далее как пару часов назад звонил по новомодному приобретению, аппарату господина Белла, который был куплен перед Рождеством и, как подозревала сама Катенька, именно затем, чтобы можно было в любой момент связаться и узнать, чем она занимается. Так вот, Никита Сергеевич звонил и сообщил, что задержится в Английском клубе, членами которого они с Авериным, закадычным его другом, стали совсем недавно.

– Спасибо, – улыбнулась Катенька в ответ. – Ты ему сказала, что я у Анны Антоновны?

– Конечно же, Катерина Дмитриевна, – послушно кивнула хорошенькой белокурой головкой Груни. – Никита Сергеевич ничего не сказали по этому поводу. Только, кажется, выругались, – тише добавила она.

– И это никого не удивляет, – со вздохом откликнулась Катенька. – Что ж, подавайте обед. Я проголодалась.

Горничная еще раз кивнула и удалилась, а Катя прошла в столовую и уселась за стол. Никиту нечего ждать раньше одиннадцати, подумала она. Говорить ему, конечно же, ничего не следует, а то он опять разозлиться не на шутку и, чего доброго, опять все обернется ссорой. Но в то время, как Катерина Дмитриевна решила для себя упрямо молчать о новом расследовании, ее супруг решил кое-что другое.