Николай Волынский - Наследство последнего императора Страница 70

– Можно домой, Владимир Васильевич? – попросила она Онтонова. – Очень я устала от разговора с вашим мистером Собчаком.

– Но ведь вы там пробыли не больше двадцати минут, – удивился Онтонов.

– А мне показалось – целый день, – устало улыбнулась Куликовская-Романова.

– И можно ли узнать, каким был разговор, Ольга Николаевна? – поинтересовался Онтонов.

– Отвратительным и бесполезным, – ответила она. – Еще вчера я наивно думала, что ваш мэр – джентльмен и государственный человек.

Онтонов усмехнулся. Именно вчера он не советовал Куликовской-Романовой ходить, но она заявила:

– Я предпочитаю все узнавать на собственном опыте. Хотя и хорошо помню, как по этому поводу высказался Гамлет.

– Как же? – спросил Онтонов. – Напомните, пожалуйста.

– «Жалкий опыт – ум глупца!» – так, кажется. Не ручаюсь за точность русского перевода, но за смысл точный. Не обижайтесь, Виктор Васильевич, но я с детства такая ненормальная – все надо попробовать самой.

– А если вам скажут: «Это – огонь, трогать нельзя»?

– Уже было такое! Отец говорил, – рассмеялась Куликовская-Романова.

– И что же?

– Я же вам сказала – уже в возрасте трех лет я придавала огромное значение личному опыту!

Хмыкнув, Онтонов аккуратно включил вторую передачу. Выехал на аллею, ведущую к пропилеям Смольного, потом вывернул на Суворовский проспект. Остановившись у светофора, он негромко произнес:

– А мы, Ольга Николаевна, я имею в виду своих единомышленников, еще позавчера тоже полагали, что сей господин мэр – русский интеллигент. Разочаровываться всегда неприятно, но можно пережить, если дело касается только тебя самого… Господин Собчак оказался не лучше своих предшественников.

– Интересно! Очень интересная мысль! – повторила Куликовская-Романова. – Последним председателем горисполкома был, если не ошибаюсь, не гуманитарий, а профессиональный моряк, полярник, участник первой экспедиции в Антарктиду Ходырев. А партийным начальником – химик академик Гидаспов. Так?

– Совершенно верно! – удивился Онтонов ее осведомленности.

– И я вас правильно поняла – они точно так же разворовывали Ленинград, как нынешние правители растаскивают Петербург?

Онтонов не успел ответить: зажегся зеленый свет светофора, пришлось резко дать газ, и ответил Онтонов только у следующего перекрестка, где они снова попали на красный.

А за десять минут до этой остановки перед светофором бывший помощник мэра Петербурга по имени Ираклий сидел за своим столом и размышлял. Он оправился от удара неожиданно быстро. «И в самом деле, о чем горевать? – усмехнулся он. – Просто расслабимся и начнем смотреть следующее действие спектакля…»

Он, конечно, не пошел к кадровикам. Ему не к спеху. Они еще сами побегают за ним и будут упрашивать правильно оформить увольнение. Действует еще советский кодекс о труде, а он пока еще на стороне работника, а не нанимателя. Даже если этот наниматель – государство в лице мэрии Петербурга. В подобной ситуации Ира уже бывал. Причем, на стороне работодателя: еще недавно он был мелким клерком в юридическом отделе райисполкома. Ему пришлось походить по судам, и он хорошо знал, как можно отравить жизнь начальнику, который не удосужился грамотно уволить работника. Сначала заявление в суд о том, что Собчак безо всякого основания и повода не подпускает его к работе. Второе такое же – в областной совет профсоюзов. Третье – в прокуратуру. Четвертое – в представительство международной группы по правам человека, пятое… Пока хватит. Но это потом. А сейчас нужно конкретное дело. «Мотороллу» Собчак, конечно, отберет. Так что надо не терять времени.

В то время мобильные телефоны еще не подвергались тотальной прослушке и звонить по сотовому было надежнее, чем по смольнинской «вертушке». Он набрал номер.

– Киса, это я, – сказал он, услышав ответ. – Ты далеко? На Потемкинской? Вот удача! Только что от нас отъехал москвичок, двинулся по Суворовскому… я его вижу из окна…

Когда снова зажегся зеленый, Онтонов включил первую и неторопливо двинулся дальше. Но в ту же секунду ужас охватил его и на несколько секунд остановилось сердце. Он изо всей силы нажал на тормоз, и в панике стал выворачивать руль вправо. Но было поздно: автомобиль описал задом полуокружность. Раздался глухой удар. Москвич багажником врезался в левое крыло роскошного, сверкающего черным лаком автомобиля. «Черт! Ну, прямо, как в анекдоте: в шестисотый мерседес врезается москвич, – почему-то мелькнула в голове глупая мысль. – Хотя по правилам, должен быть запорожец».

Бледный, не в силах пошевелиться, Онтонов сидел неподвижно за рулем и смотрел сквозь лобовое стекло на помятый мерседес. С Ольгой Николаевной, кажется, все в порядке: Куликовская-Романова никогда не забывала пристегнуться. Она была абсолютно спокойна.

– Машина застрахована? – деловито спросила она.

Онтонов отрицательно покачал головой.

– Впрочем, нет – не знаю точно. Машина ведь не моя. Но боюсь, что речь сейчас пойдет не о том, чтобы они компенсировали наш ущерб…

С двух сторон москвича внезапно открылись двери.

– Ты что же это, гад, делаешь? – услышал Онтонов. – А ну, вылезай!

– Как вы смеете?! – воскликнула Куликовская-Романова.

– А ты, старая, нишкни! Сиди и не рыпайся! – гаркнул один из нападавших.

Онтонов медленно отстегнул ремень и сказал перед тем, как выйти:

– Не волнуйтесь, Ольга Николаевна! Все будет хорошо.

– Я и не волнуюсь, – ответила она.

– Я тебе, гад, сейчас покажу «не волнуйтесь»! Ты, сука, у меня надолго попал!

Онтонова за рукав схватил здоровенный парень с прической под «табуретку» – типичный бандитствующий «качок», и потащил его из машины. И только выйдя из машины Онтонов с еще большим ужасом обнаружил, что на «качке» – форма лейтенант милиции, а на груди у него – бляха ГАИ. Его напарник, блокировавший дверь москвича со стороны Куликовской-Романовой, тоже оказался гаишником, но с погонами сержанта.

– Уберите руку, – попросил Онтонов. – Отпустите меня. Давайте разберемся спокойно.

– Тебя, падло, я сейчас успокою! Надолго! Лет на десять без права переписки!.. Я тебя так успокою, что и место на кладбище тебе не понадобится! В консервной банке уместишься.

Другой гаишник, к которому повернулся Онтонов, насмешливо кивнул: да, так и будет.

Онтонов сбросил руку сержанта и подошел к мерседесу. Судя по государственному номеру, машина не милицейская. Это хуже.

Вид иномарки привел Онтонова в ужас. Левое крыло мерседеса было смято, на асфальте сверкали осколки разбитой фары и желтого плафона указателя поворотов. Но это еще ничего. Но из-под машины вытекал густой черный ручеек. Вот это было самое страшное: у мерседеса поврежден мотор.

– Послушайте, – умоляюще заговорил Онтонов. – Вы же прекрасно видели, что я начинал двигаться на зеленый свет. Следовательно, вы пошли на красный! Я понимаю, вы, наверное, на ответственном задании, наверное, нарушителя преследовали… Но я же не виноват, и вы это знаете!..

– У тебя че, козлина, гляделки полопались? – возмутился гаишник. – Это ты, дерьмо собачье, попер на красный! И я твое нарушение зафиксировал!

– Вот этого говорить не надо! – возразил Онтонов. – Наверняка есть ведь еще другие очевидцы.

– «Очевидцы»! – расхохотался гаишник. – Где твои очевидцы?! Бабулька твоя? Так она не может быть очевидцем. Она твой пассажир! Она – лицо заинтересованное!.. Ее никто не будет слушать. А у меня – да: очевидцев целый вагон!

Онтонов изумленно оглянулся. За его спиной стояли еще два таких же «качка», но в штатском.

– Вот они все видели! Что вы видели, граждане?

Один указал пальцем на Онтонова и, четко выговаривая каждое слово, заявил:

– Этот гражданин, который является водителем вот этого москвича, начал двигаться на перекресток после того, как для него загорелся красный свет. А пострадавший мерседес в это же время медленно начал движение на зеленый сигнал светофора. Мы с моим товарищем совершенно случайно оказались около места дорожного происшествия и все лично видели своими глазами в подробностях. А теперь этот гражданин, – он снова указал пальцем на Онтонова, – угрожает водителю пострадавшего мерседеса и требует от него деньги.

– И сколько он требует? – с усмешкой поинтересовался сержант. – Вы ведь это тоже слышали своими ушами?

– Да, своими собственными, – подтвердил другой свидетель. – Мы все очень хорошо и ясно расслышали, как водитель москвича, грубо нарушившего правила дорожного движения, оскорблял водителя вот этого пострадавшего мерседеса, который оказался офицером милиции, угрожал ему расправой и требовал три тысячи американских долларов. Кроме того, водитель москвича находится в нетрезвом состоянии. Мы это видим и свидетельствуем, что от него пахнет алкоголем.

– Все правильно, – кивнул качок. – Ты понял, что видели и слышали очевидцы, случайно проходившие мимо?