Нэнси Бильо - Чаша и крест Страница 75

Я пошла за Жаккардом. Это был условный сигнал: именно этими словами мы должны были обменяться, если у меня вдруг возникнет в нем нужда. Будучи жителями одного небольшого городка, мы часто виделись с господином Ролином в церкви или на рынке, но с глазу на глаз не беседовали никогда. От имени всех членов строительной конторы он поздравил нас с Эдмундом с обручением. И даже сейчас, когда я шла за ним, проходя одно за другим помещения конторы, мне казалось странным, почти невозможным, что этот худощавый молодой человек, радушно приветствовавший всех, кто попадался нам на пути, — один из самых опытных шпионов императора Карла.

Жаккард вошел в большую комнату, заваленную вновь привезенными материалами для королевского дворца. Кирпичные стены резиденции Генриха были уже подведены под крышу, полы настелены. Этим летом должны были установить окна. Бесконечные ряды застекленных рам слепили глаза.

Мы подошли к стене, на которой висели гобелены.

— Ну вот, здесь можно и поговорить. Рассказывайте, что там у вас стряслось? Только спокойно, без эмоций. А сами при этом делайте вид, что разглядываете со мной гобелены.

— Я подумала, что вы должны знать: Эдмунд считает, что в Дартфорде появился человек, который следит за нами. Или, по крайней мере, следит за ним. Он видел незнакомца в лазарете и в церкви. Но Эдмунду показалось, что это не тот человек, что наблюдал за нами в декабре.

Жаккард сделал вид, что стряхивает с гобелена пыль.

— Как он выглядит? Высокий, худой, темноволосый, глаза поставлены близко?

— Да. Вы знаете его?

— Говорите тише и не волнуйтесь. Я же просил, без эмоций. Да, это уже третий соглядатай, и его тоже подослал епископ Гардинер. Первого ваш Эдмунд видел, а второго, должно быть, не заметил. Зато заметил я. Гардинер всякий раз использует нового агента.

Так, значит, опять Гардинер.

— Откуда вы это знаете?

— Я должен еще раз настоятельно просить вас не демонстрировать своих чувств и говорить спокойнее и тише, — раздраженно ответил Жаккард. — Я знаю обо всех, кто появляется в этом городе и кто его покидает.

Я судорожно вздохнула и попыталась взять себя в руки.

— Что же вы собираетесь делать?

— Ничего.

Я искоса посмотрела на Жаккарда. Он стоял и продолжал с улыбкой разглядывать гобелен.

— Гардинер явно в чем-то вас заподозрил, а потому посылает одного за другим своих соглядатаев. Этому агенту велено наблюдать за вами, вот он и наблюдает. И что же он видит? Женщину, которая сидит за станком, готовится выйти замуж, танцует со своим избранником. Согласитесь, докладывать епископу ему совершенно нечего. Послушайте, Джоанна Стаффорд, я же вижу, вы хотите, чтобы я немедленно перерезал этому парню горло. Поверьте, я бы с огромным удовольствием сделал это для вас: изрубил бы шпиона Гардинера на кусочки и побросал бы их в речку. Но, поверьте, поступить так было бы в высшей степени неосторожно.

— Я ни разу в жизни не желала никому зла, — сказала я, стараясь говорить как можно тише.

— Да? А как насчет тех солдат у Кентерберийского собора? Им вы тоже желали исключительно добра? Лично я в этом сильно сомневаюсь. Впрочем, испанские женщины все кровожадные.

Я повернулась и пошла было прочь, но Жаккард схватил меня за руку и остановил. В который раз уже я подумала, как он все-таки невероятно силен.

— Обратите внимание вот на этот гобелен! Смотрите, какая тонкая работа! — громко проговорил он и тут же пробормотал: — Сейчас отпущу вашу руку. И мы с вами продолжим разговор, он еще не закончен. Вам понятно?

— Да, — ответила я.

Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться грубой силе.

Он помолчал секунду.

— Я знаю, что вы очень боитесь Гардинера. И правильно делаете, его надо бояться. Из всех людей короля епископ Винчестерский самый опасный, он так же вероломен и безжалостен, как и Кромвель.

Я невольно вздрогнула.

— Что-то такое происходит в этой стране. Грядут перемены, — задумчиво произнес голландец. — Но никто не знает, какие именно. Впервые за два года вновь созвали парламент. Заседания его начнутся двадцать восьмого апреля. Будут слушания по религиозным вопросам, а также насчет подготовки к войне. Ходят самые разные слухи. Мне сообщили, что в Ла-Манше видели французские корабли, что Шотландия готовит войска, чтобы воспользоваться вторжением в своих интересах. У короля Генриха в устье Темзы сто двадцать боевых кораблей и еще тридцать в Портсмуте; они в любой момент готовы выйти в море. Сотни людей день и ночь возводят на южном берегу укрепления. И как вы думаете, откуда на это берутся средства?

Я пожала плечами, и он пояснил:

— После роспуска монастырей в казну стеклись тысячи фунтов стерлингов. И именно на деньги, полученные от их ограбления, Генрих будет защищать свою страну в объявленной Папой священной войне.

У меня перехватило горло.

— Вы сердитесь на меня за то, что я не исполнила просьбу господина Шапуи?

— Я не сержусь, и посланник тоже не сердится, — быстро проговорил Жаккард. — В последнем сообщении, которое он получил, говорится, что было предсказано: сначала вы станете колебаться. Но когда настанет время, вы согласитесь. Мало того, вы сами придете к нам и будете умолять, чтобы вас отправили в город Гент.

— Ну уж нет, — сказала я. — Этому никогда не бывать.

Жаккард достал из камзола какой-то листок.

— Вы давно видели констебля Сковилла?

— А вот это вас не касается, — процедила я сквозь зубы.

Он глубоко вздохнул:

— Любовные переживания и связанные с этим сложности вашей личной жизни, конечно, представляют для всех нас огромный интерес, но я задал вопрос совсем по другой причине. Два дня назад констебль Сковилл получил приказ. И сейчас, должно быть, очень занят. Приказ подписан особым уполномоченным короля в графстве Кент. У меня, разумеется, есть копия. Вот, посмотрите.

Я взяла бумагу. И вот что там было написано: «Если враги его величества попытаются захватить вверенную вам территорию, то ее население должно быть к этому готово. А посему каждому констеблю предписывается немедленно составить списки всех без исключения мужчин в возрасте от шестнадцати и до шестидесяти лет с указанием имеющихся в их распоряжении доспехов и оружия. Необходимо также произвести общий смотр вышеупомянутых лиц и отобрать наиболее боеспособных, оставив небольшое количество для защиты своего города, буде возникнет таковая необходимость».

— Король Генрих знает свою роль в этой большой игре, — сказал Жаккард.

— В игре? — переспросила я.

— Война — это излюбленная игра королей, которая ведется ради присоединения новых земель и упрочения собственной славы.

С тяжелым сердцем я вернула ему бумагу:

— Значит, в возрасте от шестнадцати и до шестидесяти…

Я представила себе всех этих мужчин: подмастерьев и дородных лавочников, фермеров и рыбаков; юношей, которых видела беззаботно смеющимися на улице, молодых отцов гордящихся своими детьми, и даже стариков, у которых уже есть внуки. А среди них Эдмунда. И Джеффри тоже.

— Если начнется иноземное вторжение, прольется кровь, много крови по всей стране, — сказал Жаккард. — Мы и так уже потеряли достаточно времени. — Он слегка потрепал меня по руке. — Пора и за дело. Когда все будет готово, сопровождать вас буду я. И еще одно, последнее.

— Да? — устало спросила я.

— Сразу после того, как Франциск отозвал французского посла, император отозвал и Шапуи. Такова прелюдия к формальному объявлению войны. Король Генрих хочет удержать Шапуи при английском дворе; он выразил протест. Но к концу июня наш посланник, возможно, уже покинет это островное государство.

Господин Ролин еще раз улыбнулся и повел меня от гобеленов прочь.

— Если это случится, не тревожьтесь: я остаюсь здесь, буду рядом с вами. Я получил указания непосредственно от самого императора Карла. И они звучат предельно ясно и четко: «Имея дело с Джоанной Стаффорд, проявляйте трезвость и рассудительность».

37

Эдмунд не вернулся ни завтра, ни послезавтра. Накануне свадьбы сестры Агаты я так волновалась, что даже не могла ткать. После встречи с Жаккардом я почти всю ночь провела без сна. Все думала о нашем разговоре, прокручивала его в голове и так и эдак. А тут еще Эдмунд куда-то пропал, я за него сильно беспокоилась. Сестра Винифред, правда, выяснила, что и двое других мужчин, с которыми он отправился в Лондон, еще не вернулись, а один из них прислал жене весточку: дескать, Джона они пока не нашли, а в том месте, где его видели, сумасшедшего не оказалось, так что придется задержаться. Меня мучил страх, мне казалось, что отсутствие Эдмунда каким-то образом связано с пророчествами. Если бы он знал правду, то ни за что не ушел бы. О, как ненавистна была мне эта необходимость хранить от него все в тайне! Как мы начнем совместную жизнь, если у меня имеются от будущего мужа столь опасные секреты? Но с другой стороны, чтобы уберечь Эдмунда от опасности, я должна была держать язык за зубами.