Мигель Монтаньес - Могила Колумба Страница 9

Оливер, словно подслушав мысли Альтаграсии, подумал: эта испанская гробница торжественностью не уступает доминиканской. Однако помещение, где она находится, намного красивее и изысканнее. И не идет ни в какое сравнение с бетонной громадой, возведенной на месте старого маяка в Санто-Доминго. Испанец обошел вокруг саркофага. Изумительная архитектура и мощь собора — достойное обрамление для упокоения человека, изменившего карту мира. Совершенно определенно!

Эдвин, далекий от подобных размышлений, между тем задал конкретный вопрос инспектору Браво: как получилось, что Колумб захоронен в Севилье? Если, по его словам, испанское правительство решило перенести предполагаемые останки с Карибских островов, то почему именно сюда, а не в Мадрид или в какое-то другое место, например, в Вальядолид, где он, собственно, умер?

Некая структура, пояснил Браво, под маркой торжеств в честь четырехсотлетия открытия Америки, в 1892 году захотела особо продемонстрировать свою тесную связь с адмиралом. Структура эта — муниципалитет Севильи. Жители города осознавали, что собственной яркой историей, всемирной славой и расцветом искусства в Золотом веке во многом обязаны путешествиям Колумба в Новый Свет и торговлей с, как их тогда называли, Индиями — Китаем и Японией.[18]

— Без открытия Америки Христофором Колумбом Севилья, возможно, никогда бы не стала крупнейшим экономическим центром, каким она была, резиденцией Совета по делам Индий, и никогда бы не заняла выдающегося места в истории. Вот почему город был весьма заинтересован в том, чтобы принять прах адмирала. В 1899 году это свершилось: адмирал вернулся на землю, которая однажды уже служила пристанищем его бренным останкам, хоть и недолго, — закончил инспектор Браво не без патетики.

— Сеньор Браво, хотела бы напомнить: наша страна, славная Доминиканская республика, считает, что подлинные останки адмирала покоились на Маяке, пока их не похитили у нас! — подчеркнула Альтаграсиа, пытаясь восстановить справедливость.

Пока Браво энергично качал головой, а Эдвин невозмутимо созерцал потолок, Оливер заносил в блокнот надпись, украшавшую памятник: «Когда остров Куба освободился от владычества метрополии Испании, Севилья обрела урну с останками Колумба, и Городской совет возвел сей постамент».

Андрес пристально изучал скульптурную группу: четыре герольда в парадных костюмах держали на плечах бронзовый саркофаг. На надгробии высечены названия четырех королевств, входивших в состав испанской державы под владычеством Католических королей Изабеллы и Фердинанда, ставших (при участии первооткрывателя Нового Света дона Христофора Колумба) ядром одной из могущественнейших империй в истории человечества.

— Первоначально предполагалось установить это надгробие в Гаване, — произнес Браво.

— Да, я знаю, — кивнул Оливер. — Но ввиду войны за независимость памятник остался в Испании.

Альтаграсиа обнаружила под саркофагом еще одну эпитафию и указала на нее спутникам.

Текст был начертан вокруг герба королевства Испании, изображенного на днище саркофага.

— Эта часть истории наших стран широко известна, — продолжил Оливер. — Когда останки вывезли из Гаваны, испанское правительство удовлетворило ходатайство, с каким обратился муниципалитет Севильи. Прах был перенесен сюда.

Детективы принялись обходить гробницу. Они обошли ее несколько раз, словно бы совершая ритуальную церемонию или религиозный обряд. Через несколько минут — а может быть, и больше — Эдвин прервал молчание:

— У меня есть теория! Кажется, я понял, зачем украли останки.

Интригующее высказывание Тавареса прозвучало весьма неожиданно. Для обсуждения решили переместиться в кабинет инспектора Браво. Расположение на центральной севильской улице и качество рабочего места вновь убедило Эдвина: испанская полиция больше ценит своих сотрудников, чем доминиканская.

Севильский инспектор предъявил коллегам все факты в отношении ограбления. Их набралось не так уж и много. В сущности, испанское следствие топталось на месте. Власти требовали вернуть реликвии как можно быстрее.

Настал черед доминиканца изложить свою теорию.

— Ну давай, не томи! — поторопила его Альтаграсиа, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Итак, я считаю: воры охотятся не только за костями, — объявил Таварес. — Мне кажется, все эти мемориальные доски и памятники содержат некое тайное послание. Вот его-то воры и пытаются расшифровать!

— Любопытная идея. Полагаю, ты можешь ее обосновать? На что ты опираешься в умозаключениях? — спросил Оливер, беря несколько листов бумаги, чтобы делать пометки во время обсуждения.

— Если помните, в бумагах, найденных доминиканской полицией, была серия кодировок и анаграмм, составленных из надписей на мемориальных досках, плитах, урнах с останками и памятниках, так или иначе связанных с адмиралом. — Тоже взяв листок бумаги, он торопливо набросил по памяти одну из фраз, мелькавшую в записях, показанных ему начальником.

— Да. Но шеф склонялся к мнению, что записи свидетельствуют либо о намерении сбыть краденое, либо о поиске оставшихся реликвий с тем, чтобы потом выставить их на аукционе в Интернете по самым высоким ценам, — оживилась Альтаграсиа.

— Жаль, что твой шеф не разрешил нам сделать копии с тех бумаг, — заметил Оливер. — Как ты думаешь, есть шанс, что он нам пришлет эту информацию по электронной почте или факсом?

— Вряд ли. Ты же знаешь, ревность занимает не последнее место в его отношении к следствию, — напомнил доминиканец, стараясь выгородить начальство.

— Ну и ладно. Теория мне нравится. Меня тоже насторожило такое количество комбинаций из одних и тех же фраз, что мы видели в Санто-Доминго. И все же мы все послушно проглотили то, что сказал твой шеф, — резюмировал Оливер.

— А почему тебе это пришло в голову именно теперь? — поинтересовалась Альтаграсиа. — Почему ты сделал такой вывод сегодня? Навела на мысли гробница?

— Надписи из собора! Они были в бумагах грабителей там и в той форме, в какой мы их видели и читали здесь, — таинственным тоном изрек Эдвин.

Детективы с удивлением переглянулись. Остроумный ход! Мысль доминиканца уловила связь между двумя на первый взгляд разрозненными явлениями и таким образом дала им, пожалуй, самый многообещающий след.

Альтаграсиа выразила желание пройтись. Ей требовалось время, чтобы обдумать предложенную версию. Версия имела под собой определенное основание, но, по ее мнению, была лишена логики. Пока по крайней мере.

Оливер и Эдвин решили составить ей компанию. Испанец предложил показать коллегам ту часть города, которую знал. С приближением ночи температура понизилась, сделав экскурсию еще более приятной. Пока они гуляли, на глаза им в изобилии попадались ухоженные террасы. А посему, сделав кое-какие покупки и осмотрев ряд севильских достопримечательностей, они стали искать в квартале Санта-Крус симпатичное местечко, чтобы выпить пива.

Оливер на правах гида отметил, что они находятся в одном из самых известных и многолюдных кварталов Севильи, особую прелесть которого составляют типичные средневековые узкие улочки, дворцы сеньоров, внутренние дворики, утопающие в цветах, журчание многочисленных фонтанов и особенно — аромат апельсинов по весне.

— И еще — очарование и легенды, его окружающие, — вставила Альтаграсиа. — Насколько я понимаю, где-то на площади Делос-Венераблес мог родиться дон Хуан Тенорио, как гласит молва, конечно…

— Не знаю. Но совершенно точно — побродить по этим улицам стоит, — добавил Оливер.

— А ты что скажешь, Эдвин? — обратилась к Таваресу Альтаграсиа.

— Эти виды отчасти напоминают мне колониальный район нашего родного города. Старинные дома, мощенные камнем улицы, решетки, а особенно балконы кажутся мне очень похожими! Мне нравится. Я чувствую себя как дома. — Доминиканец дышал полной грудью, отдыхая и наслаждаясь.

— Сеньоры, предлагаю выпить по первому стакану испанского пива прямо здесь, — возгласил Оливер.

Из-за столика, где они устроились, освещенный собор и Хиральда были видны, как на картинке.

Альтаграсиа выглядела восхитительно красивой с новой прической, и Эдвин не мог отвести от нее глаз. Длинные прямые волосы, обычно распущенные по плечам, в этот вечер она собрала сзади, закрыв шею и открыв прекрасное лицо. Со своего места доминиканец мог видеть ее, освещенную мягким светом фонарей старинного квартала, с силуэтом Хиральды за спиной.

Лучшей мизансцены и пожелать нельзя, думал он. Эта женщина, несомненно, влекла его.