Игра без правил (СИ) - Гурвич Владимир Моисеевич Страница 9

Лобанов слегка пожал плечами. Разумеется, он знал пару подобных местечек. Более того, одно время даже посещал их. Это было в тот счастливый период его жизни, когда у него завелись деньги. И однажды вечером, томясь, подобно Джорджу, от скуки, он решил попытать счастья. Но счастья за игровым столом к нему так и не пришло, двух визитов в казино хватило, чтобы он проиграл все, что заработал за пару месяцев. Лобанов зарекся не посещать эти злачные заведения.

— Ну, чего мы сидеть тут! — решительно воскликнул Джордж. — Все немедленно поехать.

У Лобанова в бумажнике сиротливо лежали последние двести долларов. Но сейчас им вдруг овладела бесшабашность. В конце концов, проиграть их — не такая уж большая потеря.

Вся кампания уселась в его автомобиле. Рядом с ним устроилась Натали. Достаточно ему было немного протянуть руку в сторону, и он мог коснуться ее плеча.

Они подъехали к казино, в котором Лобанов когда-то оставил свои деньги. Это было далеко не самое лучшее подобное заведение в городе, зато он помнил, что здесь можно выпить кружку пиву вполне по приемлимой цене.

Они вошли в зал, и Джордж уверенно, словно был здесь уже десятки раз, зашагал к рулетки. Было очевидно, что он чувствовал себя в подобных заведениях как у себя дома. Увидев, что Лобанов отстал от него, он решительно повернулся к нему.

— Ты ходить очень медленно. Я чувствовать, тебе сегодня повезти.

Лобанов сидел за игровым столом и смотрел, как крутящийся на рулетки шар вот-вот поглотит его первые сто долларов. Так и произошло. Джордж, который тоже проиграл, обернулся к нему.

— У тебя есть еще money.

Лобанов протянул ему последние сто долларов.

— Это все? — спросил удивленный Джордж.

— Все, — выдохнул Лобанов.

— Я тоже больше ничего не иметь. Слушать меня, — Джордж наклонился к Лобанову, — давать каждый поставит по половинке. O kei.

— Я не против.

— Сейчас мы будем выигрывать, я чувствовать это своей печенью. Ставим на семерку, это есть мое самое счастливое число.

Джордж обменял деньги на жетоны. Лобанов снова стал следить за метящим в плену рулетки шариком. За их спиной стояли Натали и Иннокентий и не менее внимательно наблюдали за тем, что творится за игровыми столом.

Рулетка замерла, и шарик скатился в сектор номер семь.

Глава шестая

Лобанов проснулся поздно и с немалым трудом. Голова по тяжести вполне могла сравниться с большим чугунным шаром, которым разрушают отжившие свой век дома. Он поднялся с кровати и убедился, что ноги не без труда удерживают тело, которое покачивалось по очереди во все стороны света, подобно кораблю в штормовую погоду.

Такой ночи он не переживал давно. Джордж был совершенно неутомим. Он буквально силой заставлял его снова и снова играть в рулетку, и удача следовала одна за другой. Половина зала столпилась за спиной Лобанова и молча наблюдала за сольным номером счастливчика.

Горка жетонов стремительно росла перед ним, но Джордж не позволял ему прекратить поединок с судьбой, всякий раз уверяя, что фортуна еще не отвернула от них свое благосклонный лик. И самое поразительное состояло в том, что в большинстве случаев великан оказывался прав.

Они вышли из казино под утро, когда далеко на востоке высоко в небе появились первые светлые проблески. Все карманы Лобанова были забиты долларами. О том, чтобы отправляться всем спать не могло быть и речи, по крайней мере, Джордж даже и слышать не желал о таком примитивном развитии событий. На попытавшего было Иннокентия отколоться от них, он прямо на улице громко наорал на английском и едва не съездил ему по голове. Несмотря на сверхранний час, эта сцена привлекла немало зрителей. Лобанов припомнил некий клуб, который работал в эти ночные часы.

Сколько они выпили, этого Лобанов не помнил. Джордж представлял собой бездонный резервуар, в котором могло уместиться любое количество алкоголя.

Лобанов подошел к лежащему на кресле пиджаку и стал выгребать все из кармана. На пол упали пачки долларов. Он тщательно их пересчитал. Он отлично помнил, что выиграл три тысячи долларов. Здесь же было ровно половина. Часть денег он само собой оставил в ресторане. Сколько не помнит, но не полторы же тысячи баксов? Такую сумму за один раз даже Джордж не был в состоянии пропить.

Лобанов попытался припомнить, куда могли испариться деньги? Но в памяти зиял черный провал.

Лобанов взглянул на часы. Они помогли ему вспомнить, что его ждет Дмитрий Львович. Черт, он уже опаздывает, а для князей опоздание недозволительная роскшь. Это удел простолюдинов и королей, если они не хотят показаться слишком вежливыми.

Подъехав к гостинице, он подумал, что его должен встречать Иннокентий. И едва Лобанов вспомнил о своем родственнике, как он, словно материализовавшись из его мысли, возникнул перед ним. Бурная ночь не оставила на его внешности никаких зримых следов: он был чисто выбрит, на нем был хорошо отглаженной костюм со свежей рубашкой. Лишь присмотревшись, становилось заметно, что веки чересчур красные, а зрачки слишком мутные.

— Дмитрий Львович беспокоится, что тебя нет, — сказал Иннокентий. — Уже несколько раз спрашивал о тебе.

— Я с трудом встал, — признался Лобанов.

Иннокентий рассмеялся.

— Зато теперь ты знаешь, что такое Джордж. Университет, в котором он учился, расположен в маленьком городке. Когда Джордж с кампанией появлялся на улице, там моментально все прятались по домам. Даже полиция его боялась.

— Почему же его не выгнали из университете?

— Ты что, они им дорожили, как крупным бриллиантом. Особа царской крови. Такая реклама! Посмотреть на него съезжались люди из нескольких соседних штатов. Ладно, о Джордже потом, а сейчас идем быстрей.

Номер, который занимал старый князь, оказался не слишком большим, но был гораздо просторней и уютней, чем тот, в котором поселился Иннокентий.

— Вот привел, гостя, которого вы ожидали, — как всегда с почтением произнес Иннокентий.

Старый князь осуждающе посмотрел на Лобанова.

— Почему опоздал? В нашем роду нет такого обычая — заставлять других ждать себя. Или что-то изменилось. Тогда почему я ничего об этом не слышал?

— Ничего не изменилось, Дмитрий Львович, я сильно виноват, — ответил Лобанов. — Простите меня. Обещаю, этого больше не повторится.

С лица старого князя сошла суровость.

— Садись, — милостиво разрешил он. — Знаю, что вы ночью куролесили. Мне он все рассказал. — Дмитрий Львович посмотрел на Иннокентия. — А ты иди, мы с Александром Сергеевич наедине поговорим.

Оставшись наедине, они несколько минут молчали. Лобанов смотрел на сидящего напротив него человека: на его благородное лицо, увенчанное, несмотря на возраст, густой короной седых волос, на тонкие и длинные совсем не старческие пальцы, в которых сохранились еще немало сил и гибкости. Ему казалось, что он попал в какой-то нереальный мир, где словно в сказке, живут принцы, князья, короли, о которых ему в детстве читал перед сном отец. Но самое удивительное в том, что он и сам плоть от плоти принадлежит этому странному пространству, где время все перепутало и смешало, как колоду карт; на месте настоящего вдруг появилось прошлое, а на место прошлого медленно, но верно наползает будущее… И он сам уже не знает, в каком из миров он находится, в каком направлении движется.

— Рассказывай, — вдруг остановил поток его мыслей голос старого князя.

— Что рассказывать? — спросил Лобанов.

— Я хочу знать, как можно больше о твоей жизни, — нетерпеливо проговорил старый князь.

— Но зачем это вам?

— Потом узнаешь! — резко проговорил он. — Я старый человек, меня уже скоро ждет вечный покой. Главой рода князей Лобановых-Тверских согласно старшинству становишься ты. И пока я еще жив, мне хочется знать больше о тебе. Потом я уже не сумею ничего разузнать и изменить. Я не имею право на ошибку в своем решении.

— Простите меня. Просто я не привык особенно распространяться на эту тему. Да никто историей моей жизни не интересовался. Попробую что-нибудь рассказать, — задумчиво произнес Лобанов. — С самого детства я был очень непостоянен во всем. Я перепробовал множество занятий, но все, что начинал, почему-то рано или поздно бросал. У меня довольно рано обнаружился талант художника, обрадованные родители в надежде на мою гениальность определили меня в изостудию. Я походил года два, мой учитель считал меня самым талантливым своим учеником. Но однажды я почувствовал, что больше не хочу рисовать. И хотя все, кто только мог, пытались заставить меня продолжать занятия, я упрямо стоял на своем. Рассказывать дальше?