Убийства на водах - Полина Охалова Страница 9

которой он отзывался о Горшенкове: она слышала, что Семен Сергеевич действительно кому-то помог и не отказал в протекции. Но сама Варвара Александровна проводила время в разговорах с хозяйкой гостиной, которая принимала гостей каждый вечер, но как будто через силу. Одетая богато и к лицу, в парижских нарядах, искусно прикрывавших ее костлявые плечи и шею, с замечательными украшениями в темных, все еще прекрасных волосах, Елизавета Николаевна неизменно казалась какой-то блеклой и грустной. Несмотря на старания кауфера, яркость костюма и блеск украшений, она производила ощущение какой-то бесцветности, блеклости, была похожа на рисованный карандашом и не раскрашенный силуэт.

— Мадам Горшенкова, наверное, серьезно больна, — сказал Печорин, провожая сестру после одного из визитов.

— Возможно, но еще серьезнее несчастна, я думаю, — ответила Варя.

Гораздо веселее и интереснее проходили их вечера в гостиной княгини Лиговской. Однажды нанес визит квартирующий в Пятигорске ученый-натуралист. Он разыскивал Елену Павловну Фадееву, с которой имел честь состоять в переписке. Все маленькое общество с удивлением обнаружило, что мягкая, домовитая «бабочка», как ее называла внучка, интересуется цветами не для того, чтобы составлять из них изящные букеты, а как ученый-ботаник: собирает, описывает, зарисовывает, систематизирует растения, составляет каталоги, и ее ботанические, энтомологические, орнитологические и минералогические коллекции ценятся учеными и не только в России. Все остальное общество немо внимало этой беседе, которая велась, казалось, на каком-то незнакомом языке. Елена Павловна, заметив это, засмущалась и пригласила натуралиста нанести ей визит завтра, чтоб не отнимать внимание от более интересных тем.

— А какие более интересные темы? Про погоду говорить или про болезни тетушки? — Звонко спросила дерзкая Леля.

Катерина Андреевна схватила девушку за руку и быстро вывела из гостиной, а княжна Лиговская, чтобы загладить неловкость, спросила у Елены Андреевны, как подвигается написание ее нового сочинения и не хочет ли она почитать отрывки из него публике.

— Нет-нет, роман еще не закончен, как-нибудь потом, попозже — вспыхнула капитанша Ган.

— А о чем Ваш роман, Елена Андреевна? — спросила Варенька Печорина. — Говорят, действие происходит здесь, в Пятигорске?

— Да, здесь, на водах.

— Это роман о любви? Счастливой или неудачливой?

— Можно сказать, что это трагическая любовная история

— Вероятно, о том, как демонический злодей делает несчастной возвышенную женскую душу? — Не смог скрыть иронии Печорин.

— И об этом тоже, но больше о том, как женщина покоряет мужчину, заставляет все бросить к ее ногам, а потом оставляет свою жертву.

— А, так значит в Вашем романе мужчина и женщина меняются ролями!

— Не совсем так, потому что женщина в моем сочинении совершает все это с благородной целью, желая отомстить за другую невинную жертву.

— Да, замысловато. Женщины, наверное, для того и берутся за сочинение романов, чтобы изобразить мужчин в черном свете и отмстить им за все их большие и малые прегрешения, — вступил в разговор доселе молчавший доктор Вернер.

— Милая Елена Андреевна, не слушайте Вы этих завзятых циников, в которых не осталось ни капли романтического чувства! То, о чем Вы рассказали, очень интересно, я с нетерпением буду ждать появления Вашего сочинения и непременно его прочту, — ринулась на защиту писательницы Варвара Александровна.

— И я прочту, — заверила Марья Сергеевна.

— И я, — пообещала Катя.

— И я! И я! — закричала из сада Леля, но нянька тут же увела ее от открытого окна.

Проводив Варю и доктора и возвращаясь к себе на гору, Печорин размышлял о том, на самом ли деле в нем не осталось ни капли романтического чувства.

Каждый день, бывая у Веры, он искал в душе своей подобное чувство и не находил его. Доктор сказал, что дни княгини Галаховой сочтены и потому Печорин пытался быть предупредительным и нежным, сидел подолгу рядом с Верой на диване, заключа ее в объятия, слушал, не перебивая, ее мечты о будущей их счастливой жизни в Подмосковной, целовал ей руки, уверяя в неизменности своих чувств, и мягко отклонял ее страстные порывы, замечая, что надо немного подождать, пока ее здоровье окончательно поправится.

— Да, да, я чувствую себя с каждым днем все лучше, я скоро буду здорова, буду твоя и ты мой, только мой! — заверяла его и себя Вера.

Горько улыбаясь, Печорин замечал про себя, что вероятно, не обманывает ее, клянясь в верности до гроба.

Несколько раз Печорин принимал участие в патрулировании окрестностей. Но, кажется, все было спокойно. Правда, третьего дня он услышал, как комендант рассказывал кудрявому ротмистру Юркевичу, что в казачьей станице на берегу Подкумка убили дочку одного есаула.

— Но это даже не черкесы, — заверил комендант, — там все ясно. Молодка была просватана, а погулять любила, вот женишок, заставши ее с другим, напился до поросячьего визгу, да и зарезал неверную суженую. Сидит сейчас в холодной. А у нас тут спокойно. Вон у тебя какие молодцы в дозоре. Этот новенький что ли? — Комендант указал на одного из всадников, который действительно не мог не обратить на себя внимания. Он бы уже не первой молодости. Темные волосы гладко упадали по обеим сторонам высокого и выпуклого лба. Глаза — почти черные, были необыкновенно выразительны и улыбка, более презрительная, чем насмешливая, казалось, не сходила к с губ его.

— Да, это прапорщик Ларин, недавно приехал из Ставрополя и к нам пристал, — отрекомендовал товарища ротмистр.

— Прапорщик? Что-то невелик чин для его возраста, — удивился комендант.

— Да он вроде из ссыльных, из бунтовщиков 25-го года. Впрочем, точно не знаю, а наездник лихой.

Печорин слышавший этот разговор, тотчас вспомнил, как Варя, видевшая подпоручика в ресторации, сказала, что он похож на портрет, который висел в их петербургском доме.

— Помнишь, сказала она, — ты как партизан Байрона еще называл его портретом Лары3?

Надо же и фамилия у подпоручика подходящая — Ларин, — подумал Печорин.

В общем, благодаря ли рейдам караульных или вопреки им, но уже неделю в окрестностях Пятигорска и в городе все было тихо, водяное общество успокоилось и опять начали затеваться пикники и прогулки.

Глава восьмая. Явление «Аполлона»

Утром ясного летнего дня Печорин вышел из дому и направился на Елизаветинскую галерею. Он один из немногих продолжал пользоваться тропой, у которой убили девицу Песцову. Спускаясь к галерее, он уже издали увидел у колодца Варю, стоящую у коляски, в которой сидела больная тетушка, а рядом с нею еще одну пожилую даму об руку с высоким блондином. Тетушка, подняв голову, что-то говорила Варе, но та, казалось, не слушала ее, а не отрывала глаз от молодого человека, который был удивительно хорош собой: большие голубые