Рекс Стаут - Убийство полицейского Страница 11

— Очень трогательно, — сказал я с чувством. — До сегодняшнего дня я едва смотрел в её сторону. Ни разу не заговаривал и, практически, не был знаком. Даже ни разу не делал у неё маникюра. Единственная беседа, которая у нас состоялась, происходила сегодня на твоих глазах. Но, посмотри, что она при этом говорила, и что творится теперь… Разве удивительно, что я такого высокого мнения о собственной персоне?

— Послушай, Гудвин, мы ищем убийцу!

— Я это знаю. И готов помогать решительно во всем!

— Ты не встречался с ней вне парикмахерской?

— Никогда.

— Возможно, но это надо будет проверить. А сейчас ты нам нужен, чтобы заставить её говорить. Будь она неладна! Затыкает всем нам рты, никакие доводы на неё не действуют. Ну, идем!

Я схватил его за локоть.

— Обожди! Если она стоит на том, что будет говорить только со мной, мне нужно подготовиться. Обдумать вопросы. И я должен, наконец, толком знать, что произошло!

— Да-а-а…

Пэрли хотелось поскорее приступить к допросу, но он видел, что мои требования вполне разумны.

— Нас оставалось всего трое. Я находился тут, в передней части, а Джофф и Салливан сидели на стульях. Все мастера работали, клиентов было порядочно. Фиклер ходил и ныл, всем надоел. Я почти все время висел на телефоне. Мы выжали здесь все, что могли. Почти безрезультатно.

— Где находилась Жанет?

— Я все расскажу… Торакко, это Филипп, закончил со своим клиентом, в его кресло сел другой. Он пожелал сделать маникюр, и Торакко позвал Жанет, но она не откликнулась и не вышла. В это время Фиклер помогал одеваться уходящему клиенту. Торакко пошёл за перегородку за Жанет. Девушка лежала на полу своей кабинки. Туда она прошла минут за пятнадцать до этого, возможно, за двадцать.

Как я считаю, все они за это время побывали за перегородкой — хотя бы по разу.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— Отчаянный поступок, верно?

— Я уже сказал: я в это время много разговаривал по телефону. Джофф и Салливан должны были следить за порядком в зале, так что они не бегали по пятам за каждым мастером. Ты прекрасно знаешь, в каком мы восторге от того, что её стукнули по голове, когда на посту находилось трое полицейских.

— Серьезное увечье?

— К счастью, не очень. Даже нет необходимости отправлять её в больницу. Доктор разрешил оставить её здесь. Жанет ударили по голове с правой стороны бутылкой, взятой с полки у перегородки, находящейся в шести футах от её кабинки. Бутылка большая и весьма тяжёлая: заполнена маслом. Она лежала тут же, на полу.

— Отпечатки?

— Ради бега, избавь меня от азбучных истин… У напавшего на руке было полотенце, салфетка или что-то в этом роде.

— Одну секунду… Что сказал врач? Ты спросил его, можно ли её сейчас допрашивать?

— Врач позволил. Иди же, не теряй напрасно времени!

Решив, что я располагаю достаточной базой для разговора, я пошёл следом за Стеббинсом. Пока мы шли к перегородке, все мастера и полицейские смотрели на меня широко раскрытыми глазами, но ни один из них не ухмылялся и даже не смел улыбнуться. Фиклер являл собой воплощенное уныние.

До этого я ни разу даже не заглядывал за перегородку. Оказывается, она делила зал почти пополам. Напротив находились стерилизаторы, кипятильник, фены и прочее оборудование, а за ними — ряд шкафчиков и полок.

За широким проходом были маникюрные кабинеты. Их было четыре, хотя я ни разу не видел в парикмахерской больше двух маникюрш.

Когда мы проходили мимо первой в ряду кабинки, я машинально заглянул внутрь и увидел Тома, седого мастера, который сидел за столиком напротив инспектора Кремера. Заметив меня, Кремер поднялся. Мы с Пэрли прошли дальше, к третьей кабинке. Сразу же следом за нами туда пошёл и Кремер.

Кабина была большой, примерно восемь на восемь, но сейчас её переполняли люди. Помимо нас троих и мебели, в ней находился детектив в штатском, а на стульях у правой стены лежала на спине Жанет Шталь: под голову ей была подсунута кипа полотенец. Не меняя позы, она повела глазами, чтобы взглянуть на вошедших. Как ни странно, выглядела Жанет просто обворожительно.

— Вот ваш друг Гудвин, — сказал Пэрли, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал сочувственно.

— Ну, что у нас случилось? — спросил я, будто добренький старичок-доктор.

Длинные, густые ресницы затрепетали.

— Вы? — выдохнула Жанет.

— Да, ваш друг — Арчи Гудвин.

Я придвинул единственный свободный стул и сел, глядя ей в лицо.

— Как вы себя чувствуете? Ужасно?

— Нет. Я вообще ничего не чувствую. Я утратила способность что-либо чувствовать.

Я взял её руку, нащупал пульс и уставился на часы. Через тридцать секунд я заявил, что пульс у неё неплохой. И попросил разрешение осмотреть голову.

— Только очень осторожно.

— Если будет больно, кричите.

Я разобрал пальцами её чудесные каштановые волосы и нежно, ни весьма тщательно ощупал череп. Она закрыла глаза, один раз поморщилась, но даже не застонала.

— Солидная шишка и только, — заявил я под конец. — Некоторое время вам будет трудно причесываться. Хотел бы я самолично вправить ноги тому ублюдку, который это сделал. Кто он?

— Отошлите их всех прочь, тогда расскажу.

Я повернулся к своей свите.

— Идите-ка вы все отсюда… Если бы здесь был я, такого бы не случилось! Оставьте нас!

Полицейские безропотно повиновались. Я прислушался к звукам в коридоре. Вот шаги удаляются, удаляются, совсем затихли, снова слышны. Я подумал, что пора заводить разговор на тот случай, если сотрудники полиции будут недостаточно осторожно занимать свои посты у входа в эту кабинку, или же в соседних. Перегородки всего лишь в шесть футов высотой, так что любой звук прекрасно слышен.

— Какая подлость! — начал я. — Он же мог убить или обезобразить на всю жизнь и тем самым испортить всю вашу будущую карьеру. Благодарение богу, что у вас такой крепкий череп.

— Я начала кричать, — сказала Жанет, — но было уже поздно.

— Что заставило вас закричать? Вы его увидели или услышали?

— И то, и другое. Я сидела не на своём стуле, а на стуле для клиентов, спиной к двери. Просто сидела и старалась обдумать всё, что произошло. Тут позади раздался лёгкий шум, что-то вроде крадущихся шагов. Я подняла голову и увидела его в зеркале, но, прежде чем я среагировала должным образом, он обрушил на меня удар…

— Обождите минуточку!

Я переставил свой стул к маленькому рабочему столику.

— Эти подробности крайне важны. Вы сидели вот так, да?

— Да, сидела и думала.

Я почувствовал, что моё мнение о ней, сложившееся в ходе утреннего разговора, явно преувеличено.

В плохоньком зеркале над маникюрным столиком вообще не мог отразиться никакой предмет, как высоко его ни задирай… Фантазерка и лгунья, совершенно не считающаяся с возможностью проверить её слова. Презрение Жанет к умственным способностям других людей было потрясающим.

Я вновь придвинул свой стул к её ложу. Под таким углом приятно смотрелось не только её смазливое личико, но и вся фигурка начинающей актрисы.

Я спросил:

— Но вы все же увидели его отражение до того, как он вас ударил?

— О да.

— Вы узнали преступника?

— Конечно. Вот почему я и не пожелала с ними разговаривать. Вот почему мне потребовалось увидеть вас… Это был тот верзила с золотым зубом, которого они называют то Стеббинсом, а то сержантом.

Я не удивился. Теперь я уже знал, с кем имею дело.

— Вы хотите сказать, что это он ударил вас по голове бутылкой?

— Я не могу с полной ответственностью заявить, что он ударил… Мне кажется, что люди вообще должны с предельной осторожностью обвинять других. Мне точно известно лишь то, что я видела в зеркале: он стоял за моей спиной с поднятой рукой, а потом… на меня что-то обрушилось. Из этого можно вывести только одно заключение. Сегодня утром он был страшно груб со мной, задавал неделикатные вопросы и потом весь день бросал на меня злобные взгляды. Совсем не так, как принято мужчинам смотреть на молодых и хорошеньких девушек. Ведь я имею полное право ожидать иного к себе отношения, не правда ли? Ну и потом, давайте рассуждать логично. Захотел бы Эд убивать меня? Или Филипп, или мистер Фиклер? Зачем бы им это понадобилось? Остается только он, даже если бы я его не видела. Больше некому.

— Весьма логично, — согласился я. — Но я знаю Стеббинса уже много лет — он не ударит женщину без причины. Что он имел против вас?

— Не знаю.

Она слегка нахмурилась.

— Когда меня станут об этом спрашивать, мне придётся просто говорить, что я не знаю. Вот вы и должны прежде всего научить меня, как мне следует разговаривать с репортерами. Мне кажется глупо повторять все время «не знаю». Такое интервью могут не напечатать. Так что же отвечать, когда спросят, почему он ударил меня?