Рекс Стаут - Убийство полицейского Страница 12

— Мы ещё вернемся к этому, а сперва…

— Нет, мы должны решить немедленно. — Очевидно, она уже представила свой портрет на обложке журнала «Лайф». — Таким образом вы заработаете десять процентов.

— Десять процентов? От чего?

— От всего, что я получу. Законный гонорар моего литературного агента и импресарио.

Она протянула мне руку и посмотрела в глаза.

— Давайте пожмем друг другу руки.

Чтобы избежать подобного заключения контракта, не обидев её, я взял её миниатюрную ручку, повернул ладонью вверх и нежно погладил кончиками пальцев.

— Потрясающая идея! — воскликнул я. — Но с ней придётся пока повременить. В настоящий момент я на пороге полного банкротства. С моей стороны было бы противозаконно заключать новые контракты

— Я могу сказать репортерам, чтобы о тех вещах, которых я не знаю, они спросили у вас. Это называется «отослать к импресарио».

— Да, понимаю. Но это позднее…

— Позднее вы не будете мне нужны. Вы мне нужны сейчас.

— Вот я и сижу подле вас, но пока это чисто дружеская помощь.

Я выпустил её руку, которую держал, чтобы меня не обвинили в недостаточном внимании к её прелестям, и заговорил многозначительно:

— Если вы заявите репортерам, что я ваш импресарио, я сам устрою вам вторую шишку. Причём такую, по сравнению с которой эта покажется плоской, как блин. Ясно? Далее, если вас спросят, почему он вас ударил, не говорите, что не знаете. Скажите одно слово: «Тайна!» Люди обожают тайны. Теперь…

— Вот это да! — пришла она в восторг. — Как раз то, что требуется.

— Теперь мы должны подумать о полиции. Стеббинс — полицейский, и они не захотят повесить ему на шею такое обвинение. Мне известно, как они действуют в подобных случаях. Даже слишком хорошо известно. Полиция попытается представить дело таким образом, что Воллена прикончил кто-то из здешних, а потом сообразил, что вам что-то известно об этом, и поэтому намеревался убрать вас с дороги. Они даже могут сделать вид, что располагают кое-какими доказательствами. Например, кто-то слышал, как вы о чем-то говорили… Так что мы с вами должны быть готовы ко всему. Вы меня слушаете?

— Разумеется… А что я должна сказать, если репортеры спросят, собираюсь ли я продолжать работать в этой парикмахерской? Можно мне ответить, что я не желаю покинуть мистера Фиклера в трудное для него время?

Мне было нелегко усидеть на стуле. Я бы много дал за то, чтобы иметь право вскочить и уйти из кабинки, громко хлопнув дверью. Пройти к Кремеру и Пэрли, которые деловито подслушивают за стенкой, заявить, что я отдаю в их полное распоряжение эту красивую идиотку, и уехать домой. Но дома, в передней комнате под замком находились наши незваные гости, и во что бы то ни стало нужно от них отделаться.

Я посмотрел на прелестное, но глупое личико этой очаровательницы, с густыми длинными ресницами, прямым носиком, милым подбородком, и терпеливо повторил про себя, что только через неё можно решить эту задачу. Иного пути нет.

— Недурно, — похвалил я её. — Скажите, что вы преданы мистеру Фиклеру. Правильно, сейчас основное для вас — решить, как справиться с репортерами. Вы когда-нибудь уже давали интервью?

— Нет, это будет первое, и я не хочу его запороть.

— Умница. Больше всего они любят возможность посмеяться над полицией. Если вы сообщите что-то такое, чего не знает полиция, вы заработаете их вечную признательность. Например, то, что Стеббинс ударил вас по голове, не означает, что он один причастен к данной истории.

У него в парикмахерской должен быть сообщник, иначе зачем сюда приходил Воллен? Назовем этого сообщника Иксом. Теперь слушайте внимательно. Сегодня, приблизительно в то время, когда было совершено убийство, вы либо слышали, либо видели что-то опасное для Икса, и тому стало об этом известно. Он понимает, что если вы кому-нибудь проговоритесь, — мне, например, то ему и Стеббинсу — крышка. Естественно, они оба стремятся вас ликвидировать. По моему мнению, попытался бы это сделать Икс, но поскольку вы видели в зеркале отражение Стеббинса, не станем сейчас заострять на этом внимание…

Суть дела такова: если вам удастся вспомнить, что могло так напугать Икса, и если вы сообщите об этом репортерам прежде, чем полиции, то все газетчики — ваши рабы отныне и навеки.

Бога ради, не потеряйте, не упустите эту возможность!

Сосредоточьтесь! Восстановите в памяти все, что вы сегодня здесь видели и слышали, а также все, что делали и говорили. Думайте, даже если на это уйдёт весь вечер и вся ночь. Мы должны разобраться.

Она нахмурилась.

— Я не припоминаю ничего такого, что могло бы кого-то напугать.

— Не стоит понимать мои слова буквально. Это мог быть сущий пустяк, в котором вы сначала не нашли ничего особенного… Начнем с самого…

Я замолчал, увидев выражение её лица. Жанет больше не хмурилась, глаза её уставились куда-то вдаль, не замечая меня, и я уже знал, к чему это ведёт.

Я рявкнул:

— Может быть, вы хотите, чтобы репортеры вас возненавидели? Вычеркнули вас навсегда из списка знакомых?

Она вздрогнула.

— Боже упаси? Это было бы ужасно!

— Тогда следите за собой. Все, что вы им сообщите, должно быть чистейшей правдой. Вы обладаете острым умом и живым выражением, вам ничего не стоит домыслить любой факт. Но никакой отсебятины! Эти дотошные газетчики перепроверят все, что вы им скажете, и если они обнаружат хоть слово фальши — вы погибли. Этого они никогда не простят! Так что вам больше не понадобится импресарио.

— Но я не могу припомнить ничего такого!

— Конечно, прямо с ходу и никто не смог бы! Иной раз для этого требуется несколько дней, не говоря уж о часах.

Её рука была совсем рядом, и я отечески похлопал по ней.

— Наверное, нам лучше подумать вместе, начав с самого начала. Именно так поступил бы Ниро Вулф. В котором часу вы пришли сегодня на работу?

— Без четверти девять, как обычно. Я пунктуальна.

— Остальные были уже на месте?

— Ну, кто-то — да, кто-то — нет.

— Точнее! Кто уже пришёл, а кто нет?

— Боже мой, я не знаю… Не заметила.

Она вновь нахмурилась.

— Если вы считаете, что я способна держать в голове подобные глупости, то мы можем сразу же прекратить разговор. И я все больше убеждаюсь, что путного импресарио из вас не получится. Когда я пришла на работу, я думала о чем-то совершенно другом… Я обдумывала фасоны своих будущих туалетов… Да мало ли важных проблем у красивой молодой девушки?! Ну как в таком состоянии я могла заметить, что творится кругом?

Я должен был проявить терпение.

— Хорошо, начнем с другого конца. Вы, наверное, помните, как пришёл Воллен, как он поговорил с Фиклером, прошел в кабинку Тины, поговорил там с ней, а когда Тина оттуда вышла, Фиклер послал к нему Филиппа. Так все было? Это вы помните?

Жанет кивнула.

— Вроде бы да.

— Если только «вроде бы», мы далеко не уйдем. Припомните-ка обстановку, которая сложилась, после того, как Филипп вернулся, поговорив с Волленом. Где вы находились в тот момент?

— Не заметила…

— Я не говорю, что вы что-то заметили. Просто вернитесь мысленно назад… Вот Филипп выходит из-за перегородки после беседы с Волленом. Не слышали ли вы, что он тогда сказал? Может быть, вы сами ему что-то сказали?

— Сомневаюсь я, чтобы Филипп был тем самым Иксом, — заявила она — Он женат, у него дети. Скорее всего, думаю, это Джимми Кирк… Когда я сюда впервые пришла, он стал меня обхаживать. И потом — он пьет. Спросите Эда! Да к тому же задирает нос, считает, что он выше нас всех… Парикмахер — а с таким самомнением!

Она была явно довольна собой!

— Точно! Джимми и есть Икс, потому что, как думается, он на самом деле не хотел меня убивать. Я попытаюсь припомнить, что он мне говорил… Имеет значение, когда именно состоялся наш с ним разговор?

Я был сыт по горло её болтовней. Лежачего, как известно, не бьют, особенно женщину. Только поэтому наше свидание обошлось без насилия.

— Никакого, — ответил я. — Но мне пришла в голову одна мысль. Пойду-ка я проверю: вдруг что-нибудь вытяну из Джимми? А тем временем пришлю к вам репортеров, скорее всего из «Газетт», пусть они положат начало знакомству.

Я встал.

— Еще раз напоминаю: придерживайтесь во всем фактов. Увидимся позднее.

— Но, мистер Гудвин, хотелось бы…

Я поспешил выйти. Мне потребовалось всего три шага, чтобы выскочить из кабинки. По проходу я разве что не бежал, боясь, как бы она меня не вернула, и быстро выскочил за перегородку. Только там я остановился. Почти сразу же ко мне присоединились Кремер и Пэрли. Выражение их физиономий было таково, что не приходилось интересоваться, слышали ли они наш разговор.

— Если вы её расстреляете, — сказал я, — отправьте её мозг в кунсткамеру. Впрочем, я не уверен, что такой у неё имеется!