Джон Харви - Малолетки Страница 14

После этого Диана звонила и ничего не говорила в трубку; десять – пятнадцать секунд молчания – и короткие гудки. Майкл утверждал, что это какой-то сексуальный псих выбирает по телефонному справочнику номера и вытворяет такие шуточки. Лоррейн кивала головой, делая вид, что соглашается, но сама прекрасно знала, что желание и влечение на том конце линии совершенно иного рода.

Последние же дни, когда Лоррейн забирала из школы Эмили и привозила ее домой, она видела на противоположной стороне улицы дожидающуюся их Диану. В первый раз, увидев ее в пальто с капюшоном жуткого зеленого цвета, Лоррейн была почти в шоке. Она сидела в машине, колеблясь, выходить или нет, и ожидала, когда Диана подойдет к ним, предполагая самое худшее. Но нет. Та неподвижно стояла, ничем не показывая, что увидела их. Она просто стояла и смотрела.

Все эти дни Лоррейн торопливо уводила Эмили в дом, оставляя машину на улице. До возвращения Майкла у нее было достаточно времени, чтобы вернуться к машине и поставить ее в гараж. Первым делом она готовила для Эмили ее обычный полдник: четыре или пять печений с профилями различных животных, разложенных вокруг швейцарского рулета от «Маркса и Спенсера» на тарелке с изображением Кролика Питера. Затем ставила на стол к этому стакан молока с банановой добавкой и усаживала девочку в гостиной у включенного телевизора. Все это время Диана не двигалась с места. Она продолжала стоять на противоположном тротуаре у разросшегося куста вербы через три дома ниже по улице. Ее лицо было холодным и безучастным, а руки засунуты глубоко в карманы. Лоррейн с трудом сдерживала внезапное желание подойти к ней, поздороваться, пригласить в дом. Вероятно, они вполне могли бы сесть на кухне и поговорить за чашкой чая. Но ничего этого не происходило.

«Никогда не разговаривай с Дианой, – жестко заявил в свое время Майкл, – даже когда отвозишь ей ребенка. Ты берешь Эмили и высаживаешь ее там. Единственное, что ты должна сказать, это время, когда приедешь забрать ее. Это все. Понимаешь?»

Возможно, если бы она могла поговорить с Дианой, она лучше поняла бы Майкла и избежала того, что привело к разрыву между ним и Дианой. Но она знала, что не сделает этого. Это было нереально. Кроме того, вероятно, не обошлось бы без разговора о времени, проведенном Дианой в больнице, а Лоррейн совсем не хотелось знать об этом.

Когда это случилось, Майкл отреагировал однозначно: «Можно только удивляться, что она не попала туда три года назад. Для нее это самое подходящее место».

Лоррейн отвернулась от окна, ополоснула кипятком чайник, выплеснула воду, положила в него пакетик чая и заполнила на три четверти кипятком. Когда она вновь взглянула в окно, Дианы уже не было.

В последующие дни она вновь была там, и Лоррейн начала придумывать причины, чтобы не привозить Эмили из школы сразу домой. То она «забывала» что-то купить в магазине, то предлагала девочке заехать в кафе и выпить там чаю с пирожным. Возвращались они, когда уже начинало смеркаться, и Диана на той стороне улицы была похожа скорее на тень у них за спиной. Бледным пятном на фоне бесформенной темной массы. Лоррейн торопливо уводила девочку в дом. При этом у нее в груди стоял ком – что она делает? Уводит шестилетнего ребенка прочь от матери.

Но однажды, входя в дом, Эмили неожиданно воскликнула: «Мама!»

– Что, «мама», милая? – Лоррейн закрыла дверь на замок и крепко держала Эмили за руку.

– Я видела ее.

– Да, в воскресенье.

– Нет. Сейчас. – Эмили указала ручной на дверь. Лоррейн обняла ее и прижала к себе.

– Ерунда, милая, тебе это показалось. – И, взяв за руку, быстро увела в глубь дома.

От шума должна была осыпаться штукатурка, если бы ее более десяти лет не укреплял никотин клубами висевшего в трактире дыма. Живущие вокруг люди давно отказались от жалоб: они предпочитали погромче включать телевизоры и приемники или же не бывать дома по вечерам, когда в трактире играл оркестр. Сегодня был вечер блюзов – брались три основных аккорда, добавлялось несколько музыкальных завитушек, и все это пропускалось через усилители, да тан, что не выдерживала никакая критика.

Нейлор протиснулся обратно через весь переполненный зал, пролив по пути всего несколько капель из пинтовых кружек пива.

– Зачем столько? – заорал Дивайн, стараясь перекричать грохот. – Мы же хотели взять по половинке?

Если Нейлор и слышал его, то предпочел не отвечать. Он пролез к Дивайну, сидевшему с каким-то бродягой и худощавым типом, похожим на студента, на котором висела гирлянда политических значков. У того была бородка клинышком и сдвинутая набок островерхая темно-синяя шапка.

– Какого черта мы тут делаем? – прокричал Нейлор на ухо Дивайну.

– Глядим в оба, сам знаешь.

Месяц назад бригада по борьбе с наркобизнесом перехватила два пухлых конверта, адресованных известному перекупщику, который жил над магазином видеоаппаратуры недалеко от Альфретон-роуд. Один из них шел из Канады, другой – из Японии, но первоначальной точкой отправления оказался Пакистан. Все было очень просто, надо только подкупить нескольких чиновников, которые запустят пакеты в почтовую систему, чтобы это выглядело так, будто они отправлены из стран, не вызывающих никакого подозрения у таможенных и акцизных служб, и все в порядке. Вы просто получаете лекарства по почте. Вот почему, в то время как Интерпол и Национальная служба по борьбе с наркобизнесом вылавливают крупную рыбу, Нейлору и Дивайну приходится пить сомнительное пиво и охотиться за мелюзгой.

Было похоже, что это не самая удачная из их ночей.

– Если этот толстый ублюдок, – Дивайн наклонился к Нейлору, указав на человека за роялем, – еще раз заведет песню о путешествии в Чикаго, я сам отвезу его на станцию и запихну в первый попавшийся поезд.

Когда за полчаса до закрытия они вышли из трактира, «Путешествие в Чикаго» еще звучало у них в ушах.

– Чего-нибудь вкусненького? – предложил Дивайн, глядя на вывеску, рекламирующую кебаб на другой стороне улицы.

– Пора домой. – Нейлор покачал головой.

– Что, Дебби ждет? Нейлор пожал плечами.

– Наверное, в постельке? – подмигнул Дивайн. Нейлор оставил машину около участка. Что за черт! В окне второго этажа горел свет, и у него мелькнула мысль зайти в участок, сварить черного кофе, поболтать с ребятами. Но вместо этого он завел машину и отправился домой.

В окнах было темно, лишь маленькая лампочка горела над входной дверью.

В холодильнике стояла открытая пинта молока. Нейлор выпил ее одним махом. Наверное, стоило бы открыть баночку консервов и разогреть себе еду, но вместо этого он взял накрытую блюдцем пиалу, в которой лежали нарезанные фрукты. Пройдя в гостиную, включил телевизор, убрав звук. Какие-то типы, сидя против друг друга, злобно переругивались, а ведущий с серьезным видом подстрекал их. На другом канале какие-то азиаты говорили так быстро, что за ними не поспевали субтитры. «Футбол, специальный выпуск», «Ночные новости». Он переключился на пустой канал и закончил ужин, уставившись на бегающие по экрану пятнышки и слушая гул телевизора.

«Как там жена и ребенок?»

Он знал, что там все в порядке.

– 13 —

Рей валялся в своей комнатушке на пропахшей его спермой и потом узкой кровати и старался не думать о Глории. У нее было всегда улыбающееся лицо, светлые волосы и руки, которые она тянула к нему, лишь заметив: «Рей-о!» Как-то, сидя на заборчике у трактира, он назвал ей свое уменьшительное имя, и она громко прокричала его, подпрыгивая и кружась: «Рей-о! Рей-о! Рей-о!» Не раздумывая, он оторвал ее от земли и закружил, как на ярмарочной карусели: вверх-вниз, вверх-вниз. А она хохотала и дрожала – возбуждение смешивалось со страхом. В следующий раз, через несколько дней, когда она увидела его, потянула за руну свою бабку и показала на него через дорогу: «Рей-о!» Он тогда быстро помахал рукой и пошел своей дорогой.

Рей отбросил одеяло, натянул водолазку и трусы и отправился в ванную. Еще не рассвело.

Спустя пятьдесят минут он вышел из дома через заднюю дверь в холодное сырое утро, неприятно окутавшее его. Он шел через заросшую сорняками площадку, тщательно обходя собачьи какашки, и не чувствовал присутствия черной «сьерры», припаркованной среди других машин у тротуара, не видел направленной на него через приспущенное боковое стекло фотокамеры, не слышал из-за стука каблуков по асфальту щелчков фотоаппарата.

– Интересно, сможете ли вы узнать его, миссис Саммерс?

Линн Келлог разложила на столе фотографии размером двадцать на двадцать пять. Хотя их делали очень поспешно, центральная, снятая крупным планом, была довольно четкой и запечатлела даже облачко пара у губ снятого на фото человека.

– О да, – Эдит Саммерс ткнула пальцем, – вот этот мальчик.

– Мальчик?

– Тот, который так нравился Глории.

– Да?

– Да. Рей-о.