КниГАзета . - Дедушка Страница 3

- Да, это я, - быстро говорила Татьяна. Лицо ее изменилось, улыбка покинула лицо, и напряженная складочка стрелочкой порхнула над бровями. - Да, мы только что... Ах.. Д-да... Сказал, мы распишемся в субботу и... Сейчас? Я в магазине... - она растерянно оглянулась. - Хорошо, я скоро подъеду.

У нее было выражение лица человека, которому предстоит сделать нечто неприятное, но неизбежное. Она медлила, решаясь, отправиться в магазин или идти на встречу. Притворившись, что ее толкнули, Людмила  налетела на Татьяну, быстро и упруго отклонилась, извинившись, и стыдливо поспешила к выходу, тем не менее, проворным движением успев кинуть в приоткрытую сумку учительницы крошечный «жучок». Как она и думала, Селиверстова медленно вышла из магазина вслед за ней, о чем-то размышляя на ходу, остановила притормозившую машину. Людмила вернулась к своей «Вишенке» и отправилась за Татьяной.

Протолкавшись с час в пробках, они влились в Ленинградку, созданную быть мощной артерией города, но которая на деле была давно уже затромбовавшимся протоком. Тут художница, наконец-то, сообразила, что ногами будет быстрее. «Нашла, где выйти, - чертыхнулась Людмила, торопливо выискивая хоть какой-нибудь просвет или кусок тротуара. - Плюнуть некуда, не то, что припарковаться!» Наконец, не с первого раза воткнув машинку в каком-то вусмерть забитом дворе, она выскочила на проспект, отыскивая взглядом Татьяну, уверенная, что уже потеряла ее. Но нет — ей везло! Учительница неспешно шагала по улице, с видом человека, который нечасто бывает в этих местах или же что-то ищет.

Вечерело, дома раскрашивались огнисто-алыми красками, пламенели окна стеклянных высоток, полыхал белым огнем шпиль Триумф Паласа. Народ пер потоками, толкаясь и заводясь, к станции метро, нервно дергались, бибикали и пыхтели запертые в стальной реке автомобили. Чад выхлопных газов смешивался с висящей в воздухе пылью. Резал уши дребезжащий звук отбойного молотка. «Хоть бы закончить до выходных, - стучало в голове Людмилы, шедшей позади Татьяны. - На волю, к деревьям, птичкам, с Сережкой! Да она же типичная библиотечная мышь...

Но вот учительница свернула в арку под вывеской.  Взгляду Горской открылась тихая узкая улочка, желтенькая штукатурка низких домов, печально повисшая, но тем не менее, радующая глаз зелень хиленьких вязов. «Куда исчезает старая Москва? - с сожалением подумала Люда. - Тает, как снег на солнце... Сегодня здесь еще держатся эти древние, или уже не очень, домики, а завтра кто-то кому-то разрешает истереть это место в порошок, выкорчевать память, застроить его новым куском стали, стекла и бетона». Татьяна, робея, подошла к одному из зданий, поднялась по лесенке, переговорила с охранником и исчезла в темноте помещения.

Маленькое полуподвальное кафе под чугунной стилизованной вывеской. Готический шрифт, красное и черное с белым и мореным дубом. Возле лестницы с коваными перилами две кадки со свежими, недавно пересаженными петуньями. У входа явно скучает охранник — ему тоже тоскливо жариться в костюме. Он докуривает сигарету и с любопытством оглядывает приближающуюся женщину. Одета неброско, но одежда не скрывает притягательности стройного тела — грудь маняще натягивает тонкую ткань бретельчатой маечки, голубые джинсы облегают округлую попку и красивые ноги. И как идет — будто всю жизнь ходила по подиуму — задница, как маятник и сиськи эти — прыг-прыг. Волосы длинные, каштановые — хорошо. Не, погоди-ка, погоди.. это самое...

- Простите, у вас есть карточка? - очухивается мужик.

- Карточка? - переспрашивают губы.

- Вход только для членов клуба или по приглашению, - вспоминает речь охранник.

- Н-нет, у меня нет, - смущается женщина, с высоты его роста ему видно, что у нее белый лифчик. Здорово быть высоким дядькой!

- А вот женщина, которая только что вошла, она тоже член клуба? - не унимается она. Охранник хотел было неприлично пошутить — такие остроумные и необычные приходили на ум вещи, но сдержался и выдавил:

- Эта.. закрытая информация, - молодец, держится крутым, серьезным малым.

- А может, - улыбается девушка, - вы меня все-таки впустите?

- Не-е, - тянет охранник («интересно, а труселя у нее белые?»). - Ну, я пущу, так ты думаешь, там никто карточку не спросит? И тебя выведут, и мне по шапке настучат.

- Жаль, - повиливая, красивая попка уплывает в сторону детской площадки, охранник, глумливо ухмыляясь своим фантазиям, раскуривает следующую сигаретку.

«Вот баран, - дулась Людмила, располагаясь на скамеечке детской площадки. - Даже задницей повилять не пришлось — уже растаял. Но внутрь, зараза, не пустил таки». Она раскрыла сумочку, надела наушники и подключилась к «жучку», лежащему в сумке Татьяны. Как назло, почти ничего не было слышно — помехи, шум и скрежет портили всю картину. Различалось только невнятное бормотание, и лишь один раз в эфир скользнула четкая, не искаженная фраза, произнесенная голосом Татьяны:

- Я сделаю так, как мы договаривались...

«Голос не самый радостный», - отметила Люда. Она чья-то сообщница, у нее определенно есть какие-то намерения, но сама она, похоже, от своей роли не в восторге. Или она расстроена оттого, что ее доля окажется меньше, чем договаривались изначально? В любом случае, Варламов собирается жениться на этой неделе, а это значит, что до конца недели дело будет закрыто, и они вдвоем с Сережкой уедут отсюда. Но чтобы эта мечта стала явью, нужно работать серьезнее, собирая доказательства получше одной вырванной из контекста фразы.

Селиверстова, робея, вошла в темное помещение. Кафе было отделано в стиле европейской харчевни: балки под потолком, массивные столы и стулья. В пролетах висели кованые люстры, стены были украшены полотнами с изображениями охоты. Девочка-официантка, одетая в соблазнительный костюмчик средневековой крестьянки — декольтированная блузка, короткая юбочка и подчеркивающий осиную талию корсетик — провела ее к столику, где сидел уже знакомый Татьяне человек. Она его ненавидела.

На непредвзятый взгляд, он был вполне симпатичен — очень аккуратный, с короткой стрижкой, чисто выбритый, дорого одетый и пахнущий изысканным парфюмом. Но ее тошнило от чрезмерной смазливости и развязности этого мужчины. Ее бесила его отвратительная привычка сидеть, раскинув ноги во всю ширь, будто промеж ног у него стоял большой ящик. Его нервные пальцы, никогда не остававшиеся неподвижными — то он одергивал манжеты, то поправлял пиджак, то поддергивал брюки или теребил себя за ежик волос. Его лицо было бы приятным, если бы не было чересчур красивым. Бархатные темные глаза, томные, с длинными ресницами, женственные губы, точеный нос. Вдобавок, слащавость полностью уничтожала в нем мужественность.

Когда Татьяна села напротив, он вальяжно качнулся в ее сторону и, опершись на локти, небрежно спросил:

- Так вы с ним распишетесь в субботу?

- Да.

- Отлично. Помните, что вы должны сделать?

- Да, - подавленно вымучивает женщина. Сейчас становится видно, что она уже немолода — увядшее лицо, выбившиеся пряди делают ее неряшливой, легкое платье выглядит старомодным и чересчур простым среди этих свежих, вычурных вещей.

- Не забудьте, что будет, если вы захотите уклониться, - все тем же ровным, небрежным тоном продолжает мужчина.

- Не давите на меня. Вы не понимаете, как мне тяжело, - прорывается  у Татьяны. Она смотрит на краешек стола, на свои сцепленные руки, лежащие на худых коленях, в сердце поднимается волна — почему я? Почему он? Ну почему? Неужели никто не может помочь?

- О, вы еще не знаете, что такое давление, - беспечно протягивает мужчина и машет рукой официантке, показавшейся с подносом у барной стойки. - Я просто напоминаю. Чтобы вы не забылись.

- Я сделаю так, как мы договаривались... - вздохнула она.

- Замечательно. Я тоже сделаю так, как мы договаривались. Гиннес темный, пожалуйста и баварские сосиски, - он уже обратился к девушке, словно Татьяна была всего лишь призраком. Ей ничего не оставалось, кроме как встать и поплестись к выходу.

Людмила недоверчиво косилась на огромную сизую тучу, которая планомерно наползала на город. Часть закатного неба, где еще розовел солнечный диск, была чистой, отливала бирюзой и пурпуром александрита. Но чутье подсказывало — как только солнце угаснет, небо в считанные секунды затянется седой пеленой, налетит ледяной ветер, будет гнуть деревья и крушить рекламные щиты. Не самая лучшая перспектива — встретить подобное буйство стихии на улице.

Гораздо лучше, думалось Людмиле, наблюдать ее из окна, лежа в уютной постели, обнимая любимого человека. Ну или хотя бы чай в кухне пить. А потенциальная «прожженная стерва» застряла в кафешке, где на кружку пива не хватит всей ее мизерной зарплаты. Ну вот, наконец-то! Дождалась.

Однако ее азарт пропал, когда она увидела подавленное лицо немолодой женщины. Да, не с таким видом ходят, когда готовятся оттяпать богатое наследство. Людмила уж приподнялась было пойти ей навстречу, предложить помощь и, быть может, разговорить учительницу. Но, взяв себя в руки, она выждала, а затем пошла за ней. У Татьяны зазвонил телефон. На расстоянии Людмиле не было слышно слов, но она догадывалась по выражению лица, что звонил Варламов: учительница жалобно, робко улыбалась и будто пыталась уверить, что с ней, несмотря на расстроенный голос, все в порядке.