Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось Страница 4

– Альберт, – не по–служебному обратился к Карклсу Розниекс. – Куда ведет эта дорога?

Карклс, всегда аккуратный до педантичности, вынул из сумки карту, развернул ее на капотe машины, зажег фонарик.

– Гляди, – он указал пальцем. – За станцией развилка, значит, машина могла попасть сюда или из города, через переезд, или с Каюрского торфяника. Раньше, когда еще не было железнодорожной ветки на Каюры, торф на станцию возили оттуда машинами.

– Спасибо.

В хаотической мешанине вопросов, роившихся в голове, стало возникать какое–то подобие системы.

– На переезде автоматический шлагбаум?

– Да, – ответил Карклс, поняв ход мыслей Розниекса.

– В момент происшествия поезд, надо полагать, находился еще на станции, – попытался Розниекс нащупать вывод. – Значит, переезд должен был быть закрыт?

– Не обязательно, – возразил Карклс. – Дежурный услышал крик, когда поезд был уже далеко. Это надо проверить.

Следователь сделал еще одну отметку в блокноте.

– Кроме этого переезда, где еще можно переехать через полотно?

– Других таких мест нет.

– Так… Пьяниц в Каюрах много?

– Грех жаловаться, – откровенно признался Карклс. – Кое–кто из шоферов поддает основательно.

– Осмотрели все дороги?

– Мы с Залансом проехали. От города до переезда идет асфальт, там искать следы – пустое дело. На Каюрской грунтовке тоже ничего не заметили. Да много ли углядишь в такой темноте?

Розниекс вспомнил слова майора Ваболе: «Давно пришла пора снабдить нас сильными портативными прожекторами, чтобы не приходилось шарить в темноте». Вслух он сказал:

– Давай–ка, друг, запусти свой экипаж, съездите со Стабиньшем на торфяник. Проверьте, все ли машины дома, может, кто–нибудь вернулся недавно, под газом. Если заметите подозрительное – один останется там, другой быстро сюда.

Карклс аккуратно сложил карту, свернул лист ватмана, на котором начал быстро рисовать схему, спрятал то и другое и запустил мотор. Розниекс вернулся к телу.

Куда направлялась она в такой поздний час? Где ее сумочка, деньги, документы? Даже билета не осталось. Ограбил кто–нибудь? Никто из свидетелей, людей со станции, на вора не похож. Шофер? Нет, машина не останавливалась. Значит, возникает треугольник: машина, женщина, вор. В одно и то же время. А может, сумочка от толчка улетела так далеко, что мы ее просто не нашли, и лежит где–то тут, в кустах?

Следователь прошел вдоль обочины, заглядывая в канаву, осматривая кусты. Нет, при таком фонарике придется подождать до утра. Из головы не выходил железнодорожный переезд. Был ли он действительно закрыт перед происшествием? И в какое время точно была сбита женщина? Задача со многими неизвестными. Но решить ее все равно придется. Путник вышел из пункта А и движется к пункту Б. Машина движется… Исходные данные: время, скорость, расстояние. Кто сказал, что юрист может обойтись без математики? Расстояние между А и Б, допустим, сорок пять километров. Сколько лет бабушке путешественника? Похоже звучит и вопрос: был ли открыт переезд незадолго до происшествия…

Розниекс подбежал к машине Карклса, медленно огибавшей в тот миг место происшествия:

– Стойте, ребята… Измерьте по спидометру расстояние до станции и оттуда – до переезда. Не мешкая!

Улдис промолчал: наверное, устал говорить. Он вынул блокнот и записал показания спидометра.

– Будет исполнено! – кивнул Карклс, и они уехали.

Вдалеке, за пеленой дождя, возникли огни фар. В голове Розниекса промелькнуло: может быть, возвращается та самая машина? Ее преследуют, и сейчас она врежется во все то, что находится тут, на проезжей части. Может быть, водитель – душевнобольной?… – Розниексу сделалось не по себе, однако он промолчал: вряд ли стоит становиться всеобщим посмешищем.

Доктор Яункалныньш стянул перчатки. Свое дело он сделал. Огни приближались. Это за погибшей приехала специальная машина.

На часах было без четверти три. Розниекс чувствовал, как в спине оживает старая боль. Она всегда давала себя знать после нервного напряжения. Тут же откликнулась и язва. Она теперь долго не уймется. А впереди еще немалый труд – составить протокол осмотра места происшествия…

V

Антс закинул руку за голову, на подушку. Приятная усталость не спеша растекалась по мускулистому телу, делая его тяжелым и вялым. Исподтишка им овладевал сон.

«Спать нельзя», – вспыхнула мысль и сразу же погасла. Антс снова погрузился в дремоту, и голос Лиесмы прозвучал где–то очень далеко:

– Не спи, Антс, тебе скоро ехать!

Он с усилием поднял веки и огляделся. Из серой мглы постепенно проступила современная импортная мебель: стол на острых ножках, стулья, книжная полка и большое трюмо со множеством косметических принадлежностей на подзеркальнике.

Упругой, как у девушки, грудью Лиесма прижалась к Антсу.

– Антс, милый… А что бы ты сделал, если бы сейчас явился мой муж?

– В окно вряд ли выпрыгнул бы – с пятого–то этажа, – пробормотал Антс.

– Жаль, – Лиесма притворно вздохнула. – Другой на твоем месте давно бы так поступил.

Рывком Антс сел, свесив босые ноги. Холодный пол обжег ступни и прогнал сон. Он встал, отворил окно. Ночь медленно отступала. Казалось, чья–то невидимая рука перемещала толстые пласты воздуха. У горизонта утренняя заря боролась с ночной тьмой. Под окном, окруженный кирпичными стенами, лежал дворик. За углом дома напротив виднелся переулок, там в тени дерева стоял пятитонный ЗИЛ. Темнота еще не рассеялась, и Антс скорее чувствовал, чем видел, что машина на месте. Он отошел от окна и неохотно начал одеваться. Лиесма, свернувшись в клубок, натянула одеяло до подбородка. Ее зеленоватые глаза блестели в полумраке, словно у рыси, следящей за каждым движением противника.

«О чем она думает сейчас – эта непонятная женщина? Лиесма и хладнокровна и страстна, порывиста и расчетлива, хитра и простодушна. Столько противоречий в одной женщине!» Антс никогда не знал, что придет ей в голову через полчаса, куда она велит ехать и что делать. «К чему я ей? – соображал он дальше. – Любит она меня? Может, потребует, чтобы я ушел от жены?» Антс не знал этого, как не знал вообще ничего, но справиться с собой не мог. Полуодетым он вновь нырнул под одеяло, стремясь заново познать сущность этой женщины…

Мелкие бусинки телефонного звонка раскатились в тихой полутьме. Лиесма грациозным движением сняла трубку.

– Лиесма? Спишь еще? Извини, пожалуйста! – мелодичный голос Эдит растягивал слова.

– Ну чего тебе? – нетерпеливо прервала ее Лиесма.

– Ты не одна?

– Да.

– Надо бы поговорить.

– В такую рань?

– Чем раньше, тем лучше.

Лиесма взяла сигарету, закурила, глубоко затянулась и уже спокойней ответила:

– Ладно, буду.

Положив трубку, она откинула одеяло, встала, плавными шагами подошла к зеркалу. Оттуда на нее оценивающе глянула стройная блондинка с дотемна загоревшей под южным солнцем кожей, крутыми бедрами, длинными ногами и небольшой грудью. Лиесма осталась довольна собой. Эдит теперь уже не столь привлекательна. Ей приходится втискиваться в корсет. Вот лицо у подруги еще сохраняет красоту. Классическое греческое лицо с правильными, словно до миллиметра рассчитанными чертами. Высокомерное, с темными горящими глазами и энергичным подбородком. Она и сегодня еще пользовалась немалым успехом; недаром какой–то не слишком известный писатель из–за нее чуть не наложил на себя руки, а некий старый геолог завещал ей все свое добро. И даже очень привередливый во всем, что касалось женщин, Пилтенс – даже он втрескался.

Свое собственное лицо Лиесму не устраивало: слишком круглое, носик вздернут – никакой утонченности.

Она чувствовала, что Антс смотрит на нее, и еще задержалась перед зеркалом.

«Колоссальный мужик, – подумала она. – Жаль, что круглый болван».

«Лиесма, ты, правда, меня любишь?» – глухой голос Антса прозвучал, казалось, нелепо и неуместно.

«Дурачок», – хотела ответить она. Но вместо этого повернулась и обвила руками его шею.

– Милый, я поеду с тобой. У меня дела в городе.

Антс притянул Лиесму к себе.

– Довольно, – прошептала она, высвобождаясь из его объятий. – Некогда, пора ехать…

Четверть часа спустя они сели в кабину ЗИЛа.

Ранним утром ехать просто и приятно. На улицах почти не встречается машин, редко увидишь и прохожего; кто–то полный энергии и воли спешит на работу, другой возвращается, может быть, с затянувшейся вечеринки – ослабевший, усталый и готовый к ожидающему дома скандалу. Однако обоих ездоков утренние картины не интересовали. Они молчали, думая каждый о своем.

– Притормози у кафе, – Лиесма повернулась к Антсу, чтобы он услышал ее слова сквозь рокот мотора. – Здесь.

Антс притормозил, и Лиесма, не дожидаясь, пока машина остановится, распахнула дверцу и ловко соскочила.