Джорджетт Хейер - Рождественский кинжал Страница 9

Лестничная площадка была достаточно просторной, и стремянка не занимала на ней много места, так что вряд ли она могла кому-то помешать. Однако Натаниэль, появившийся через пару минут из библиотеки, немедленно начал возмущаться и раздраженно спросил, когда Джозеф перестанет наконец дурачиться. Спустившийся сверху Стивен поддержал его.

– Да ну вас, нудных ворчунов! – отмахнулся от них Джозеф. – Все к чаю! А, Мод, вот и ты, дорогуша! Как раз вовремя, чтобы проводить гостей к столу. Натаниэль, старина, скорее в гостиную! Стивен, не отставай!

– Чувствуешь себя как дома? – с усмешкой обратился Стивен к Натаниэлю.

Тот, раздраженный балагурством Джозефа, с симпатией взглянул на своего племянника. Он улыбнулся и последовал за Мод в гостиную.

Глава четвертая

По дороге Джозеф сообщил Матильде, что сделал внушение Валери. Она заметила, что это разумный, но бесполезный шаг, однако Джозеф с торжеством указал на то, что отношения между Стивеном и Натаниэлем сейчас хороши как никогда. Матильда усомнилась, что причиной этому стало вмешательство Валери – а не, скажем, предстоящее чтение пьесы, объединившее дядю и племянника как братьев по несчастью, – но было очевидно, что Стивен старается понравиться Натаниэлю.

Затея с чтением действовала ей на нервы. Матильде вообще не нравились подобные представления, а сейчас время и место были выбраны настолько неудачно, что лишь чудо могло избавить пьесу от провала. Она посмотрела на Ройдона, нервно поглощавшего печенье, и сердце ей кольнула жалость. Он был так серьезен, так поглощен жестокой внутренней борьбой между нахальной самоуверенностью и детским страхом опозориться перед враждебной публикой. Матильда приблизилась к нему и, пользуясь тем, что Валери и Джозеф без умолку болтали, перебрасываясь шутками, негромко попросила:

– Расскажите мне, пожалуйста, о вашей пьесе.

– Не думаю, что она кому-то здесь понравится, – угрюмо буркнул драматург.

– Кому-то, может, и нет, – спокойно согласилась Матильда. – Вы уже ставили свои произведения на сцене?

– Нет. Только один раз участвовал в воскресном шоу. Но не с этой пьесой. Она заинтересовала Линду Бари, но из этого ничего не вышло. Пьеса еще слишком сыра… Да, теперь-то я понимаю. Проблема в том, что у меня нет спонсора. – Он откинул волосы со лба и с вызовом добавил: – Я работаю в банке!

– Не самый худший способ проводить время, – заметила она, подумав, что это звучит слишком уж патетично.

– Если бы мне только дали шанс… ноги моей там бы не было!

– Надеюсь, вам повезет. Ваша пьеса может иметь кассовый успех?

– Это серьезное произведение. Мне плевать на кассовый успех, как вы говорите. Во мне есть… в общем, я убежден, что могу писать пьесы – хорошие пьесы! – но соглашусь скорее всю жизнь работать в банке, чем…

– Чем торговать своим искусством, – не удержавшись, закончила Матильда.

Он покраснел, кивнув:

– Да, это я и имел в виду, хотя сознаю, что вы надо мной потешаетесь. Как вы думаете, есть хоть один шанс, что моя пьеса заинтересует мистера Джерарда?

Она не сомневалась, что не заинтересует, но при всей ее честности у нее не хватило духу сказать это ему в глаза. На его осунувшемся лице было написано столько отчаянной надежды, что у Матильды возникли совершенно фантастические планы, как умаслить Натаниэля.

– Денег уйдет совсем немного, – с жаром продолжил драматург. – Даже если он не любит искусство, почему бы ему просто не дать шанс Поле? Она великолепна в этой роли. Он сам увидит. Пола хочет сама сыграть одну сцену, чтобы он оценил.

– Кого она играет? – спросила Матильда. Она не стала объяснять, что Натаниэля воротит от одной мысли, что его племянница может появиться на сцене.

– Проститутку, – просто ответил автор.

Матильда поперхнулась чаем. Отряхивая юбку, она чуть не начала уговаривать его отказаться от этой безумной мысли, но ее остановило безнадежное чувство, что все попытки бесполезны и ничто не спасет несчастного от злого рока.

Стивен, проходя мимо к тарелке с печеньем, увидел, что она пролила чай, и протянул ей носовой платок.

– Вот неряха! Держи!

– Чайные пятна не выводятся, – заметила Валери.

– Надо просто покрепче потереть, – возразила Матильда, орудуя платком Стивена.

– Я говорила про платок.

– Платок меня не волнует. Спасибо, Стивен. Тебе его вернуть?

– Обойдусь. Садись к огню и подсохни.

Она так и сделала, отмахиваясь от советов, которыми осыпали ее Мод и Пола. Стивен протянул ей печенье:

– На, подкрепись, пока не начались боевые действия.

Матильда оглянулась и, убедившись, что Ройдон ее не услышит, возмущенно выпалила:

– Она про проститутку!

– Ты о чем? – поинтересовался Стивен. – Об этой идиотской пьесе?

Матильда кивнула, не удержавшись от смешка. Стивен в первый раз за весь день выглядел довольным.

– Ты серьезно? Представляю, как обрадуется дядя! А я уже хотел удрать в свою комнату – якобы писать письма. Теперь ни за что не уйду. Ни за какие сокровища!

– Ради Бога, веди себя прилично, – попросила она. – Сцена и так выйдет кошмарная.

– Глупости, моя милая! Наоборот, все отлично повеселятся.

– Стивен, если ты станешь издеваться над этим несчастным дурачком, я тебя пристрелю!

Он внимательно посмотрел на нее.

– А, вон ты куда клонишь. Не ожидал.

– Дело не в том, болван. Пойми, он слишком уязвим. Это все равно что причинить зло ребенку. К тому же он чудовищно серьезен.

– Мозги на череп давят? – усмехнулся Стивен. – Я его развеселю.

– Не стоит. От невротиков и психопатов лучше держаться подальше.

– О, меня таким не испугаешь.

– Может, хватит изображать из себя героя? – съязвила Матильда. – На меня это не действует.

Стивен рассмеялся и, вернувшись к Натаниэлю, сел с ним рядом на диван. Пола уже говорила о пьесе Ройдона и заранее уничтожала взглядом каждого, кто осмелится покинуть комнату. Натаниэлю разговор быстро наскучил:

– В общем, слушать так слушать. Хватит болтать. Как-нибудь разберусь без твоей помощи. Я видел столько всяких пьес – хороших, плохих и никаких, – сколько тебе и не снилось. – Он неожиданно повернулся к Ройдону: – А у вас какая – хорошая или плохая?

Матильда знала, что единственный способ нормально общаться с Джерардами – вести себя так же резко и грубо, как они. Если бы Ройдон нахально ответил: «Хорошая!» – Натаниэль мог бы одобрительно кивнуть. Но Ройдону было не по себе. Он чувствовал себя не в своей тарелке с той самой минуты, как дворецкий Натаниэля окинул его пренебрежительным взглядом. В нем боролись два противоположных чувства: враждебность к хозяину дома, который бередил его и без того издерганное самолюбие, обращаясь с ним свысока, и страстное желание непременно произвести хорошее впечатление и добиться своего. Он пробормотал, запинаясь и краснея:

– Ну, я не могу судить об этом.

– Просто хотел узнать, хороша ваша пьеса или плоха, – равнодушно бросил Натаниэль и отвернулся.

– Не сомневаюсь, что мы все получим большое удовольствие, – произнес Джозеф с сияющей улыбкой.

– Я-то уж точно, – подтвердил Стивен. – Только минуту назад я говорил Матильде, что ни за что не пропущу подобное зрелище.

– Можно подумать, что перед тобой будут разыгрывать фарс! – воскликнула Пола. – Это фрагмент настоящей жизни!

– Проблемная пьеса? – уточнил Моттисфонт с сухим смешком. – Когда-то они были очень популярны, помнишь, Натаниэль?

В его голосе звучали примирительные нотки, но Натаниэль, похоже, был все еще настроен против своего делового партнера и сделал вид, что не услышал.

– Проблемы тут ни при чем, – повысил голос Ройдон. – И я вовсе не хочу доставлять вам удовольствие! Моя задача – заставить вас думать.

– Благородная цель, – отозвался Стивен. – Но вы говорите так, будто без вас мы на это не способны. Не очень-то вежливо.

Драматург растерялся. Он густо покраснел и начал рассыпаться в заверениях, что не имел в виду ничего подобного. Стивен откинулся в кресле и наблюдал за его страданиями с любопытством натуралиста.

Ройдона спасло появление двух слуг, убиравших грязную посуду, но было ясно, что замечание Стивена полностью выбило его из колеи. Взбешенная Пола отвела брата в сторону, а Валери, на которую никто не обращал внимания, обиженно заявила, что не понимает, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Джозеф, словно догадавшись о сомнительном содержании пьесы, выразил уверенность, что все они достаточно свободомыслящие люди и любую работу оценят по достоинству.

Натаниэль возразил, что не считает себя свободомыслящим, если под этим расплывчатым словом Джозеф понимает терпимость ко всякой пошлятине и чепухе, которыми полны современные пьесы. Матильда еще надеялась, что после всех этих уколов Ройдон встанет на дыбы и откажется от чтения, но тот, хотя и разобиженный, поддался уговорам Полы и Валери, уверявших, что все жаждут услышать его пьесу.