Сергей Горяинов - Золото тофаларов Страница 18

Гольцева передернуло, он быстро выпил стакан пива.

— Да брось ты херню всякую переживать!

— Не, страшная бабка! Ну, короче, похоже, что нет там никого, на приисках этих. Призраков проигнорируем. В целом места исключительные. Вот пленку проявлю — увидите.

— Понравилась Тофалария?

— В горах — класс! А городишко — дрянь, опасный городишко.

— На приключение нарвался?

— Я-то нет. Когда обратно уезжал, аборигены рассказали, двух покойников выловили из Уды. Примерно за неделю до моего приезда. Прямо в центре города, у моста. Какая-то шпана их отделала, как Бог черепаху. Местная сенсация.

— Подумаешь, двух. В Москве каждый день поболе будет.

— Так городишко меньше Митино. Маленький, а заблудился я по приезде. Мне на Пролетарскую нужно, а там этих Пролетарских — первая, вторая, пятая, десятая… Запутался. У бича вокзального спросил, как раньше улицы назывались, он пошел перечислять: Первая Жандармская, Вторая Жандармская. Гнилой городишко.

Закончил Игорь свои похождения описывать, я свою мысль о перенесении сроков экспедиции изложил. Все готово, чего тянуть? Если с Соколовым сумеем договориться — зеленый свет. Все неожиданно легко согласились, у всех со временем проблем не возникало.

В Новосибирск я позвонил на следующий день. Соколова не было, он уже в полях находился. Трубку взял Карманов Женя — начальник отряда, тоже из старых знакомых.

«Да, конечно, приезжайте! Решим что-нибудь с вертолетом. Не нашим, так с пожарными забросим — свои везде люди. Нет проблем. База партии — поселок Кирей-Муксут. Нет, в город заезжать не надо. От вокзала иногда автобус ходит, а лучше частника возьмите. Километров девяносто, дорога вверх по Уде; часа за три доберетесь. Ну что привозить — известно что. Ждем, ждем. Через неделю? О’кей! Конец связи».

Гольцев фотографии принес. Занятные, надо сказать, кадры! Шаман в перьях, с бубном, очень благородное лицо. Тофаларки в национальных костюмах, хм, пожилых не видать. А вот — старухи. Без национальных костюмов на фоне бревенчатой стены.

— Которая ведьма-то? Справа… Есть, есть что-то жуткое в глазах. Да не дергайся, Игорек, шучу! Кадры, кстати, весьма, весьма… Для первого раза вообще — шедевр. Может, профессию сменишь?

Ну, все! Через несколько дней — по вагонам. На две недели раньше отпускного срока. Со Стариком Державиным договорился неофициально, в форме взаимных обязательств — интеллигентные же люди. Раньше выйду, раньше вернусь. Вернусь ли? Нехорошие мысли в голову лезут. А все же правильный отрыв, чувствую, своевременный.

Кудрявый с юношей, значит, того, вне игры. Сколько уже трупов возле этого дела? А мне все кровавые мальчики не снятся, мук Раскольникова совсем не испытываю. Господи, каким я циником становлюсь, самому неприятно осознавать! Правда, если от Джучи-хана начинать отсчет, то все это не трагедия — статистика. Да и нет такого человека, который бы знал, сколько душ за бирюсинским золотом. Самому бы счет не пополнить.

Глава 9

СМЫСЛ РИСКА

Степаныч меня на встречу вызвал. На Лубянку. Не в кабинет, конечно, не повесткой. У памятника Воровскому встретиться предложил, в два часа дня. Есть такой странный монумент недалеко от Большого Дома. Около него иногда забавно постоять, понаблюдать. Коренной москвич ко всему привычен, равнодушно мимо проходит. А на приезжих, особенно на тех, кто впервые это чудо монументального искусства видит, очень сильно действует. По моим подсчетам, столбняк человека охватывает от семи — десяти секунд до трех минут. К особо впечатлительным гостям столицы и кондратий может подобраться.

Уж больно поза раскованная у заслуженного революционера и выражение лица неописуемое. В учебнике патопсихологии нечто подобное я встречал, что-то связанное с поражением двигательных центров. Но то — специальная скучная литература, а здесь натуральный пример, воплощенный в бронзы многопудье и слизь мраморную.

Стою я у раскоряченного большевика, испуг и оторопь на лицах граждан с интересом отмечаю. А вот и Степаныч подошел. Лицо озабоченное, взгляд напряженный. Нехороший какой-то взгляд.

— Привет, Серж! Про Гришина уже слышал?

— Ну, сидит Серега. Новенькое что-нибудь?

— Не сидит уже. Лежит. Похороны через два дня.

— Да ну? В Бутырках, что ли, заморили? — Черт, как противно все это разыгрывать.

— Не в Бутырках. Из Бутырок выпустили, а возле дома убили на следующий день.

— Ты с теткой говорил?

— Тетка в больнице. Инсульт. У меня знакомый майор из следственного сегодня был утром, разговорились. Я Гришина специально не упоминал, он сам про дело с золотом рассказывать стал. Наши, оказывается, участвовали, статья-то — будь здоров! Это — про вьетнамцев. А Серега случайно попал — через покупателя.

— Да знаю я. Игорь рассказывал.

— Ни черта ты не знаешь. Вьетнамцы — это одно. У Сереги песок нашли? Нашли! Дело в отдельное производство выделили. Наши должны были вести! Понял? А вмешался кто-то из Прокуратуры Союза. Союза! Дело передали на Петровку. Оттуда — зачем-то в прокуратуру. Следователь прокуратуры — бах! — выпустил Серегу под подписку. На следующий день его чикнули в подъезде. Дело по убийству — опять ведет Петровка. Где дело по золоту? Нет дела по золоту! За отсутствием подозреваемого. За полным и окончательным отсутствием.

— Да, дела…

— Я тебе вот что скажу. — Степаныч понизил голос. — В Мосуправе бригада готовится по этому делу. Уж больно все белыми нитками шито. Гришин сам по себе — мелочь. Убрали, чтобы лишнего не сболтнул. Но все дело в том, что не первый это случай.

— То есть?

— Время от времени то наши, то милиция берут людей с приисковым золотишком. Или с изделиями из него. По разным каналам берут. Примерно в трети случаев удается цепочку проследить. В основном из Магаданской области тянется.

— Серега-то как раз в Магадане долго крутился.

— Да? Я не знал. Но Гришин в другие две трети попадает.

— А что там?

— А там — полный мрак! Все случаи аналогичны. Дела перехватывает Прокуратура Союза, подозреваемых либо выпускают, либо… В общем, дальше следует прекращение дела за отсутствием.

— Сеть сбыта организованная?

— Вот-вот! И очень хорошо кем-то прикрытая.

— Немудрено. Когда в стране пожар, грех ручонки у огня не погреть.

— Контора начала работать. Говорят, дело на контроле у Самого… На похороны пойдешь?

— Нет. Не люблю я этого обряда.

— И то. Тетка в больнице, а родственников понаехала уйма. Честно сказать, Серж, у меня сомнения были сильные по нашей поездке.

— Из-за Гришина?

— Из-за Гришина в том числе. И когда мы с Генкой, с майором то есть, про это дело разговорились, я про Бирюсу и упомянул.

— Эх, Степаныч, Степаныч!

— Да погоди. Вскользь упомянул, про треп про приисковое золото. Ну, про легенду, что ты рассказал. И знаешь какой результат?

— Догадываюсь! Эх, Степаныч!

— Ни хрена не догадываешься! — Степаныч посмотрел на меня торжественно, хлопнул по плечу. — Прав ты оказался!

— Как это?

— Генка — чекист потомственный. У него папаша в двойке всю жизнь отработал, недавно только демобилизовался, всех и вся знал, и сынка, конечно, представил, кому надо. Генка меня в кадры потащил, там дед один работает, полковник в отставке, дружок его бати. Этот старец в пятидесятых годах в Иркутском управлении работал. Он все подтвердил, даже год назвал — пятьдесят четвертый. Был лагерь в Саянах, было и восстание. Оперативно подавили, но прииск восстанавливать не стали — слишком сильно все было разрушено.

— А золото?

Степаныч пожал плечами.

— Да взяли, наверное. Он же сказал — оперативно…

— А сейчас там что?

— Нет там ничего. Я же говорю — прииск не восстанавливали.

— И что тебя смущает?

— А теперь — ничего. Я прошлый отпуск в Бердянске провел, у тещиной сестры. Духота, скукота и геморрой нажил от жары. Поедем тряхнем стариной в прохладных Саянах!

— Давно бы так, Феликс ты железный! А то уж в вагон садиться пора, а ты все менжуешься.

— Я же при контроле! Мишке лишь бы лося какого грохнуть, Игорьку все равно где водку в отпуске жрать, а здесь десять раз подумаешь, прежде чем слово лишнее брякнуть.

— Осторожный ты стал.

— А ты — наоборот. Я до сих пор не пойму — то ли ты просто размяться едешь, то ли действительно в золото это дурацкое веришь?

— Речку Тюнг помнишь?

Степаныч помрачнел, зябко передернул плечами.

— Чего это ты вдруг об этом?

Я помолчал минуту. Сказать про Графа или не говорить? Про Графа начнешь, надо и про все остальное. Вмиг радужное настроение Степаныча слетит. И поедет он в отпуск в Бердянск геморрой усугублять. Нет, нельзя так здоровьем друга рисковать.

— Так вот, сейчас так же, как на Тюнге.

— Опять игра твоя?