Евгений Сухов - Разборки авторитетов Страница 20

Следуя традициям воровского братства, законные съезжались и на похороны к почившему авторитету, где ушедшим в небытие старались отыскать достойную замену. Слезы печали после коронации не казались такими горькими.

Воровской союз всегда был тайным орденом, не допускавшим к своим секретам простых смертных. Законники всегда считались кастой недосягаемых, способных в одночасье решить любые проблемы, а при необходимости взбаламутить весь уголовный мир.

Последние годы сходняки проходили безрадостно под опекой бдительного милицейского ока, и не однажды, к возмущению всей воровской братии, спецподразделения задерживали собравшихся. Воры в законе, как правило, народ солидный, с усмешкой посматривали на молоденьких сержантов и отвечали, что оружие и наркоту с собой не носят.

Через месяц после последнего выхода на волю в тихом приморском городе во время проведения сходняка был задержан и Варяг. Он молча отстегнул браслет с часами и протянул их старшине, стоявшему в оцеплении.

– Вот тебе премиальные за то, что задержал вора в законе, твое-то начальство этого подвига не оценит.

Следственные изоляторы шалели от появления множества уголовных генералов, а юнцы, впервые оказавшиеся на тюремных нарах, смотрели на законных с восторгом гимназистов.

Уже на следующий день законные выходили на волю. Печально было то, что такие задержания стали повторяться все чаще, и даже если сходняк удавалось организовать так, как некогда проводились коммунистические съезды, то не без основания говорили о том, что милиция весьма осведомлена об их решениях, как будто оперы вместе со всеми поднимали кружки с водкой за воровское братство.

Скорее всего это было связано с тем, что последние годы ряды законных пополнились скороспелками, получившими титулы не праведной воровской жизнью, а лишь потому, что внесли в общак изрядный куш. Их пренебрежительно называли «апельсинами». Возможно, бацилла предательства просочилась через их неустойчивые ряды, и теперь ничего не оставалось, как пожинать плоды недоверия.

Варяг частенько вспоминал время крестовых воров, когда титул законного можно было получить только в суровом заключении. И решение было не сепаратным, как это стало практиковаться последнее время, а открытым для всех коронованных, и каждый вор в законе пересылал ксиву на нового кандидата, где принципиально выражал свое суждение о вступлении того в воровской союз.

Варяг чувствовал преимущество перед всеми «лаврушниками», которые никогда не видели настоящей зоны, а следовательно, не могли проверить себя по-настоящему. Он даже снисходительно относился к тем, кто пробыл в заключении вблизи от своего дома, откуда получал постоянный грев и где находил моральную поддержку. Как бы повели себя многие из новоиспеченных авторитетов вдали от родного гнезда, за тысячи километров от столицы, где беспредельщики пересыльных тюрем готовы обобрать не только новичка, но и окрыситься на заключенного со стажем? Чужая сторона, тем более глубинка, – это всегда испытание на выживаемость, и не каждый зэк способен отмеренный срок вынести с честью.

Варяг вспоминал себя молодого, когда два года разъезжал по пересыльным тюрьмам, и ни одна из зон не желала его принимать, зная его заведомым отрицалом. Он был молод и мог устроить разборку мужикам, ехавшим на поселение. Те хмелели от свалившегося на них счастья, а это еще больше подстегивало в нем злость. Возможно, сейчас, набравшись житейской мудрости, он поступил бы совсем иначе, но тогда он не имел выбора и жил по тем понятиям.

Последние годы изменилось многое, и то, что несколько лет назад считалось недозволенным, сейчас стало правилом. Законники скорее напоминали преуспевающих бизнесменов, многие сломя голову бросились в политику, и воров в законе можно было увидеть чаще с государственными деятелями и эстрадными знаменитостями, чем на тюремных шконках растолковывающими братве людскую правду.

И с некоторых пор законным полюбились шикарные особняки и дорогие машины, а владеть за границей недвижимостью считалось такой же нормой, как в свое время короноваться в присутствии серьезнейших авторитетов уголовного мира.

Сходняки стали проходить все чаще за границей не только по причине безопасности, но еще и потому, что законным полюбилась чистота европейских столиц и сервис пятизвездочных отелей.

Это был пятый всероссийский сходняк, который проходил за границей.

Первый сход прошел в Варшаве. Но, видимо, польские порядки мало чем отличались от российских, и уже через час в гостиницу вошли три десятка полицейских и попросили освободить помещение. Законники справедливо считали, что здесь не обошлось без влияния всемогущих спецслужб, а потому уже в фойе отеля было решено: в Польше сходняков больше не устраивать.

Второй раз законные собрались в Израиле. Основным поводом для встречи послужили реформы, активно проводившиеся в тот период в России. Блатной мир теснили, и воры решали, как им следует действовать в новых условиях и имеет ли право законный уходить, например, в бизнес. Варяг знал, что мнения воров разделились. Все лаврушники настаивали на создании коммерческих структур и установлении контроля за крупными предприятиями и банками. Законники старой школы придерживались классических правил и утверждали, что вор обязан жить лишь за счет общака и не должен работать. На этом сходе выделилась третья группа воров, которую прозвали примиренцами. Они утверждали, что в нынешних условиях это отнюдь не конфронтация в уголовном мире. Важно не отказываться от опыта старой школы, и все, что там было лучшего, нужно суметь использовать сейчас. Воровское братство всегда подпитывалось общаком, а в нынешних условиях он должен увеличиться многократно за счет прибылей удачливых коммерсантов. А что касается работы, так это – личное дело каждого законного.

Решение было принято – договорились не упрекать вора, если он станет преуспевающим коммерсантом.

Еще тогда, в Израиле, на себя обратил внимание идеолог примирения двадцативосьмилетний законный вор по кличке Шрам, в миру – Александр Степанов. С завидной убежденностью и редкой терпеливостью он объяснял конфликтующим сторонам, что сила воров в единении. А воры, занявшиеся коммерцией, только способствуют укреплению общака, и очень важно иметь своих людей не только в тюремной администрации, но и среди крупных предпринимателей. Банкиры, подобно деревьям, выращенным в питомнике, остро чувствуют веяние времени, и важно не срубить эти деревья, а дать им возможность разрастись кроной, чтобы потом собирать сочные плоды.

Этот сходняк проходил в Тель-Авиве. После сходняка законные разбежались по злачным местам и были отчасти разочарованы, когда вместо темпераментных евреек в публичных домах увидели русских девушек.

Третий сход состоялся в Финляндии. Организовал его все тот же Шрам. На этот раз законных уже не удивляли зеркала и бассейны пятизвездочных отелей. Они успели поездить по миру и сполна оценили преимущества джакузи перед тюремным душем.

Разговор на сходняке в основном шел о нефти и газе. У законников здесь был особый интерес. Нефть, газ – это всегда большие деньги, и нужно было как можно быстрее установить контроль над этими отраслями. Наиболее перспективным регионом считалась Тюменская область, где традиционно крепким было влияние законных. Но на этот лакомый кусок зарились бандиты Санкт-Петербурга. Они противились единой упряжке. Без лишних слов питерских решили строго наказать, а исполнение было поручено Шраму. Тот лишь улыбнулся и отказать великому собранию не посмел. Не каждый из присутствовавших понял, почему Шрам улыбался. Еще несколько лет назад он был таким же неуправляемым, как группа питерских беспредельщиков, и уже в двадцать лет стал одним из крупнейших авторитетов Северо-Запада России. Однако скорое заключение заставило его пересмотреть взгляды, и он зажил по понятиям. А незадолго до окончания срока Шрам стал крестовым, как Ангел и Артист, ему не составило труда догадаться, что это было очередным испытанием, и вместе с исполнением приговора он обязан был навсегда похоронить свое прошлое. Похороны не заставили себя ждать.

В четвертый раз законные собрались в Греции. Местом схода стал один из красивейших островов Эгейского моря – Лесбос. Находясь в центре древнегреческой культуры, российские воры успешно распутывали клубок назревших проблем.

Воровская среда – это как бы скол существующего общественного устройства, отражающий уродливую и порочную его сторону. Вместе с крахом суперсистемы под названием Советский Союз воровское братство, некогда однородное, в конце восьмидесятых – начале девяностых стало так же стремительно раскалываться, безжалостно разрушая единое криминальное пространство. Трагедия была не в том, что многие из смотрящих и законных теперь желали заполучить как можно большие территории, где хотели властвовать по подобию избранных губернаторов, а в том, что они не спешили отчислять деньги в общак, а общак для вора – это такая же святыня, как для верующего алтарь, для государственного служащего – налоговая инспекция. Всякий, кто проявлял корысть и запускал руку в общак, объявлялся еретиком и подлежал немедленному истреблению. «Крысятничество» каралось всегда очень сурово.