Валерий Барабашов - Золотая паутина Страница 27

— От кого же это вы собираетесь нас охранять? — удивленно спросила Валентина. Она взяла себя в руки, держалась свободно, просто. Доказательств у этой шпаны никаких нет, а попугать пришли — что ж, пусть попугают, посмотрим, что будет дальше. Ах, Анатолий-Анатолий! Если б не смалодушничал, перетерпел бы… Не убили бы, какой им смысл убивать?!

Басалаев уловил настрой Валентины, тоже решил малость поиграть.

— Ну, мало ли, Валентина Васильевна! Народец вокруг поганый, завистливый, злой. Любит деньги в чужом кармане считать, на нажитое, — он повел рукой, — зарится. Да и милиция, придет, спросит: где взяли? на какие шиши?

— Что «на какие шиши»? — не поняла Валентина.

— Ну, куплено все это. Живете хорошо, с достатком. А я бы сказал — и с избытком. Зачем столько на двоих? Делиться нужно. Правильно говорю, прапорщик? Что воды в рот набрал?

— Говорили уже, — буркнул Рябченко и отвел глаза в сторону.

— Говорили. И друг друга поняли, — в тон ему подхватил Боб. — И я, честно говоря, не понимаю, Валентина Васильевна, чего вы тут из себя строите девственницу? Я же сказал: мы спешим, нам некогда, другие дела ждут. — Басалаев стал раздражаться.

— Так что вы хотите? — вспыхнула и Долматова. — И мало ли чего муж вам наговорил с испугу. Под принуждением человек все что хочешь скажет. И за побои вы еще ответите. А то, что вы у него «сигаретку» видели, еще ни о чем не говорит. Была — продали.

— Это вы напрасно, Валентина Васильевна, — в приоткрытую дверь шагнул Гонтарь — в кожаной фуражечке и замшевой коричневой куртке, в светлых брюках и блескучих лаковых туфлях. Лицо его было благодушно, цвела на нем обаятельная улыбка, и весь Гонтарь являл собою в эти минуты вежливость и обаяние.

— Михаил Борисович, — склонил он голову перед Долматовой и в сторону Рябченко поклонился, но наполовину, как бы отдавая невольную дань этому предмету, принадлежащему истинной хозяйке.

Гонтарь сел, поддернув выглаженные брюки, закинул ногу на ногу, даже фуражечку снял, обнажив лысину, и Валентину это обстоятельство несколько развеселило.

«Ах ты лысый хрен, — тут же подумала она. — А туда же, с парнями рэкетом заниматься. Ну-ну, что дальше петь будешь? Послушаем».

— Боря правильно вам сказал, — спокойно продолжал Гонтарь. — У милиции — профессиональное любопытство к незаконно нажитым состояниям. Даже одного взгляда достаточно, чтобы понять — живете вы на широкую ногу. А насчет доказательств, Валентина Васильевна, как вы тут потребовали… — он мелко, гаденько засмеялся. — Да этих доказательств у нас уже вагон и маленькая тележка. Золото, слиток, парни видели. Сообщник нам известен. Признания вашего супруга слышали четверо, милиции подтвердят. Что еще? Способ хищения? Нас он пока не интересует, я уважаю профессиональную тайну, но… — Гонтарь сделал паузу. — До поры до времени. Условие прежнее: или мы продолжаем работать совместно, или мы отдаем вас в руки советского правосудия. Посчитайте, в каком случае вы потеряете больше.

«Вот сволочи, — зло, лихорадочно думала Валентина. — Жулики несчастные, проходимцы. Навалились на бедную женщину. Сначала милиция, теперь эти. Правда, что один с сошкой, а семеро — с ложкой. Воронье проклятое, и не подавится… Ну ладно, я вас всех проучу. Посмотрим, как вы друг с дружкой поладите. Пугать меня нечего, пуганая сто раз…»

— Вы вот что, уважаемый…

— Михаил Борисович, — вежливо напомнил Гонтарь и снова склонил голову.

— Да, Михаил Борисович, или кто вы на самом деле.

«Умна, — сразу же отметил Гонтарь. — С такой труднее, но интереснее».

— Гадость вы, конечно, можете мне сделать, — продолжала Долматова, сидя напротив Гонтаря, на диване. — Ну, стукнете в милицию, ну, придут они сюда…

— Главное — на завод, Валентина Васильевна,— ласково подсказал Гонтарь. — Как бы вы концы там ни прятали, а сыщики разберутся, я вас в этом уверяю. Это же просто для опытных профессионалов — понять механизм хищения.

— Никакого хищения нет!— чуть повысила голос Валентина. — Это еще доказать нужно. А голословное обвинение есть клевета.

— И карается по закону, согласен!— Гонтарь наслаждался разговором. — Но доводить дело до законных санкций я вовсе не намерен, поверьте мне на слово, Валентина Васильевна! Зачем? Нам просто нужно объединить усилия, слить, так сказать, предприятия. И вы правы, когда говорите о хищениях. Я бы вообще тот факт, что человек берет ему принадлежащее, не трактовал в законе как хищение.

— Не поняла, — Валентина нахмурилась.

— А чего тут не понять, — Гонтарь входил во вкус. — Государственная собственность у нас — общенародная, значит, она принадлежит, в частности, и вам, и мне, и… — он жестом показал на примолкших компаньонов.

Долматова рассмеялась. Весело глянула на мужа, повесившего нос, подбодрила его взглядом.

— А, ну про это мы слыхали… Все, что создано народом… Короче, мужики, потешились и хватит. Скажите спасибо, что в милицию я на вас не заявляю за побои Анатолия. Но справку насчет синяков мы взяли, имейте это в виду. Мотайте отсюда.

Она встала, вытянула руку к двери, ждала. В глазах ее были решительность и гнев.

— Так-так, — вздохнул Гонтарь и надел фуражечку. — Тетя идет на абордаж, как говорят на флоте. Пугает и проявляет характерец. Это хорошо. Это развязывает мне руки. Жаль. Я — за мирное урегулирование проблемы слияния предприятий. А приходится применять силу. Жаль.

Гонтарь больше не шевельнулся и не подал никаких знаков, но Басалаев тут же встал, сдернул Рябченко с дивана, заломил ему руки, а Дюбель накинул ему на шею петлю-удавку. Фриновский подошел к Валентине, готовый уже в следующую секунду проделать с ней то же.

— Главное, Валентина Васильевна, никто ничего не услышит, — бесстрастно проговорил Гонтарь. — И выйдем мы так, что никто нас не увидит. Мы же подумали обо всем.

Долматова побледнела.

— Врешь! Соседи видели, машину вашу видели!

— Машина была и уехала… — усмехнулся Гонтарь. — Посмотри в окно: нет ее. А мало ли машин тут ездит. А грубить не надо, мы ведь в цивилизованном мире живем… Гена, попроси Анатолия сказать что-нибудь. Что-то он все молчит, молчит. Сговор супружеский, это нехорошо.

Дюбель с размаху саданул Рябченко кулаком в живот. Потом сверху, по шее, сцепленными ладонями.

Анатолий охнул, упал на колени, взвыл:

— Валя, прошу тебя!… Сделай, что они хотят. Я же им все рассказал, чего теперь?! Они убьют нас! Это же нелюди1

— Мы как раз люди, — Гонтарь качал ногой. — А вы ведете себя некрасиво. Вам предлагается хорошая, выгодная сделка, часть ваших проблем мы добровольно берем на себя… Гена!

Дюбель снова саданул Анатолия. У того пошла из носа кровь.

— Пусти его, изверг! — закричала вне себя Валентина.

Она рванулась к мужу, но дорогу ей преградил Фриновский. «Но! Но! — как на лошадь покрикивал он. — Куда?»

— Пусти ее, Олежек, — разрешил Гонтарь. — Волю женщины нужно выполнять.

Долматова подбежала к Анатолию, подняла его с колен, повела к раковине на кухне. Тот плескался холодной водой, фыркал перепуганное, отчаянное:

— Дура!… Я же тебе сказал: с ними лучше не связываться. Отдай им, чего просят!… Еще принесешь!

Валентина и сама теперь перепугалась не на шутку.

«Вот бандюги, — думала она, вытирая Анатолию лицо махровым полотенцем. — Правда, удавят ни за что… Отдать, что ли, те пять слитков, что в серванте? Да пусть катятся. Жлобье! «Совместное предприятие»! Ха! Где это видано, чтобы вот так, силком… Гад лысый!»

Они вернулись в комнату; Валентина на глазах у всех рывком распахнула дверцы высокого, забитого дорогой посудой серванта, открыла одну из ваз, нащупала «сигареты». Резко же, с подчеркнутой решительностью, бросила слитки на круглый, стоявший посреди комнаты стол, едва сдержалась, чтобы не сказать: «Подавитесь!»

— Вот! Берите! И — мотайте отсюда. Чтоб я вас больше у себя не видела.

Гонтарь взял «сигареты», повертел в пальцах, удовлетворенно покивал. Вздохнул притворно:

— Неправильно вы меня поняли, Валентина Васильевна. Мы не грабители и насильно забирать у вас ничего не будем. Я же сказал: желаем сотрудничать. Помогать. Оберегать вас от неприятностей.

— То есть ты хочешь, чтобы я обеспечивала… всю вашу компанию? Рисковала теперь еще больше?

«Ах, хороша баба, хороша! — Гонтарь откровенно любовался разгневанной, взъерошенной Долматовой. Лицо ее раскраснелось, глаза сверкали, жесты были пластичными, точными, они красочно дополняли слова этой женщины. — Страсти у нее через край. С такой в постели не соскучишься, это уж как пить дать!…»

— Валентина Васильевна, нам лучше сохранить наши отношения, — Гонтарь нисколько не повысил голоса, и во взгляде его ничего не изменилось — та же ласка и расположенность. — На «ты» мы с вами не переходили, а я все же постарше вас… Гм. Мне это мешает, честное слово! Я привык с людьми договариваться культурно, решать все миром, согласием, а ваш довольно упрямый характер… Ну да ладно, не будем углубляться, у каждого из нас есть свои недостатки. Давайте вернемся к делу. Да вы сядьте, сядьте. И вообще, чайку бы, а? Посидим, как говорится, рядком, поговорим ладком.