Чингиз Абдуллаев - Под знаком полумесяца Страница 3

Глава 2

Меня зовут Кеклик. У нас это довольно распространенное имя. Хотя на самом деле так называется куропатка. Каменная куропатка, как сказано в энциклопедиях. Но это довольно симпатичные птички и поэтому подобное имя прижилось у нас и им часто называют девочек. Вот и меня в детстве отец назвал куропаточкой. И я стала Кеклик Алиева, именно на эти имя и фамилию были выписаны мои документы в семьдесят шестом году, когда я родилась. У нас в Азербайджане фамилия Алиевых не просто самая распространенная. Можно смело сказать, что в России все Ивановы, Петровы и Сидоровы в общей массе составляют гораздо меньший процент от числа общих русских фамилий, чем Алиевы в Азербайджане. Это связано с религией, при которой особо почитался имам Али, зять Пророка, женатый на его дочери. И конечно, его сын Гусейн, внук Пророка, умерщвленный врагами и почитаемый мусульманами-шиитами как истинный наследник Мухаммеда. Именно поэтому после Алиевых у нас больше всего Гусейновых и Мамедовых. Ну а потом идут фамилии — Бабаевых и Абдуллаевых, что тоже понятно. В первом случае «баба» (ударение на втором слоге) — это отец или дед, смотря на каком из тюркских языков вы это говорите, а во втором — так звали отца Пророка. Вот и получается, что почти все самые распространенные фамилии в Азербайджане так или иначе связаны с религией. Наверное, ничего иного и не могло быть, учитывая, что мусульманство пришло на земли Азербайджана вместе с арабами еще в девятом веке нашей эры. А шиизм вообще господствующая религия в Иране и Азербайджане, что тоже связано с нашей историей и культурой.

Мой отец — Надир Агаевич Алиев, работал нефтяником на промыслах, был мастером, затем заместителем руководителя нефтегазодобываюшего управления, имел ордена и медали, даже избирался депутатом городского совета два раза. Ему было уже за сорок, когда я родилась. Моя мать была на восемь лет его младше. Когда они познакомились и поженились, ей было только двадцать четыре, а ему уже тридцать два. Сначала родились двое моих старших братьев — Мансур и Расул. А еще через несколько лет родилась и я. Мансуру было уже восемь, а Расулу шесть, когда я появилась на свет. Родители хотели девочку и получили вот такой своеобразный подарок уже в достаточно зрелом возрасте. Нужно ли говорить, как сильно они радовались и какое особое положение в семье я заняла с самого рождения. Отцу к этому времени было больше сорока, а матери соответственно тридцать три года. Мама у меня была учительницей русского языка и литературы. Имея троих детей, которых она растила, мама продолжала преподавать, благо школа, где она работала всю жизнь, располагалась по соседству. Зибейда Бабаева, так звали мою маму, из большой многодетной бакинской семьи. Все ее родственники были родом из Мардакян, это дачный пригород Баку, куда многие бакинцы выезжают на лето отдыхать. А отец родом из Нардарана. Это уже другой поселок Баку. Понятно, что родители у меня коренные бакинцы, и я тоже бакинка. У нас традиционно считается, что самые религиозные люди — выходцы из Нардарана, хотя по моему отцу этого не скажешь. Но зато мой дед, его отец, был «Мешади», еще в сороковые годы, во время иранской революции, сумевший посетить Мешхед в Иране и стать «Мешади», что в те годы было практически немыслимо. Может, поэтому его и его детей в Нардаране особенно уважали и до сих пор помнят Мешади Агу, который сумел в советское время совершить паломничество в Мешхед. В Мекку или в Кербелу в те годы попасть было просто невозможно.

В семь лет меня повели в школу, которую уже оканчивал мой старший брат и в которой учился другой брат. Эта была та самая школа, где преподавала моя мама, которая стала и моей учительницей. Более того, даже классным руководителем. Не скажу, что это было легко. Мама была требовательным педагогом и никаких поблажек я от нее не получала. Да я на них и не рассчитывала. Училась я неплохо, хотя иногда получала и тройки. Но гораздо чаще — четверки и пятерки. В школе я была непоседой и даже хулиганистой особой, которую боялись все мальчики нашего класса. Во-первых, у меня была такая мощная поддержка в лице старших братьев, которые могли наказать любого, кто посмел меня обидеть. Во-вторых, мама была нашим классным руководителем. Но честно признаюсь, что я не пользовалась ни помощью братьев, ни покровительством своей мамы. Я старательно зарабатывала свой авторитет и беспощадно дралась с мальчиками, когда нужно было отстоять свою позицию. Мама иногда называла меня «третьим сыном». Я несколько раз приходила домой с синяками и ссадинами. Но на все вопросы братьев и родителей упрямо твердила, что упала, и никогда не называла имен тех, с кем дралась.

Постепенно обстановка вокруг менялась. В восемьдесят седьмом меня еще успели торжественно принять в пионеры. Помню, как я радовалась, когда мне повязали пионерский галстук. Можете не поверить, но в девяносто первом меня даже успели принять в комсомол. Я помню, какие слова говорили тогда о верности идеалам коммунизма, о заветах старших товарищей. Штампованные фразы, которые к тому времени вызывали только смех. Но комсомольским начальникам нужно было делать карьеру, и они старались. Интересно, что к моменту распада страны в ней было почти двадцать миллионов коммунистов и в два с лишним раза больше комсомольцев. Такая большая армия людей, на словах готовых умереть за свои идеалы. И никто не умер. За исключением нескольких порядочных людей, которые просто покончили с собой. Остальные быстро перекрасились, поменяли взгляды и очень неплохо устроились в жизни. Это я к слову о человеческом постоянстве. И немного о совести.

В конце восьмидесятых начались различные потрясения, почти все ребята бегали на митинги, которые ежедневно проходили в центре города. Армянская община Нагорного Карабаха потребовала выхода области из состава Азербайджана и передачи ее в состав Армении. Началось противостояние двух республик, двух соседних народов, трагические события в Сумгаите и в Баку. Ради справедливости скажу, что первыми жертвами были двое азербайджанцев в самом Карабахе. Ну а позже уже пошло по цепочке. Погромы с обеих сторон. Наши соседи в ответ взяли штурмом наш город Ходжалы, уничтожив более шестисот мирных жителей, и захватили Шушу, бывшую столицу Карабахского ханства. И война вспыхнула с новой силой. В девяносто первом произошел распад СССР, потом у нас в течение двух лет поменялось пятеро руководителей республики. И наконец в девяносто третьем, когда в Баку к власти вернулся Гейдар Алиев, я как раз окончила среднюю школу. Вот такая бурная была у меня юность. Начинала учиться в советской школе, а окончила уже в школе независимого Азербайджана. И еще, несмотря на все эти тектонические потрясения, успела сдать нормативы мастера спорта по гимнастике. Мне это потом очень пригодилось в жизни, хотя кто мог подумать о том, что произойдет с нашей страной, когда в восемьдесят третьем я пошла в школу, а через год начала заниматься гимнастикой. Правда, события конца восьмидесятых и начала девяностых все-таки сказались и на моей спортивной карьере. В Баку выступать мне разрешали, а вот выезжать на сборы в Волгоград или для выступления в Воронеж меня уже не пускали родители. Думаю, что на их месте я поступила бы точно так же. К тому же выяснилось, что наши девочки просидели в Воронеже лишние два дня на вокзале, пока им наконец не дали автобус для возвращения назад. В девяносто первом все уже разваливалось так стремительно и быстро, что в этом не было ничего удивительного.

В следующем году погиб мой старший брат Мансур, он сражался в составе батальона добровольцев в Шуше. Мать буквально почернела от горя. У отца начались проблемы с сердцем. Другой брат тоже сражался, и родители теперь особенно переживали за него. Я поступила в педагогический университет, решив выбрать мамину профессию. Эти пять лет были тоже наполнены всякими событиями, среди которых были попытки вооруженных мятежей, противостояние ОМОНа с центральной властью, отстранение спикера и премьера от власти и много разных других потрясений. В девяносто восьмом, когда я оканчивала университет, положение уже стабилизировалось и теперь можно было относительно спокойно гулять по улицам городов, ничего не опасаясь.

В девяносто девятом в нашем доме появились сваты. Мне было уже двадцать три года, по местным меркам, почти критический возраст. Все попытки моих родственников выдать меня замуж за моего двоюродного брата Рауфа, сына брата моего отца, наталкивались на решительное противодействие моей матери. Не говоря уже обо мне, я его терпеть не могла с самого детства. Он был ниже меня на целую голову.

Мне всегда казались противоестественными подобные браки, хотя у нас они были достаточно распространены. В королевских семьях Европы это случалось достаточно часто, когда кузен и кузина сочетались династическими браками, но в наше время и с такими последствиями? Моя мама и я прекрасно знали, какие ужасные генетические сбои бывают при подобных родственных браках, и поэтому решительно отказывали родственникам, часто намекающим на возможности подобного брака. Самое обидное, что все знают об ужасных генетических сбоях, и в Баку даже открыли большой центр, занимающийся изучением таллесемии, но подобные родственные браки между двоюродными братьями и сестрами по-прежнему разрешены.