Ростислав Самбук - Нувориш Страница 37

– Точно.

– И что же вы почувствовали, когда разгорелось пламя?

– А ничего. Жарко стало, так я и отступил.

– Вы знаете – сознательное уничтожение денег карается законом?..

– Какие же это деньги, господин следователь? Купоны паршивые…

– Значит, по дороге на Ирпень? – переспросил следователь. – Куда съехали с дороги, налево или направо?

Лутак сделал вид, что задумался.

– Не помню, – развел руками.

– Не делайте из меня дурачка!

– Что вы! – даже встрепенулся Лутак. – Как можно? Водить за нос такого уважаемого человека!

«А может, он и в самом деле того… – мелькнула мысль у следователя. – Отправить на экспертизу?»

Но глаза Лутака излучали благодушие, и следователь понял, что тот ловко прикидывается, придерживаясь намеченной им версии.

«Придется подойти к нему с другой стороны», – решил следователь и спросил:

– Клиенты вашей фирмы утверждают, что примерно месяц назад «Канзас» устроил демонстрацию предлагаемых фирмой товаров. На Березняках, не так ли?

– Не отрекаюсь.

– Демонстрировались видеомагнитофоны, компьютеры, принтеры? А также дубленки, обувь и одежда? На несколько миллионов рублей. Где взяли технику и товары?

– Арендовал.

– У кого? – оторопел следователь.

– Предложил мне один коммерсант… Как же его? Извините, забыл… Так вот, за довольно скромную плату он одолжил фирме «Канзас» для устройства выставки на один день видеомагнитофоны, компьютеры, принтеры, дубленки и прочее: кожаные куртки, платья, обувь… В общем, дребедень всякую…

– Ничего себе – дребедень… Знаете, сколько одна кожанка тянет?

– Догадываюсь.

– Удивляюсь я вам, господин Лутак: вместо того, чтобы облегчить свою участь чистосердечным признанием…

– Наш украинский независимый суд, – заявил Лутак, нахально глядя на следователя в упор своими бесстыжими глазами, – справедливый и больше семи-восьми лет не даст! Ну, перехитрил я клиентов, ну, позабавился с ними, но какой для себя выигрыш от этого имел? Никакого, в этом даже милиция сегодня убедилась. Что у меня есть? Да ничего. Ни денег, ни мебели, никакой роскоши. Костюм и пальто, две пары обуви – вот и все богатство. Конфискуйте, пожалуйста, берите все, изымайте. Но учтите, господин следователь, действовал я с благородной целью: дабы вывести на чистую воду наших новоявленных капиталистов. Я – коммунист, господин следователь, приверженец равенства и братства, так меня воспитала советская власть, таким и умру. Вот и решил: нет капитализму на украинской земле, нет всем банкирам, коммерсантам, частникам! Чтоб и не пахло ими! Потому что все они – мошенники, обманщики, пройдохи. Короче, преступники. Вспомните, господин следователь, Деточкина. Вот и я решил внести свой скромный вклад в дело борьбы с дурманом капитализма. Обмануть обманщиков! – Лутак распалился, теперь он и правда верил в справедливость своих идеалов – к тому же подсознательно чувствовал, что выбрал наилучший способ защиты: надо перевести все из криминальной области в область политики, тогда и впрямь можно подать себя как идейного борца с мафией.

Следователь слушал Кузьму Анатольевича, не перебивая. Наконец, когда тот споткнулся на каком-то слове, смог прервать его велеречивую исповедь:

– Весьма похвально, что в вашем лице имеем такого убежденного борца за идею. Однако, если не возражаете, хотел бы кое-что уточнить. – Достал из ящика папку с бумагами. – Это – акты экспертизы, а свидетельствуют они вот о чем. Видеомагнитофоны, компьютеры и принтеры, поставленные фирмой «Канзас» торговому дому на Львовской площади, добыты из контейнеров ограбленного в прошлом месяце эшелона под станцией Ребровица, то есть, по общепринятым понятиям, ваша фирма причастна к грабежу. А если еще принять во внимание, что грабила контейнеры вооруженная банда – улавливаете, чем это пахнет лично для вас? Тут несколькими годами не отделаетесь, в соответствии с утвержденным Верховным Советом новым криминальным кодексом – до пятнадцати лет строгого режима.

По лицу Лутака разлилась бледность. Следователь заметил это и заявил:

– Вы соучастник и будете нести ответственность согласно закону. – Почувствовав, что отыгрался, добавил: – За вооруженный разбой!

– Но ведь я не знал… Фирма просто арендовала товары… – Вдруг спасительная мысль осенила Лутака. Следователь сказал: новый криминальный кодекс, утвержденный недавно. Когда же?

Спросил:

– И когда именно Верховный Совет принял поправки к криминальному кодексу?

– На последней сессии.

«Она ведь недавно началась, – повеселел Кузьма Анатольевич, – а закон обратной силы не имеет». Лутак, приняв напыщенный вид, съязвил:

– Вы, господин следователь, юрист и, вероятно, высокой квалификации. Ведь плохих юристов в прокуратуру не берут, так?

– Наверно.

– Не наверно, а точно. А на каком основании, господин следователь, вы запугиваете меня? Законом, который еще не действует?

Заметив, как покраснел следователь, Кузьма Анатольевич добавил:

– Как-то нехорошо получается… А следователь подумал:

«Какой черт меня дернул?.. Но ведь хотелось хоть немного проучить этого нахала, отыграться за миф о сожжении денег. Выглядит это и в самом деле недостойно, но извиняться не стану. Не извинюсь – и все. Хотя следовало бы…»

Вызвал конвоира и приказал, метнув на Кузьму Анатольевича хмурый взгляд:

– Отведите в следственный изолятор.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ НА СВОБОДЕ

Проснувшись, Иван Павлович подумал, что все его вчерашние волнения безосновательны: если бы милиция чем-то располагала против него, то уже задержала бы. Зачем ей тянуть кота за хвост? Чем раньше раскрывается преступление, тем больше почета и наград.

Выходит, напрасно он заподозрил Моринца и напустил на него Коляду с Сидоренко: Моринец принимал участие в ограблении ребровицкого эшелона и должен знать, что в любом случае его будут судить вместе с другими участниками этой операции.

Укорял себя: поспешил ты, Иван Павлович – утопил автомат, а оружие еще может пригодиться. Самое малое сто тысяч лежат теперь на дне Русановского пролива.

Луганский сделал легкую зарядку, чмокнул Марию в щечку, постоял на улице, цепким взглядом осматривая прохожих, и позвонил Яровому из автомата. Договорился о встрече, завел «Самару» и, не спеша, отправился к университету. Никто за ним не следовал, кроме такси, но и таксист отстал перед поворотом с Крещатика на бульвар Шевченко. Иван Павлович совсем успокоился и поставил машину впритык к тротуару у сквера на улице Репина.

С Яровым Иван Павлович долго не задержался, лишь несколько секунд посидел рядом на скамье, взял оставленный им дипломат и по Круглоуниверситетской улице возвратился домой. Открыв двери, увидел в прихожей незнакомого человека. Понял – конец!.. Но все же попробовал разыграть возмущение.

– Кто вы? – отступил к двери. – На каком основании?

– Майор милиции Гапочка, – представился незнакомец. – Мне открыла ваша жена. – Прошу ознакомиться: постановление прокурора на обыск и арест.

– Вы что, с ума сошли?!

– Вы обвиняетесь в ограблении контейнеров под станцией Ребровица и на Узловой.

– Какая-то чепуха… – Иван Павлович бросил дипломат с деньгами под вешалку. – Это же надо додуматься: меня – в ограблении! Я двадцать лет прослужил в госбезопасности!

– Мы еще успеем обсудить все детали вашей чрезвычайно интересной биографии, – перебил его Гапочка и приказал появившемуся на пороге гостиной человеку: – Обыскать!

Уже по тому, как его обыскивали, Луганский понял, что имеет дело с профессионалами: такие напрасно не придут. И все же заявил возмущенно:

– Вам придется извиниться…

– Все в нашей тленной жизни возможно… – не стал настаивать на своем милицейский офицер.

Гапочка все больше не нравился Луганскому: такой как вцепится, не выпустит. Да и у кого вызовет симпатию человек, пришедший арестовать тебя?

«Может, – подумал, – это чисто субъективное, ведь майор держится вежливо, улыбка почти не сходит с его лица. Однако улыбка-улыбкой, а взгляд твердый, так и веет от него холодом. А чего же ты ждал? Чтобы перед тобой расшаркивались?»

– Что ж, прошу делать свое дело, – заявил и взял у майора постановление на обыск. – Я бы уточнил – черное дело.

– На вашем месте я не делал бы таких выводов, – заметил Гапочка, пропуская в комнату Луганского.

Мария метнулась навстречу мужу.

– Скажи им, Ваня, что это недоразумение! Какой обыск – у нас…

«Дурак плешивый, – подумал Иван Павлович, – они ведь „водили“ меня уже несколько дней, а я не засек никого. И как последний болван принес домой дипломат с деньгами. Полтора миллиона для Марии…»

Эта мысль окончательно подкосила Луганского. Плюхнувшись в кресло, он как бы впал в прострацию – не хотелось ни думать о чем-либо, ни жить, лучше всего просто умереть бы.