Ричард Пратер - Четверо со «Сринагара» Страница 30

Мы подошли к креслам.

— Садитесь, пожалуйста! — предложил Сильверман. — Бренди?

— Благодарю.

Он открыл дверцу в столике, достал оттуда два высоких бокала и плеснул в них по глотку из бутылки, стоявшей на подносе.

— Арманьяк «Макуар Сент-Вивант», — с удовлетворенным видом заявил он.

Мне это мало о чем говорило, но я с видом знатока проглотил каплю жидкости на дне бокала, которой не хватило бы и для воробья, и одобрительно причмокнул. Он, конечно, не совершил такого дикого поступка. Он медленно вдыхал тонкий аромат напитка трепещущими от наслаждения ноздрями и, казалось, не пил его, а целовал, прикладываясь к бокалу тонкими чувственными губами.

— Мой любимый коньяк, мистер Скотт, — мечтательно проговорил он. — Ему тридцать лет…

Мы с арманьяком, оказывается, были почти одногодки! Это открытие несколько улучшило его вкус, хотя и оставило сожаление о количестве. Все здесь было для меня загадкой: Сильверман, вся эта обстановка… Он был очень мил и очарователен и абсолютно ничем не выдавал своего отношения к моему визиту. Кроме того: глядя на него, можно было поклясться, что он даже очень рад ему.

Он откинулся на спинку глубокого кресла, небрежно придерживая высокий бокал тонкими холеными пальцами аристократа и настоящего джентльмена и слегка покачивая в нем ароматную темно-золотистую жидкость.

— Может быть, начнем с того, что вы объясните мне, почему вы здесь? — предложил он.

— Я только сегодня вечером узнал, кто вы такой. Я жаждал встретиться с вами с той минуты, когда впервые увидел вас на «Сринагаре».

— Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Скотт! Вы никогда не видели меня на «Сринагаре».

— Мистер Сильверман, не стоит начинать разговор так, будто вы уверены, что перед вами сидит последний кретин…

Он успокаивающе поднял руку ладонью вперед:

— О, разумеется, я был на борту! Вы знаете это. И я это знаю. Но мне хотелось бы внести некоторую ясность в самом начале нашей дружеской беседы, ибо я хочу верить, что она будет именно дружеской. Никто, кроме вас, не видел меня там. И, разумеется, если вы станете продолжать распространять ваши смехотворные обвинения, я не только буду начисто их отрицать, но даже привлеку вас к суду за клевету.

Он умел заставить свой голос звучать металлом. В общем, это был мягкий, хорошо поставленный голос, весь как бы пропитанный высокой культурой и воспитанием, как у английского пэра, жующего конфетки, но он мог меняться. Когда он сказал: «Я хочу верить, что она будет дружеской», то его слова звенели так, словно катались по стальной решетке.

— Это как раз то, что я ожидал от человека, которому есть что скрывать, — сказал я.

— В некотором смысле вы правы, — он снова понюхал свой арманьяк, словно намеревался выпить его носом, — мне есть что скрывать, а именно тот факт, что я беседовал с Крейгом Велденом в ночь его убийства. Ни до этого, ни после, разумеется, я не видел этого человека. Но мне в моем положении… — он сделал паузу. — Честное слово, я не хочу казаться чванливым, мистер Скотт, но ради достижения ясности мне придется пойти на это. Человек в моем положении, известный в кругах… ведущих деятелей нашего общества, не может позволить себе даже намека на скандал. Даже малейшая сплетня не может быть связана с моим именем. Мои друзья, мои соратники, опера — о, это просто немыслимо! Короче говоря, я не могу допустить, чтобы стало известно, что я был на борту «Сринагара» в ту злосчастную ночь!

Речь его была плавной, чарующей, почти гипнотизирующей. Я словно купался в его словах. Только я очень подозревал, что это была просто глазная примочка.

— Это была поистине злосчастная ночь, мистер Сильверман, — сказал я. — Надеюсь, вы меня простите, но я позволю себе подчеркнуть, что вы собирались скрыть факт вашего пребывания на борту не только после того, как узнали о смерти Велдена, но и перед этим. Я могу понять первое в связи с особенностями занимаемого вами положения, но к чему было являться на борт «Сринагара» и скрываться там таким таинственным образом?

Сильверман грустно улыбнулся, словно я уже по уши погрузился в зыбучий песок, и он был бессилен чем-либо мне помочь так как сам стоял на моей голове.

— Прошу вас, мистер Скотт. Я уверен, что вы не стремитесь полностью нарушить наши и без того натянутые отношения. Я не собираюсь делать тайну из своих передвижений и вообще не действовал, как вы выразились, «таинственным образом». Я прибыл на борт «Сринагара» рано, так как хотел принять участие в интересном вечере, который был запланирован уже давно. Мистер Госс мой старый знакомый, даже друг, если хотите, и я решил его навестить. Так я и сделал. Во время вечера этот Велден и некий тип по имени Наварро зашли к Бобу, то есть к мистеру Госсу, по делу, о котором я ничего не знал. Это было как раз в тот момент, когда вы ворвались в каюту. Вскоре мы разошлись, каждый в свою сторону. Я посидел немного с Госсом и ушел. К тому времени, я полагаю, все гости уже разошлись, но это было чистое совпадение… — он вздохнул. — На следующий день я узнал, что Велден убит. Естественно, я немедленно связался с Госсом и объявил ему, что я никоим образом не могу допустить, чтобы я был замешан в это дело, и что будет лучше, если мое присутствие на борту «Сринагара» будет полностью забыто.

Он произнес это довольно длинное объяснение с усталым, скучающим видом, словно объяснял нечто весьма примитивное человеку, от которого не ждут, чтобы он понял все сразу. Все было именно так, как и следовало ожидать, если бы то, что он говорил, было правдой. В его словах и особенно в его тоне и манерах было что-то весьма убедительное. Однако я все равно не верил ему.

И вдруг этот тип показался мне еще более опасным, чем Госс — Госс, Наварро и остальные, причинившие мне столько неприятностей. Если Сильверман лгал и оставался при этом милым и приветливым, хладнокровным, уверенным, полным самообладания и почти убедительным, то в таком случае он был человеком, который вполне мог стоять на трупах, обращаясь к одному из них, вдохновенно перефразируя Гамлета: «О, бедный Скотти!»

— Однако остаются еще мелочи, которые беспокоят мена, — сказал я. Он поощрительно кивнул.

— Выкладывайте!

— Вас было четверо в каюте. Кроме вас, там находились Велден, Наварро и Госс. Велден был убит той ночью. В эту же ночь Наварро пытался дважды вышибить из меня мозги, причем один раз это произошло, когда вы послали его со мной за трапом. На следующий день Госс пытался подкупить меня пятью тысячами долларов с тем, чтобы я забыл все, что видел на «Сринагаре». С тех пор меня неоднократно пытались убить всякие темные личности… — я выдержал паузу. — Не находите ли вы, что эта активность кажется уж очень странной для невинной встречи друзей?

— Это меня не касается. Я здесь совершенно ни при чем. Я не обязан ни контролировать, ни отвечать за действия других.

Речь его становилась более краткой, отрывистой. Слова звучали остро и резко, словно он оттачивал их зубами, прежде чем метнуть ими в меня. Металл снова зазвучал в его голосе и затем проявился в чертах его лица. Совсем немного, но более чем достаточно, чтобы совершенно изменить его внешность. Это было лицо человека, который может, не задумываясь, хладнокровно уничтожить своих партнеров по сделке и вскарабкаться по веревке повешенного, чтобы украсть у жертвы ее последний вздох.

— Это мое последнее слово по этому поводу, — продолжал он еще более резко и отрывисто. — Что касается Наварро, то здесь я не в курсе дела. Однако мне стало известно, что он питает к вам вражду в связи с некоей особой женского пола, к которой он не совсем безразличен. Это, разумеется, ваше личное дело — его и ваше. Я имею в виду это. И для меня оно лишено всякого интереса. В отношении Велдена могу повторить, что ни до его смерти, ни после я его не видел. Само собой разумеется, Госс предлагал вам деньги: он знал, что я не хочу никаких скандалов, связанных с моим именем, и по своей собственной инициативе решил ошибочно, конечно, что деньги смогут вас удовлетворить. Если «темные личности», выражаясь вашим языком, делали попытки убить вас, то это очень печально, но это никоим образом не связано со мной. Я боюсь обидеть вас, но мне абсолютно безразлично, увенчались бы их попытки успехом или нет, — он выдержал паузу, глядя на меня глазами, из которых только-только не валил дым. — Могу добавить, что из нашего короткого знакомства, мистер Скотт, я вывел заключение, что колоссальное количество людей, должно быть, жаждет убить вас…

Речь его становилась все неприятнее, пока наконец не достигла границ тона, которым хозяин разговаривает с рабом. По собственному опыту я знаю, что любой человек — это всего лишь голос, дрожащее существо, выброшенное кораблекрушением на необитаемый остров и рядящееся в маскарадные одежды, чтобы произвести впечатление на окружающих не хуже, но и ничуть не лучше других. По крайней мере, до тех пор, пока он не убедит меня в обратном.