Сью Графтон - «У» – значит убийца Страница 51

На L-образном столе в центре зала лежала кипа листков с повесткой дня. Я на мгновение поднялась со своего стула, чтобы взять один листок. По-видимому, любой человек в зале мог запросто задавать вопросы совету директоров, почти все писали записки и передавали их в президиум. Некоторые из присутствующих вставали со своих мест, подходили друг к другу, совещались, готовя, видимо, совместное заявление. Я понятия не имела, что вообще здесь происходит. Повестка дня, которую я мельком просмотрела, показалась мне невыносимо скучной, но меня это и не заботило. Было интересно, смогу ли я узнать "Коротышку" Стоктона. Многие из нас выглядят маленькими и толстыми, когда сидят.

В семь ноль три собравшихся призвали ко вниманию. Члены совета директоров заняли свои места. Были зачитаны результаты выполнения решений предыдущего собрания. Повестку дня приняли единогласно, без обсуждения. В зале стояла тишина, лишь изредка раздавались покашливания. Выступавшие, все как один, говорили ровным, монотонным голосом, отчего предмет обсуждения представлялся еще более скучным. Вопросы деятельности компании освещались членами совета в такой сухой манере, которая больше подошла бы к заумной беседе теологов. Если здесь и на самом деле происходило что-то важное, то суть от меня явно ускользнула. Поразило меня лишь одно. В своем телефонном разговоре с Недом Кларк Эссельман проявил недюжинную страсть. Видно, за кулисами можно было дать волю своим чувствам, а на публике следовало сдерживать эмоции на благо общего дела.

Присутствующие один за другим выходили вперед и обращались в президиум с заготовленными заявлениями. Они зачитывали их громкими голосами, стараясь сухо изложить суть. От тепла человеческих тел и работающего отопления в зале было не просто жарко, а убийственно душно. А поскольку я недосыпала уже в течение пяти дней, то клевала носом, качаясь на стуле из стороны в сторону. Со стыдом должна признаться, что фактически я заснула. Это было нечто вроде нырка в бессознательность. И поняла я это только тогда, когда мой подбородок уперся мне же в грудь. Наверное, я бы продолжала спать, но меня вернул к действительности жаркий обмен мнениями. С опозданием я поняла, что начало его пропустила.

Выпрямившись во весь рост, Кларк Эссельман осуждающе направил указательный палец на стоящего у трибуны мужчину.

– Вы и подобные вам люди разрушаете страну.

Человек, к которому обращались эти слова, должен был быть Джоном «Коротышкой» Стоктоном. Пяти футов роста, очень тучный, с круглым детским лицом и темными редеющими волосами. Лицо его покрывал обильный пот, который он утирал носовым платком.

– Люди, подобные мне? Неужели, сэр? Давайте не будем переходить на личности. Речь идет не обо мне, да и не о вас. Речь идет о рабочих местах для жителей нашего города. О процветании и прогрессе для граждан этой страны, для...

– Чушь! Речь идет о том, как ты делаешь деньги, сукин ты сын. Что ты тут еще несешь о благе страны? К тому времени как это... это решение будет осуществлено, ты наверняка уже успеешь умыть руки. Будешь подсчитывать свои доходы, в то время как все мы на протяжении долгих веков будем расхлебывать это дерьмо.

Подобно двум влюбленным, Кларк Эссельман и Джон Стоктон, казалось, не замечали уже никого вокруг себя. Атмосфера в зале наэлектризовывалась, присутствующие возбужденно переглядывались.

Голос Стоктона был сладким до тошноты.

– Сэр, рискуя оскорбить вас, я позволю себе все-таки задать вам вопрос. А что сделали вы для решения жилищной проблемы, борьбы с безработицей, для финансовой поддержки жителей округа Санта-Тереза? Что вы ответите на это?

– Не уходите в сторону от вопроса.

– Да ваш ответ ровным счетом ничего и не значит. Вы не пожертвовали ни центом ради благосостояния общества, в котором живете.

– Это неправда... Это неправда! – прокричал Эссельман.

Но Стоктон продолжал:

– Вы заблокировали экономический рост, подвергли обструкции политику занятости, стали препятствием развитию строительства. Вы встали на пути у прогресса. А почему бы и нет? Ведь вы-то свое получили. Так какое же вам дело до всех нас? Да для вас было бы лучше, если бы мы все попрыгали в океан.

– С океаном вы абсолютно правы! Пойдите и утопитесь в нем.

– Джентльмены! – Со своего места поднялся президент.

– Позвольте, я вам кое-что скажу. Вот вы уйдете, и возможности для развития тоже будут упущены. Кто же заплатит за отсутствие у вас воображения?

– Джентльмены, джентльмены! – Президент постучал по столу молотком, но безрезультатно.

Серена вскочила на ноги, но отец отмахнулся от нее тем же небрежным жестом, каким, наверное, невольно обижал ее еще в детстве. Она снова села, в то время как Эссельман продолжал кричать, содрогаясь:

– Оставьте свои разглагольствования для членов клуба бизнесменов, молодой человек. Меня тошнит от бредней этого выскочки. Правда заключается в том, что вы явились сюда во имя всемогущего доллара, и вы сами знаете это. Если вы так заинтересованы в экономическом росте и всеобщем благе, тогда пожертвуйте землей и всеми своими доходами. Не прячьтесь за дешевой риторикой...

– Вот вы и пожертвуйте. Почему бы вам не сделать что-нибудь? Вы богаче, чем многие из присутствующих вместе взятых. И не вам говорить о риторике, вы, чванливая задница...

Сбоку от Стоктона откуда ни возьмись появился одетый в униформу охранник и взял его за локоть. Стоктон стряхнул его руку и пришел в ярость. Но тут с другой стороны к нему подошел кто-то из его коллег и помог охраннику вывести Стоктона из зала. Эссельман остался стоять, взгляд его горел гневом.

Пока выступали все последующие ораторы, я наклонилась к своему соседу:

– Боюсь показаться вам дурочкой, но что тут такое произошло?

– Джон Стоктон пытается получить разрешение на водопользование для большого участка земли, который он хочет продать компании "Маркус Петролеум".

– Мне казалось, что такие сделки должны осуществляться под контролем муниципалитета.

– Совершенно верно. Месяц назад сделка была одобрена единогласно при условии, что новые хозяева будут использовать воду, которая очищается компанией "Колгейт Уотер". Все шло к тому, что никаких возражений не будет, но Эссельман вдруг решил броситься в контратаку.

– А по какому же поводу такой скандал?

– Стоктон является владельцем некоторых участков, которые весьма интересуют нефтяные компании. Но всем им грош цена без воды. Эссельман поначалу поддержал его, а теперь вдруг выступил против. "Коротышка" почувствовал себя преданным.

И опять мои мысли вернулись к тому телефонному разговору. Эссельман упоминал что-то о том, как совет директоров дал уговорить себя на какую-то сделку, в то время как сам он находился в больнице.

– Стоктон занимался всем этим в то время, как Эссельман был болен?

– Совершенно верно. И почти преуспел в этом. Теперь же, выйдя из больницы, Эссельман пытается использовать все свое влияние для того, чтобы опротестовать согласие совета директоров.

Сидевшая впереди женщина обернулась и смерила нас уничтожающим взглядом.

– Не могли бы вы говорить потише, люди здесь заняты делом.

– Извините.

Президент отчаянно пытался навести порядок, но разгоряченная публика не проявила никакого интереса к этим его попыткам.

Я поднесла ладонь ко рту.

– И было голосование по этому вопросу? – спросила я тихо.

Мой сосед покачал головой.

– Вопрос возник год назад, и совет директоров назначил специальную комиссию для изучения проблемы и выработки рекомендаций. Они провели исследование возможного вредного воздействия на окружающую среду. Вы знаете, как это делается. Обычные стандартные тесты, в надежде на то, что никто не обратит особого внимания на результаты. На голосование вопрос будет поставлен не раньше следующего месяца. Вот поэтому-то они и ломают сейчас копья.

Женщина, сидевшая впереди, полуобернулась и поднесла палец к губам, прервав наш разговор.

Как раз в этот момент Эссельман опустился в свое кресло, щеки его были пунцовыми. Серена обошла вокруг стола и, к его неудовольствию, уселась рядом. "Коротышки" Стоктона нигде не было видно, но со двора доносился его голос, полный гнева. Кто-то пытался его успокоить, но безуспешно. Собрание шло своим ходом. Президент бодро перешел к следующему пункту повестки дня, под которым значилось: "Противопожарная спринклерная система". Обсуждение этой проблемы прошло гладко. Когда я выскользнула из зала, Стоктон уже ушел. Двор опустел.

Глава 18

Я поехала в больницу. По дороге остановилась, чтобы заправиться. Я знала, что к моему приезду время посещения уже закончится, но в отделении, где лежала Дэниель, были свои правила. Родственникам разрешалось пятиминутное пребывание в течение каждого часа. Здание клиники было ярко освещено, ну прямо-таки отель на побережье. Мне пришлось проехать целый квартал, чтобы найти место для парковки. Я пересекла вестибюль и свернула направо к лифтам, чтобы подняться в отделение интенсивной терапии. Выйдя из кабины, я подошла к местному телефону, висевшему на стене, и позвонила на сестринский пост. Сестра ночной смены ответила вежливо, но не вспомнила моего имени. Она попросила меня подождать, не потрудившись даже заглянуть в палату Дэниель. Я принялась изучать картину с морским видом, висевшую на стене. Через минуту в трубке вновь раздался голос сестры, на этот раз он звучал гораздо дружелюбнее. Она, видимо, решила, что я из полиции. Чини наверняка шепнул кому-то пару слов, чтобы меня пропускали к Дэниель.