Ричард Пратер - Двойные неприятности Страница 60

Но как туда забраться?

Я взгромоздился на жестяную бочку из-под керосина, придвинутую к стене, но только еще больше выпачкался. Я подкатил еще одну бочку, поставил ее рядом с первой, а поверх них посередине поставил третью бочку — точь-в-точь как ставят банки консервов в витрине продовольственного магазина. Сооружение получилось зыбкое. Стоит сделать одно неосторожное движение, и грохот будет слышен аж на Анакостиа-Ривер.

Я снова забрался на бочку и схватился за подгнившее дерево. Оно рассыпалось у меня под рукой, и я чуть было не свалился с бочки. Когда я восстановил равновесие, оказалось, что передо мной отверстие длиной около трех, а шириной около одного фута. Я видел огни взлетно-посадочной полосы и «Дакоту». Трапа не было. Люк открыт.

Где же Скотт? Как обстоят дела со светом?

Я слегка наклонился в сторону, потому что у меня под руками отломился еще один кусок дерева, и мой центр тяжести сместился. В тот же миг послышался громкий звук, словно что-то упало и покатилось по полу, за ним последовали скрежет металла и грохот, когда сложенная из жестяных бочек пирамида стала рассыпаться подо мной. Весь этот грохот эхом отозвался в пустом ангаре.

И в нем таилась смертельная опасность для меня.

Я едва успел слезть со своего насеста и спрятаться за тремя бочками, когда дверь, ведущая из ангара в гараж, распахнулась.

Шелл Скотт Я остановился у двери командно-диспетчерской будки. Над головой хлопал на ветру разорванный ветровой конус. Сигнальные огни на взлетно-посадочной полосе все еще горели, и в окне я увидел двоих мужчин.

Когда я бежал сюда, низко пригнувшись к земле, то заметил валявшуюся у меня на пути сосновую палку и подобрал ее.

Она была чуть больше бейсбольной биты, но не такая тяжелая.

Взвалив палку на правое плечо, я левой рукой схватился за ручку двери. Драму предстоит ответственная миссия, и я должен ему помочь. Моя роль в затеянной нами авантюре была непростой, но не шла ни в какое сравнение с тем, что предстояло сделать Драму. Ему нужно будет войти в помещение, по соседству с которым уже собрались бандиты и где скорее всего светло и тихо. И спрятаться там, в сущности, негде. А я действую под покровом темноты, и мои шаги надежно заглушает шум ветра и дождя. И я наверняка... умру значительно позднее Драма. Тем временем на посадочной полосе наконец окончательно заглохли двигатели «Дакоты», открылся люк, и из него на землю посыпались люди. Я насчитал уже добрых полдюжины человек, а они все сыпались и сыпались. Самолет был подобен курице, извергающей из своего чрева тухлые яйца. Ветер завывал у меня в ушах. Другие «тухлые яйца», возможно, уже решетят тело Драма в ангаре, ведь при таком ветре я буквально ничего не слышал.

Но ведь тогда и Драм, наверное, ничего не услышит.

Я широко распахнул дверь командно-диспетчерского пункта и шагнул внутрь.

Оба парня быстро оглянулись и недоуменно уставились на меня. Я приблизился к ним.

— Тушите свет, тупицы! — заорал я. — Вы что, хотите, чтобы вся — страна тут приземлилась?

Один из них кинулся исполнять мое приказание. Другой продолжал пялиться на меня. Поэтому, не долго думая, я заехал ему в глаз. Потом, подойдя поближе, снял с плеча палку и размахнулся ею, целясь ему промеж глаз. Он сунул руку под форменную куртку, нашаривая пистолет, но в этот момент палка достигла цели.

Свет на взлетно-посадочной полосе и в его глазах вырубился одновременно. Второй парень у контрольной панели громко заорал, когда я повернулся к нему. Не знаю, в какое место я ему угодил, но явно не промазал. У обоих парней под форменными куртками были спрятаны пистолеты. Я отобрал у них два тяжелых кольта 45-го калибра, причем один немедленно пустил в ход, ударив прикладом второго неприветливого служащего, затем повернулся и дал деру.

Я бежал в темноте по бетонированной дорожке. По моим расчетам, Рейген со своими ребятами должен был как раз направляться к ангару. Один раз я споткнулся о пучок травы, пробившейся через цемент, упал, потом вскочил и, припадая на одну ногу, побежал снова.

И тут я услыхал твердый голос Рейгена, который, как таран, способен пробивать стены:

— Какого черта! Что тут происходит? Кто это такой, черт его подери?!

Они услыхали мои шаги и остановились в десяти ярдах от входа в ангар. Я бежал прямо на них, ощущая, как сердце разбухает у меня в груди, готовое вот-вот само разорваться и разорвать на части мою грудь. Я повысил голос на октаву и сказал сквозь зубы:

— Какие претензии? Я просто вырубал огни. Мы думали, что вы уже вообще не прилетите.

Я не был доволен своей импровизацией, но она сработала.

А раз сработала, значит, все в порядке. Зато вид мой явно подкачал. Хотя и было темно, но разве темень способна скрыть рост, специфический силуэт, смутные черты лица? Впрочем, и при свете дня черты моего лица были бы скорее всего такими же смутными, за что я должен благодарить Драма.

— Ладно...

Рейген еще раз повторил свое любимое ругательство, и окружавшая его толпа двинулась вдоль длинной стены здания. Я восстановил в памяти расположение внутренних помещений, как обрисовал его Драм. Сначала шел ангар, потом гараж. Сейчас мы шли как раз мимо гаража. В дальнем конце здания виднелось несколько тускло освещенных окон. Там находилась контора, или административная часть. Сэнд, Аббамонте и их головорезы должны быть сейчас там. Шедшие рядом со мной люди Рейгена тихонько переговаривались между собой, но я не прислушивался к их разговору, я настороженно ждал выстрелов, моля Бога, чтобы стрелял именно Драм, а не кто-то другой и к тому же мне в спину. Сердце мое тряслось, словно юбка у танцовщицы, исполняющей хулу.

Мы подошли к двери административного крыла. Сразу справа от нас были окна. За вспотевшими стеклами окон, покрытыми дождевыми каплями, я смутно различал движущиеся фигуры, и вокруг меня в сумеречном свете тоже задвигались фигуры. Я насчитал человек восемь-девять. Один из них схватился за ручку двери, помедлил, потом широко ее распахнул.

«Драм! — мысленно заорал я. — Где ты? Где ты, черт тебя подери?!» Он не ответил. Наверное, он уже мертв. У меня подкосились ноги. Но не от страха, — я не успел испугаться, — а от жуткого перенапряжения, как у заведенной до отказа куклы.

Тем временем первый из шайки Рейгена переступил порог здания. Я с шумом выдохнул воздух и сделал глубокий вдох.

И тут я вдруг понял, что наша затея обречена на провал. С самого начала у нас не было ни единого шанса на успех. Мы, наверное, спятили. Конечно же просто сошли с ума!

Я сунул руки в карманы, отступил назад, а потом, как фокусник, извлек оттуда два сорок пятых. Сердце колотилось у меня в горле. Из открытой двери хлынул яркий свет. А что, если Драма там нет...

Мне не хотелось думать об этом в тот момент.

Скотт и Драм убивают вечерок

Тайдуотер, штат Мэриленд, 22 ч. 46 мин., воскресенье, 20 декабря

ЧЕСТЕР ДРАМ

Из двери, ведущей из ангара в гараж, выскочил человек с револьвером в руке. Это был коротышка в очках с металлической оправой. Тот, кто с ним не знаком, счел бы его смертельно опасным типом. Я же знал его. Конечно, он коротышка. Но ведь и тарантул тоже не слишком велик.

Это был Очкарик.

Он пробирался между упавшими бочками, внимательно оглядывая их на ходу. Затем осмотрел ангар, включая дверь, ведущую на улицу. Постоял немного у двери, раздумывая. Если он не попробует ее открыть, ему ничто не грозит. Если попробует, то обнаружит сорванный замок и поднимет тревогу.

И пока Очкарик пребывал в нерешительности, я тоже медлил. Особым умом Очкарик, конечно, не отличался, однако, чтобы проверить дверь, особого ума не требуется — это же элементарно.

Когда Очкарик все-таки взялся за дверную ручку, я бросился бежать.

Он открыл дверь, но под напором сильного ветра держать ее открытой можно было только двумя руками, поэтому его револьвер оказался нацеленным вниз. Из-за шума ветра и дождя он не мог слышать моих шагов.

Я рывком вытащил свой «магнум» и наставил его на Очкарика. В последнее мгновение он качнул головой, не знаю уж почему. Просто качнул головой. Ствол «магнума» уперся ему в плечо, и в тот же миг натренированным жестом я обхватил левой рукой его шею. Он исторг звук, напоминающий мяуканье, не очень громкий, а потом умолк, потому что я перекрыл ему доступ воздуха. Очкарик замолотил каблуками по цементному полу. Я приподнял его. Он царапнул цемент носками, а потом повис на моих руках. Левой он вцепился мне в ухо, но я не отпустил его. Его пальцы начали ослабевать. Дверь стала хлопать на ветру. Очкарик окончательно обмяк и выронил револьвер.

И в этот самый момент погасли огни на взлетно-посадочной полосе.

Я наклонился за револьвером Очкарика, а когда засовывал его в карман, дверь, ведущая в гараж, распахнулась и в дверном проеме возник силуэт высокого мужчины, которого прежде мне не доводилось видеть. В руке у него был пистолет, и он им немедленно воспользовался. Пуля угодила в дверной косяк совсем рядом с моей головой, так что щепки посыпались мне в лицо.