Лесли Горвиц - Формула смерти Страница 47

— Вы не представляете, как я рада это слышать!

— Да, пожалуй… — он замолк в нерешительности. — Можно, я расскажу вам одну историю?

— Почему бы нет?

— Когда-то у меня был друг, ветеран вьетнамской войны. Он служил там медиком. Так вот он рассказывал мне о том, что в армейские госпитали иногда привозили ужасно покалеченных солдат, зачастую парализованных. Иногда сестры проявляли к ним сочувствие…

Он замолк, как будто забыл, о чем собирался сказать. Глаза его не мигая смотрели в стену, и, когда он снова заговорил, голос его дрожал.

— Видите ли, если они еще что-то ощущали, я имею в виду раненых, своим мужским естеством, эти сестры… не все, конечно, но некоторые, приходили к ним ночью и помогали им получить маленькое удовольствие после всего того, через что им пришлось пройти. И я вот подумал. Если я помогу вам в том, о чем вы просите… ну… проявите вы ко мне такое же сочувствие, как эти сестры? Я буду вам очень признателен.

Глава 5

Влажные тела, частое и прерывистое дыхание — они растворялись в любви, забыв обо всем, что выходило за пределы этих стен.

Несколько минут лежали обнявшись, слишком утомленные, чтобы двигаться. Он все еще оставался в ней; ее лицо потеряло четкие контуры и расплывалось у него перед глазами, и не потому, что рядом и полумрак в комнате — страсть размягчила черты, разгладила немногочисленные морщинки. Ее глаза светились любовью и неотрывно смотрели на него.

— Что случилось? — спросил он, удивленный этой пристальностью ее взгляда.

— Ничего, — ответила она. — Смотрю на тебя.

Повернув голову, взглянула на потолок, дыхание выровнялось, она высвободилась из его объятий и отвернулась к стене — виден только ее затылок.

— Что произошло? — он склонился над ней, пытаясь заглянуть в глаза, недоумевая: как может она быть такой страстной всего минуту назад и полностью безразличной теперь? Такую смену настроений, казалось, понять невозможно.

— Майкл, — ему не понравилось, как она произнесла его имя, в голосе послышались обвинительные нотки.

— Что? — он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо.

— Я тебе кое-что покажу.

— Покажи!

— Я вообще-то не собиралась этого делать… потому что это уже не имеет значения.

— Я тебя совершенно не понимаю, — он вдруг почувствовал холодок в груди: что-то должно случиться, что-то скверное. Он осознал это с удивительной ясностью, но предотвратить беду не мог и приходил от этого в отчаяние.

Она натянула на себя майку, которую час назад в спешке швырнула прямо на пол, и вышла из комнаты. Когда вернулась, в руках у нее была банка.

Щелкнула выключателем, и яркий свет на мгновение ослепил Майкла. Когда его глаза снова обрели способность видеть, он понял, что в банке находится какой-то образец, а именно — человеческий мозг, погруженный в раствор. Он имел серовато-розовый цвет и был сильно поврежден в затылочной части.

Майкл поднял глаза и вопросительно взглянул на Гейл. На ее бесстрастном лице ничего нельзя было прочесть.

— Это мозг Алана? — его удивило то обстоятельство, что, назвав имя брата, ничего не почувствовал, потому что его не было, даже части, был лишь образец, важная улика.

— Как тебе удалось его вынести?

— Это сейчас неважно! — вдруг выкрикнула она. — Разве имеет значение, как я его заполучила? Он у нас, и это главное… — и, опустив голову, чтобы избежать его взгляда, она с горечью добавила: — Не надо меня спрашивать…

— Что ты хочешь сказать, Гейл? — его поразило то, что Гейл делала все возможное, чтобы помочь ему. Он хотел подойти к ней, обнять и сказать, как он ей за это благодарен.

— Этот мозг — не Алана, хотя на банке есть этикетка с надписью «Алан Фридлэндер». Я осмотрела его. Алан получил два пулевых ранения в голову, а здесь только одно. Они его подменили. Это уже не улика!

Майкла такой оборот совсем не удивил. Если доктор Магнус не испытывал особых угрызений совести, подделывая заключения о смерти раньше, то не было никаких оснований думать, что он исправился и не занимается тем же сейчас. Майкл не испытывал разочарования, но Гейл, казалось, удручена неудачей.

— У нас есть еще информация, которую я обнаружил в компьютере Алана. Она кое-чего стоит. Мы уже не топчемся на месте, как раньше!

Майкл так боялся лишиться этой информации, что не поленился переписать весь список сделок на гибкий диск, и теперь носил его с собой всегда. Он не хотел, чтобы диск постигла участь магнитофонной кассеты. Гейл, как видно, не осознала пока в полной мере значение финансовых сделок Алана. Хотя, возможно, ею овладело равнодушие.

— Майкл, — она поставила банку с образцом на столик у кровати. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

Майкл понял, что предчувствие его не обманывало. Именно сейчас и случится что-то скверное. Он почувствовал горечь во рту, замер от страха и беспомощно ждал неминуемого.

— Я больше не могу, — почти прошептала Гейл. — Я бы хотела быть сильной, но…

Она села на краешек кровати на некотором расстоянии от него. Майкл увидел просвечивающиеся сквозь тонкую ткань майки груди и почувствовал болезненную эрекцию. К нему вернулся голос:

— Продолжай. Пока я ничего не понимаю.

— Я зашла с тобой слишком далеко. Мне приходится делать то, что я делать не хочу, что мне отвратительно.

— Что именно? Гейл, не темни, рассказывай.

Она покачала головой, и пряди волос упали на ее лицо.

— Сейчас я не могу говорить об этом. Но выслушай меня, Майкл, и постарайся понять, — она обратила к нему свое лицо, и он прочел в ее глазах затаенную боль. Гейл собиралась с силами, и давалось ей это нелегко. Майкл забыл про свою собственную боль.

— Что, Гейл? Скажи мне, что именно? — он схватил ее за руки.

— Майкл, я больше не хочу встречаться с тобой. Иногда мне кажется, что я тебя люблю, и если бы не все эти страсти, может быть, у нас с тобой что-нибудь получилось бы. Но ты втянулся в это дело, и втянул меня. Я больше так не могу. Такая жизнь не для меня, — она нашла глазами банку с образцом и вздохнула.

— Я не хочу, чтобы ты участвовала в деле, которое касается лишь меня. Гейл, дорогая, только не прогоняй меня. Ты мне нужна.

— Я не нужна тебе, — твердо сказала она. — Ты справишься сам, Майкл. Я больше не могу участвовать в этом деле, но, что бы ты ни говорил, все равно ты втянешь меня опять. Этому нужно положить конец.

Итак, сегодня они занимались не любовью. Скорее всего, это было прощальное траханье.

Между ними словно встала непреодолимая стена. Оба молчали, и когда молчание стало невыносимым, Гейл сказала:

— Уходи, Майкл. Уходи, пожалуйста.

Она не плакала. Если ей этого и хотелось, она поплачет без него.

Он направился к двери, лихорадочно подыскивая нужные слова, которые могли бы все вернуть на место, или, на худой конец, смягчить ее сердце. Ведь когда-нибудь Гейл может передумать.

Зазвонил телефон. Внешний мир неумолимо вторгался в их жизнь. Он попытался подслушать, с кем и о чем она говорит, но она говорила приглушенно и не называла собеседника по имени.

Он представил себе другого мужчину, будущего любовника, который не станет усложнять ей жизнь, с которым можно ни о чем не беспокоиться. Майкл понял, что будет ослом, если задержится здесь еще хоть на секунду. Слова, которые он хотел ей сказать, так и не нашлись. Наверное, их вообще не существовало в природе. Пока он еще в состоянии это сделать, нужно уйти. Майкл открыл дверь и вышел, тихо прикрыв ее.

Глава 6

Машина двигалась в направлении центра, петляя по плохо освещенным улицам, которые все в конце концов выводили к реке. Никто не объяснил Гейл, куда они едут и когда доберутся до места. Она уже поняла: что бы сейчас ни сделала, это только осложнит ее положение и ни к чему хорошему не приведет. Ей следовало отказать Магнусу, когда тот позвонил, и вообще избегать сотрудничества с ним. Почему она оказалась в его машине — блестящем сером «кадиллаке», которым управляет совершенно незнакомый ей человек? Что принудило ее поступать не так, как подсказывает здравый смысл?

Майкл, порвать с которым не удается, или его порывы, воспринятые ею как свои собственные? Гейл чувствовала, что это какими-то нитями связано с Вильямом, в смерти которого она привыкла винить только себя. Ей хотелось накричать на кого-нибудь или поколотить, а лучше бежать из этого каменного лабиринта без оглядки, но вместо всего этого она сидит в машине Магнуса, человека, обманувшего ее доверие. Девушке виднелся его затылок, плохо выбритая шея и перхоть на плечах.

— Я знаю все. Все, чем вы в последнее время занимаетесь, Гейл, — сказал он, впервые не назвав ее «доктор Айвз».

— Ну и?.. — она оставалась спокойной, будто все это ее не касается, смотрела в окно — ехали по Четырнадцатой улице в западном направлении.