Борис Старлинг - Мессия Страница 63

— Да ладно тебе. Он ничего не имел бы против.

— А вот и имел бы.

— Почему? Потому что от него ушла Сьюзен?

— Нет, вовсе не поэтому. Просто мы хорошо ладим, между нами сложились правильные деловые отношения, и было бы неразумно нарушать этот баланс. Я лично не хочу, чтобы Ред начал чувствовать себя посторонним.

— Джез, ты сам понимаешь, что хватаешься за соломинку. В чем вообще дело? Может, ты гомик?

Он смеется.

— Не глупи.

— Ну откуда мне знать. Человек, который распутал дело Колина Ирлэнда. Разве не было бы большой иронией, если бы ты в конце концов оказался одним из них? Не удивительно, что ты так хорошо справился с тем делом. Рыбак, как говорится, рыбака…

— Колин Ирлэнд не был геем, Кейт, и я не гей.

— Кто громче всех кричит «держи вора»?

— Кейт…

— Бьюсь об заклад, все ребята в «Коулхерне» влюблены в тебя, мистер Мускул, — выплевывает она в неожиданном порыве пьяного озлобления.

Джез встает.

— Думай что хочешь, Кейт. Но выслушивать всякие бредни я не собираюсь.

— И пожалуйста. Можешь не переживать по этому поводу.

— Я ухожу. Но могу, если хочешь, посадить тебя в такси.

— Нет, спасибо, Джез. Как-нибудь обойдусь. Я предпочла бы положиться на настоящего мужчину.

Джез быстро выходит из паба, оказавшись на прохладном осеннем ветру, застегивает пальто на все пуговицы и, не оглядываясь, удаляется по улице.

Ее сожитель. Необходимость сохранить дух команды для блага расследования. Звучит правдоподобно, но все это не истинные причины, а отговорки. Что Кейт, конечно же, понимает не хуже его.

86

Мир нуждается в новом Мессии. Я знаю, что немцы утверждали то же самое в конце существования Веймарской республики и получили Гитлера, но это частный случай, да и сравнение сугубо мирское. В наши дни мир нуждается в Мессии, как нуждался в Иисусе Христе две тысячи лет тому назад. Мир нуждается в Спасителе. Миру необходимо, чтобы кто-то взял на себя все страдания, всю боль и избавил человечество от прежних обязательств, чтобы оно могло начать свою историю заново. Ибо нынешний мир прогнил. Оглянитесь вокруг, присмотритесь к происходящему и попробуйте сказать, что он не прогнил. Он прогнил до сердцевины.

У нас больше нет морали. У нас полностью отсутствует представление о ценности добродетели. В восьмидесятые в душах господствовал бесстыдный, алчный материализм, но когда наступил спад и эти идеи оказались выброшенными на свалку, мы остались ни с чем. Без идеалов, без вождей, без ориентиров. Остались в моральном вакууме. Как можно этого не видеть? Мы выбираем политиков, а они лишь набивают свои карманы и затевают мелкие партийные склоки. Западные транснациональные компании стали более богатыми и могущественными, чем половина суверенных стран мира, и при этом они не подотчетны никому, кроме крохотной кучки влиятельных богатеев. Они насилуют третий мир ради сверхприбылей, насаждая повсюду свой грабительский капитализм, так, что этим странам, одна за другой, приходится перенимать наши наихудшие порядки, просто для того, чтобы выжить. Посмотрите на Россию, Китай или Бразилию — все идут по тому же пути, что и Запад, где богатые становятся богаче, а бедные беднее.

Вот откуда берется преступность. Корни ее в том, что наш дерьмовый мир пробуждает в нас потребности, которые мы не в состоянии удовлетворить. Мы приучаем людей мечтать о недостижимом, а потом удивляемся, если они ради осуществления своих мечтаний прибегают к насилию. Можно сказать, что коммунизм был хорошей идеологией, потому что культивировал такие цели — быть образцовым рабочим или крестьянином, — которые были достижимы. Советский Союз основывался на серпе и молоте. Основа нашего мира — это шикарное авто и крашеная блондинка. Быть лучше означает быть богаче, успешнее. Это под силу далеко не каждому, вот многие и пытаются поправить свои дела за счет ближнего. Преступность, насилие и наркотики — к этому приходит одно потерянное поколение за другим. Мир производит достаточно пищи, чтобы накормить все население Земли. Но треть человечества голодает. И знаете почему? Да потому, что всем на это наплевать! Тех немногих неравнодушных, которые устраивают кампании в защиту окружающей среды или идут в церковь, чтобы помогать бедным, подвергают осмеянию, объявляя придурками или ханжами. Ну а все прочие пребывают в полной апатии, замкнувшись в своем мирке.

Так вот, я как раз тот, кто не намерен с этим мириться и собирается что-то предпринять. Я тот, кто устроит все по-другому.

87

Понедельник, 2 ноября 1998 года

Место для парковки им удается найти только в дальнем конце площадки. Шесть утра, а практически все парковочные места у Биллингсгейта уже заняты автомобилями. Несколько акров кипучей деятельности посреди спящего города.

Индикатор наружной температуры на приборном щитке Реда показывает два градуса по Цельсию, но нужно еще учитывать порывистый ветер. Наступающая зима дает о себе знать.

— Ну пошли, — говорит Джез с заднего сиденья. — Рванем на отлов скверных ребят.

Кейт вылезает из машины, не глядя на него. За сегодняшний день они с Джезом не обменялись и словом. Если Ред и заметил это, то не подал виду.

Пригибаясь из-за ветра, они пересекают автостоянку и направляются к рыбному рынку Биллингсгейт. Высоко над ними, на вершине небоскреба Кэнери Уорф, регулярно вспыхивают голубые авиационные огни. От автостоянки к рынку ведет пролет каменных ступеней, по которым вниз движется непрерывный поток людей с картонными коробками в руках. Они синхронно спускаются по лестнице, а сойдя на площадку, растекаются в разные стороны, к своим машинам.

Ред, Кейт и Джез протискиваются сквозь этот живой конвейер. В то время как большинство горожан еще дремлют в сумраке спален, здесь уже вовсю царят свет и движение. Носильщики в белых халатах суетятся позади тележек, нагруженных коробками с серебристыми лещами и красными снэпперами. Пол под ногами влажный, а рыбный дух так силен, словно этот запах закачивают сюда через вентиляционную систему. По одной из лестниц они поднимаются из торгового зала к опоясывающей его на втором этаже галерее, где располагаются офисы торговцев рыбой. Большинство телефонных номеров на дверях офисов все еще предваряется цифрами «01», кодом Лондона, вышедшим из употребления восемь лет тому назад.

Обойдя галерею, они находят кабинет представителя Сити, на двери которого рельефный герб причудливо сочетается с кодовым замком. Дверь приоткрыта. Ред толкает ее, открывает, и они заходят.

В кабинете за столом сидит низенький мужчина с маслянистыми волосами и желтыми от никотина пальцами. Перед ним, на краю стеклянной пепельницы, балансирует горящая сигарета.

— Чем могу служить?

— Мы ищем управляющего рынком.

— Уже нашли.

— Полиция. Я старший офицер Меткаф, это детективы-инспекторы Клифтон и Бошам.

— Дерек Уэлч. Привет.

— Мы ищем кого-нибудь по имени Эндрю.

Уэлч смотрит на Реда, прищурившись.

— Кого?

— Нам хотелось бы поговорить с кем-нибудь, работающим в этом здании, кого зовут Эндрю.

— Вы знаете его фамилию?

Ред вздыхает.

— Мне кажется, вы меня не поняли. Мы не ищем кого-то конкретно. Мы хотим поговорить здесь со всеми людьми, носящими имя Эндрю. У вас есть система общего оповещения?

— Да.

— Ну что ж, тогда не могли бы вы попросить всех людей по имени Эндрю прийти в ваш кабинет как можно скорее?

— Это срочно?

— Мистер Уэлч, если бы было не срочно, я вряд ли явился бы сюда в столь неподобающий час с двумя моими коллегами, не так ли?

Дерек Уэлч поднимается на ноги, пересекает офис, берет трубку вмонтированного в стену селекторного телефона и нажимает кнопку.

— Пожалуйста, просьба всем сотрудникам по имени Эндрю немедленно прийти в офис управляющего. Повторяю, всем сотрудникам по имени Эндрю срочно явиться в офис управляющего.

Джез выглядывает из офиса и через галерею смотрит на сам рынок. Несколько человек недоуменно переглядываются или поднимают растерянные лица к громкоговорителям. Двое — нет, трое — направляются к различным выходам с рынка. Огромное большинство просто оставляет объявление без внимания. Чтобы до всех дошло, что от них требуется, обращение приходится повторить несколько раз в течение четырех минут, пока наконец в конце пятой в офисе Уэлча не собираются четверо Эндрю. Один молодой — Эндрю Тернер. Двое средних лет — Эндрю Маршалл и Гилдфорд, один пожилой — Эндрю Рутледж. Ничем не примечательные люди — не считая того, что каждый из них может стать мишенью для убийцы. В их одежду въелся запах рыбы.

Ред называет им себя, Джеза и Кейт.

— То, о чем я собираюсь вам сказать, может показаться странным или чем-то вроде дурной шутки. Однако могу вас заверить, что шуткой тут и не пахнет. Вы ведь, надо думать, все слышали о так называемом убийце апостолов?