Вольф Долгий - Только всем миром Страница 15

12

Признаться, давненько не приходилось Чекалину видеть Исаева в таком возбуждении. Даже и для повышенно эмоциональной его натуры это был явный перебор. Он не говорил — рычал. Обрывистые фразы, и в конце каждой — ощутимый восклицательный знак, иногда два и три. А виною всему — Саня Буряк, которого Исаев теперь называл не иначе, как «этот Буряк». Так вот, «этот Буряк», как выяснил в порту Исаев, нагло врал, когда клялся и божился, что той ночью, во время своей вахты, ни на миг не отлучался с судна — дескать, даже если б и захотел — невозможно это было, физически невозможно, потому как «Геркулес» (так назывался буксирный катер) всю ночь в работе был, а не у причальной стенки загорал.

— Но ведь шкипер, — напомнил Исаеву Чекалин, — все это подтвердил давеча. Я не путаю?

— Шкипер! — кипел Исаев. — Да ни шиша он не знает!

Во время своего второго за этот день посещения буксира Исаев без особого труда — по вахтенному журналу «Геркулеса» — установил, что буксир в ту ночь не раз стоял у причала, причем однажды именно около ноля часов. Дальше — больше. Буряк, без сомнения, покидал судно в эту стоянку. Притом — тайно; ни шкипер, ни вахтенный штурман об этом не знали, поскольку отпрашиваться у них Буряк не посчитал нужным. Договорился с вахтенным у трапа — Платоновым, корешом своим давним, и был таков. Вернулся, по заверению Платонова, примерно через полчаса.

Факт, что и говорить, крайне любопытный открывался — за всей этой историей. Не то даже занозило Чекалина, что Буряк куда-то отлучался с судна, а вот — почему он так усиленно скрывает это? Какая такая нужда в том? Судя по всему, не тот парень Саня Буряк, чтобы испугаться какого-то там нарушения дисциплины, не признаться в эдаком пустяке: наверняка ведь обыденное для него дело. Тогда что же?

Комбинация фактов, затейливое их сцепление были не в пользу Буряка. Это надо же так идеально сойтись всем шестеренкам, чтобы отлучка с буксира, которую Буряк к тому же норовит скрыть, совпала — и по времени, и по месту — с убийством таксиста! Но что-то все- таки не устраивало Чекалина в этом фантастическом пасьянсе, в отличие от Исаева, которого, кажется, уже ничто не смущало. Собственно, именно дьявольские эти совпадения и настораживали: болван, спьяна хваставший будто бы совершенным им убийством таксиста, работает в порту; убийца, вероятно, сел в такси около порта; примерно в то время, когда совершено убийство, Буряк отлучается с судна, а затем именно это обстоятельство скрывает. Такой вот букет. Чекалин даже и в детективах терпеть не мог такого рода совпадений, полагая, что обилие их идет от неопытности автора. Реальность, по долгому уже своему опыту знал он, не столь щедра на подобные подарки.

Саню Буряка доставили в райотдел довольно скоро. По счастью, он еще не ушел от Леночки с Липовой аллеи, отсыпался там. Везли его хоть и без конвоя, но все же в милицейской машине. Должно быть, этот факт произвел на него надлежащее впечатление: был он заметно встревожен, оттого и суетлив не в меру. Увидев Исаева, заюлил, осклабился:

— Вот и я, товарищ майор. Явился — не запылился.

Да, подумал, приглядываясь к нему, Чекалин, именно

что Саня; не Александр, и даже не Саша, не Шура — Саня. Что-то такое в лице — тютелька в тютельку Саня. Лицо, в общем-то, доброе: скуластый, губастый, носастый. Легко представить, как губошлепил свои угрозы таксисту. Скорее смешно, чем страшно. Таксист Пономарев чересчур, пожалуй, всерьез отнесся тогда к его устрашающим словам…

— Я, Саня, недоволен тобой, — с ноткой обиды в голосе говорил Исаев. — Не люблю, понимаешь, когда меня обманывают.

Буряк с обеспокоенностью посмотрел на него, потом перевел быстрый взгляд на Еланцева и Чекалина, сидевших чуть в стороне, точно надеялся по их лицам угадать, в чем тут дело. Угадал не угадал — сие неведомо. Про говорил вроде бы и серьезно, но тоже немного и скоморошествуя, пожалуй:

— Я? Чтоб обманывать?! Да ни в жисть!

— Все, что ты мне утром говорил, — вранье.

— Где вранье, где? — всполошился Буряк. — Какое вранье?

— Самое обыкновенное, — вдумчиво разъяснил ему Исаев. — Бессовестное.

— Да нет, товарищ майор! Это вы зря! Чтобы Санька Буряк! Да что я, враг себе, что ли?

— Выходит, что враг, — отрубил Исаев. — Так как — отлучался ночью с буксира или не отлучался?

Пауза была внушительная — добрую минуту. Наконец Буряк воскликнул со смертной тоской:

— Вот же невезуха!

— Так мы вас слушаем, Буряк, — с подчеркнутой официальностью сказал Исаев. — Все как есть: когда отлучались с судна, зачем?

Санина история, если верить ему, была до смешного незатейлива. Стояли у стенки причала, захотелось выпить. Вахтенный у трапа — дружок, вмиг понял родную душу — отпустил на свой страх и риск. С водкой тоже особых проблем не предвиделось: девицы, в ожидании щедрых кавалеров, не прочь спекульнуть ею, у таксистов частенько бывает она, но больше всего надежда была на Женьку Калымыча, который чуть не еженощно, как на службу, подъезжал к порту на белом своем «жигуленке» и бойко торговал водкой. Но в ту ночь Сане как раз не повезло: Калымыч — окончательно совесть потерял! — за бутылку не обычный червонец требовал, а пятнадцать рубликов, таких денег у Сани не было. Он кое-что высказал Калымычу на сей счет, тот, в свою очередь, в долгу не остался. Девицы на глаза Сане не попадались, «тачек» с зеленым глазом тоже на стоянке не было — Саня и вернулся восвояси, злой и трезвый. Вся отлучка будто бы с полчаса заняла, не больше.

— Это все? — спросил Исаев, когда Саня Буряк умолк.

— Все.

— Ты и утром чистосердечно все врал мне.

— Сейчас другое дело.

— Почему же — другое?

Этого Буряк и сам, верно, объяснить толком не мог, поэтому ограничился лишь тем, что пожал плечами.

— Послушайте, Буряк, — сказал Еланцев, — странная штука получается. В районе порта убит таксист. Около ноля часов, как раз в то время, когда вы отлучались с судна и выходили за пределы порта. А наутро вы говорите таксисту Пономареву, что одного таксиста уже убили ночью, могу, мол, и тебя в случае чего…

— Да болтал я, товарищ, болтал. Чего с пьяных глаз не наговоришь!

— Допустим. Но в таком случае непонятно, почему вы скрывали тот факт, что ночью покидали свое судно. Ведь если вы просто болтали, то не могли знать, что ночью убит таксист, и именно у порта. Смотрите, как нескладно выходит. Мне кажется, что только человеку, знавшему про убийство, был резон утаивать о своем ночном походе за пределы порта. Так ведь?

Тут в Буряке что-то переменилось. Был увалень увальнем, оболтус к тому же, — куда все девалось! Стал вдруг собранный, цепкий, колючий…

— Это по-вашему так! — дерзко выкрикнул он. — По-вашему! А по-моему — все не так было!

— Ну и как же по-вашему?

— Очень просто! Я ведь самовольно с буксира ушел. Вот и скрывал. Кому охота под выговорешник попасть? А то и вовсе с судна попрут! Дальше смотрите: сколько я в этой самоволке был? С полчаса пусть. А до проходной от двадцать первого причала минут десять ходу. Плюс обратно столько же. Да пока с Калымычем ма- терно величали друг дружку… Когда ж тут и убивать было?

— Прежде всего — еще неизвестно, сколько времени вы действительно отсутствовали.

— Спросите у Валеры Платонова, он вахтенным был.

— А вдруг он не запомнил? Или, того хуже, вы сговорились?

Буряк зло сощурил глаза:

— Ну, дела… — Добавил с горьким смешком: — Вот же влип Санька Буряк! — Неожиданно спросил: — А правду говорят, что это вы должны вину доказать, а не тот, на кого вы думаете?

— Сущая правда, — сказал Исаев. — Презумпция невиновности называется.

Повеселел Санька Буряк:

— Вот и хорошо, вот и доказывайте! А я если захочу, то и помогу вам!

— Ты уж не оставь нас своими милостями, — улыбнулся Исаев. — Помоги, Христа ради.

— А что? Если с Санькой Буряком по-хорошему, то и он по-хорошему может. Посмотрите вахтенный журнал. Когда причалились, когда отошли от стенки — там все написано.

— И что, вы полагаете, мы там прочтем? — спросил Еланцев.

— То, что ночью, около ноля часов, «Геркулес» стоял на приколе минут сорок. Только я прибежал — отвалили. Потому я и вернулся по-быстрому — таксистов с водкой уже не было времени искать. — От этих своих таких успокоительных слов Буряк ощутимо воспрянул духом; разговорился — не остановить. — А то — вон какую бочку на меня катанули! Хоть стой, хоть падай. Нет, не такой Санька Буряк человек, чтобы людей убивать. Насчет выпить да погулять — это я могу. Спец, можно сказать. Тут, — рассыпался смешком, — дурнее меня тут на всем свете не найти. А людей трогать — извините-подвиньтесь, нет, не приучен. Что я — мафиози какой, что ли?

— Веселый ты человек, Саня Буряк, — сказал Исаев. — Раз, два — и в «дамках». А нам еще ой сколько попотеть придется, чтобы тебя от грязи отмыть — если не виноват… Кто такой Калымыч?