Фридрих Незнанский - Вспомнить себя Страница 23

После ухода Турецкого Липняковский вопросительно посмотрел на Плетнева, потом на Слонютину и словно опомнился.

— Да, ну, конечно, сейчас я передам вам все материалы, касающиеся программы компьютеризации, и предоставлю возможность ознакомиться с ними в соседнем кабинете. Там тоже есть кондиционер, — поторопился он добавить, вытирая промокшим уже носовым платком свой лоб и имея в виду надвигающуюся дневную жару. — А Антон Владимирович вам поможет, объяснит, если что, он в курсе. Поможете, Антон Владимирович?

— Разумеется, — ответил Плетнев. — Чем могу…

По губам Милы скользнула снисходительная усмешка, будто она наперед знала, чем закончится плетневская «помощь».

Телефонный звонок оторвал Липняковского. Он с неохотой взял трубку.

— Кто? Дежурный? Какой еще? Ах, опять ты, Сидор?.. Кто пришла?.. Василиса Захаровна? Фамилия как? Коптева? Не знаю такой. А чего надо?.. Чего, к Рогаткину? Ну и пусть идет к Рогаткину, я-то при чем?.. А где он?.. Надолго?.. Ну, ладно, пропусти, вот, не было печали… Эй, Сидор, сейчас москвич подойдет, отдай ему ключи от десятого. Мое распоряжение, понял? Исполняй. Вы идите, пожалуйста. Антон Владимирович, ключи от десятого возьмите на вахте, я, вы слышали, распорядился. А материалы сейчас достану, они в сейфе… Тут какая-то посетительница, у нее срочное дело к прокурору, но тот отъехал… Словом, письмо какое-то о пропавшем человеке.

Плетнев усмехнулся:

— Так, может, это по поводу Турецкого? Которого кто-то все еще продолжает искать? Мы ж с вами дали отбой! Ну, ментовка!.. Пойдемте, Мила.

В коридоре они встретились с пухленькой и довольно симпатичной женщиной средних лет, типичной такой южной казачкой — с крупными бедрами, узкой талией и черной косой, уложенной короной вокруг темени. Она шла по коридору, держа в руках большую хозяйственную сумку, и, шевеля губами, читала номера кабинетов.

— Вы не к Липняковскому? — улыбаясь, спросил Плетнев.

Она с некоторым опасением взглянула на Антона, потом на бумажку в руке, где была, видимо, записана фамилия, и кивнула.

— Вон его кабинет, входите не стучась, он ждет вас… А вы, простите, не по делу Турецкого?

Она почему-то испуганно посмотрела на рослого Антона и отрицательно покачала головой:

— Я не знаю никаких турецких… не видела…

— А-а, ну, понятно, проходите, — Плетнев хмыкнул и взглянул на Милу, наблюдавшую без всякого интереса за разговором. — Сейчас она ему объяснит!.. Ладно, подожди чуток, я сейчас ключ возьму, — и он в два прыжка, по-мальчишески, преодолел лестничный пролет.

А женщина вошла в кабинет без стука, как ей велел тот рослый мужик, и, щурясь, вперилась в бумажку:

— Липни… ляпни…

— Липняковский, — с раздражением перебил ее следователь, который терпеть не мог, когда его фамилию произносили неправильно. А это знали в прокуратуре многие и, желая подшутить над Витольдом, нередко называли его фамилию неправильно: то Ляпниковским, то Люпни…, даже Лопни… и так далее. И подслушивали под дверью, как испуганно приносил извинения посетитель. Ну, шуточки местного значения. Ничего зловредного в них не было, просто смеялись.

— Что у вас к Рогаткину? — строго спросил он у женщины, но, посмотрев на ее испуганный вид, смягчился и пригласил: — Садитесь. То есть присаживайтесь.

Почему поправился? Ведь не уголовница какая-то перед ним, а очень даже смазливая, если приглядеться, бабенка. «Ох, жарко… — подумал он, живот его заколыхался, и Витольд поймал вдруг себя на игривой мысли: — С такой бы, да зимой, когда норд-ост беснуется, вот бы и печка не пригодилась…»

Между тем женщина зачем-то подозрительно огляделась, потом нагнулась над своей хозяйственной сумкой, которую поставила на пол, у ног, и стала в ней рыться. Достала большой заклеенный конверт, скорее даже пакет, в которых курьеры по учреждениям депеши развозят. Протянула и положила на стол перед следователем. И тут же поднялась, взявши сумку.

— Ну, тогда я пойду?

— Погодите… как вас? Василиса Захаровна, — вспомнил Липняковский. — Дайте хоть в конверт заглянуть. А может, там пластиковая бомба? — пошутил он, и женщина с опаской отодвинулась от него.

— Да вы что такое говорите-то? — сердито спросила она. — Хороший, интеллигентный мужчина. Можно сказать, самостоятельный, не жадный…

— Это вы обо мне? — изумился Липняковский.

— Да вы чего?! Я ж вас и не знаю. Я про своего постояльца. Про Колю-Николая… Как уезжал, велел три дня ждать, а после к вашему главному отнесть. А про вас я и не знаю.

— А он вам кто? — спросил следователь, разглядывая плотный конверт, в котором лежало что-то твердое. — Родня? Знакомый?

— Да нет, жилец. Ну… — она вроде бы немного смутилась, потому что знала наверняка, что в прокуратуре надо говорить только правду, а иначе тебя посадят и засудят. — Постоялец. Приезжал, ночевал иногда, а так вел себя прилично.

— Николай, говорите, звали его? А фамилию не запомнили?

— Чего ж не запомнила? Евсеев, Николай Егорович.

— Как?! — в буквальном смысле подскочил на стуле, словно ужаленный, следователь. — Евсеев, вы сказали?!

— Да, — пролепетала вконец перепуганная женщина, у которой в голове только одна мысль и вертелась теперь: зря послушалась Колю, не надо было ходить сюда, ох не надо! И что ж теперь будет?..

Липняковский потому так отреагировал, что среди фальшивых документов, обнаруженных в сумке Фролова, были паспорта на фамилии и Курченкова, и Евсеева. Вот оно, значит, что!

— Садитесь, Василиса Захаровна, — стал он успокаивать растерянную женщину. — И ничего не бойтесь. К вам у нас никаких претензий нет, ну, разве пара вопросов, если не возражаете?

— Дак я…

— Вот и хорошо, вот и славненько! — воскликнул он и подумал, что это очень удачно, что и Турецкий, и Плетнев ушли. А то создавалось впечатление, будто это они руководили следствием, а он, «важняк», был как бы сбоку припекой. Вот он и покажет им… Что конкретно, он еще не знал, но крепко теперь рассчитывал на этот конверт.

Мелькнула даже мысль, что это судьба посылает ему весточку, засиделся, мол, в советниках юстиции, пора прикреплять на погоны по второй звездочке, к старшему советнику переходить.

А руки тем временем аккуратно, ножницами, надрезали конверт. Липняковский высыпал на стол его содержимое. Два лазерных диска и две записки, одна, вложенная в другую. Диски отложил в сторону, хотя сердце почему-то екнуло. А первую записку развернул, стал читать.

«Господин Рогаткин! Если этот пакет с моим письмом находится на вашем столе, значит, вы можете уже не искать меня. Женщине, которая передала вам мое послание, я велел отнести его к вам лишь в том случае, если я в течение трех дней не дам ей о себе знать. Но раз вы его читаете, значит, все именно так и произошло, как я предположил для себя. И в этой связи я хочу сделать свое последнее заявление.

Меня зовут Иваном Терентьевичем Фроловым, я был майором госбезопасности, сведения обо мне вы без труда найдете в краевом Управлении. В 91-м я был уволен после того, как в Москве провалилась попытка избавиться от бардака и навести наконец порядок в стране. Дальнейшая моя жизнь уже не может представлять для вас интереса. Но в начале этого года я получил предложение от одного из своих тайных работодателей, имевших представление о специфике моей деятельности, и не на словах. Отказаться от предложения значило подписать себе приговор. Я думаю, вы легко поймете, о чем речь, если скажу, что отключение света в городе и его пригородах — дело рук известного Уайта Спайдера, отлично известного всем хакерам мировой паутины, прямую связь с которым, по требованию моего хозяина, обеспечивал именно я. Не уверен, что удачная операция, проведенная нами, сыграет какую-либо роль в дальнейшей компьютеризации энергетики края, но то, что мы ловко, а главное, четко провели ее в точно просчитанное время, в этом вы уже, надеюсь, не сомневаетесь.

Мой хозяин повел себя нечестно. Поэтому, собственно, вы и читаете это мое письмо. И теперь я собираюсь назвать вам имя заказчика. Его я вычислил сам, хотя ни разу не видел его, но я записал все наши телефонные переговоры с ним, а также его выступления в эфире. Голосовая экспертиза без особого труда установит идентичность. А я вынужден уйти, потому что чувствую, что на меня объявлена охота, как на всякого свидетеля, который слишком много знает. Этого человека зовут Григорием Алексеевичем Переверзиным, он частый гость нашего города, крупный бизнесмен, владеющий одной из крупнейших в стране компьютерных компаний, находящейся в Москве. Для чего ему понадобилась эта акция, вы легко поймете, если прослушаете его выступление по телевидению. Оно мной тоже записано.

Вот и все. Прощайте. Иван Фролов, бывший старший оперуполномоченный Комитета государственной безопасности Советского Союза».

На второй записке был совсем короткий текст: